– Откуда вы знали? – задыхаясь, спросил Майкл. – Откуда вы знали, что они побегут, стоит нам атаковать их?
– В играх, подобных этой, трудно оставаться в живых две тысячи лет, если вы не обладаете рефлексами хищника, – объяснил я. – А любой хищник на свете одинаково реагирует на громкий звук, яркую вспышку или внезапное нападение. Он спешит убраться оттуда к чертовой матери. Это сильнее их. Чертовски трудно отделаться от привычки, если ей две тысячи лет.
Саня спокойно прикончил еще одну тварь.
Я пожал плечами:
– Никодимус и компашка были уверены, что все пойдет именно так, как они рассчитали, а когда все обернулось по-другому, они всполошились. Поэтому монетоголовые удрали. – Я поджал губы. – Разумеется, они скоро вернутся. В очень раздраженном состоянии. Как дела, Марконе?
– Дрезден, – произнес Марконе таким тоном, словно мы случайно встретились напротив знакомой кофейни. Голос у него звучал немного устало, но спокойно. С учетом обстоятельств это лишний раз демонстрировало характер короля криминального Чикаго. – Вы можете помочь девочке?
Черт. Чтоб его. Наверное, больше всего я ненавижу в Марконе именно это. Время от времени он говорит или делает что-то такое, из-за чего я не могу приклеить на него ярлык «преступный подонок» и спокойно убрать его куда-нибудь в шкаф. Я испепелил его взглядом. Он ответил мне слабой, понимающей улыбкой. Я выругался про себя и принялся изучать устройство круга, пока Саня разбирался с последней из сторожевых тварей.
– В жизни не видел ничего подобного, – тихо признался Майкл.
Я мог его понять. Даже на мой профессиональный взгляд круг вышел впечатляющим. Он сплетался из множества светящихся линий и завитков, а это всегда смотрится потрясающе, особенно ночью. Золото, серебро и драгоценные камни тоже не портили впечатления. Светомузыка в исполнении колокольчиков и кристаллов придавала этому зрелищу гротескную фантастичность, которая выгодно оттеняла магическую символику.
– Работа высший класс, – также тихо пробормотал я. – Мне еще лет сто или двести не дорасти до такого уровня мастерства. И точность потрясающая. Стоило бы какой-то мельчайшей детали сесть на долю дюйма мимо положенного места, и вся эта штука взлетела бы на воздух. С такой-то мощностью… Любая ошибка могла привести к тому, что на месте этого холма остался бы кратер. Только долбаный гений мог собрать и запустить такое, Майкл.
Я поднял посох.
– К счастью, – продолжал я, взяв его обеими руками и замахиваясь, – чтобы взломать его, достаточно одной обезьяны с большой палкой.
Посох с силой опустился на ближний от меня кристалл хрусталя. Кристалл разлетелся на мелкие осколки, и свечение, окутывавшее круг, дрогнуло и начало меркнуть.
Я двинулся по кругу, сокрушая все направо и налево своим посохом. Это оказывало на меня прямо-таки терапевтическое воздействие. Одному богу известно, сколько раз нехорошие парни уничтожали плоды человеческого труда, оставляя людей без домов, любимых, самой жизни. Приятно было вернуть им хотя бы часть этого долга. Я громил кристаллы, преломлявшие свет в клетку для плененного Архива. Я корежил и отшвыривал в сторону камертоны, превращавшие звук в невидимые цепи. Я разносил к чертовой матери все хитроумные приспособления, лишавшие жертву свободы, – слоновьи бивни с вырезанными на них рунами, самоцветы с магическими иероглифами, золотые пластины с колдовскими символами.
Не знаю, в какой именно момент я начал орать. Где-то в разгар процесса разрушения мне пришло в голову, что эти гады, взяв магию, энергию жизни и созидания, извратили ее, превратив в нечто постыдное и отвратительное. Они использовали ее в качестве орудия заключения и пыток, порабощения и уничтожения. Хуже того, они обратили магию против Архива, против хранителя знаний – и, что еще хуже, против ребенка.
Я не останавливался, пока не разгромил всю их роскошную, тщательно продуманную, элегантную камеру пыток, пока не пробил посохом последний, гладкий золотой круг, служивший основой конструкции, окончательно сломав заклятие.
Удерживавшая пленницу энергия с яростным ревом вырвалась в воздух, и на мгновение над развалинами маяка вырос столб зловещего фиолетового света. На долю секунды мне показалось, что я вижу в нем отчаянно дергающиеся и вертящиеся лица, но потом свет померк, и Ива безвольно повалилась на землю – просто маленькая обнаженная девочка, избитая, исцарапанная и полуживая от холода.
Майкл уже оказался рядом, срывая с плеч свой плащ. Я взял его и завернул в него Иву. Она протестующе всхлипнула раз или два, но почти бессознательно. Я поднял ее на руки и прижал к себе, пытаясь дополнительно укутать полами своего плаща.
Я поднял взгляд и увидел, что Марконе пристально смотрит на меня. Саня освободил его, перерубив веревки, и отдал ему свой рыцарский плащ, так что теперь тот съежился, защищаясь от дождя, с зажатой в замерзших пальцах химической грелкой. Ростом он лишь ненамного выше среднего, и сложение тоже не слишком богатырское, поэтому Санин плащ укрыл его как одеяло.
– С ней все будет в порядке? – спросил Марконе.
– Обязательно, – убежденно ответил я. – Обязательно, черт подери, будет в порядке.
– Ложись! – крикнул Саня.
Пули высекли снопы искр, ударившись о камни маяка, и десятком обезумевших пчел заметались между стенами. Все залегли. Я как мог постарался прикрыть Иву заговоренным плащом и своим телом от шальной пули. Саня высунулся на секунду из-за камня, дал пару ответных очередей и поспешно нырнул обратно. Интенсивность огня с улицы росла с каждой секундой.
– Они подтягивают подкрепления с берега, – сообщил Саня. – И вооружение у тех потяжелее.
Марконе огляделся по сторонам в руинах маяка.
– Если у кого-нибудь из них есть гранаты, спасательная операция завершится очень быстро.
Саня снова высунулся и выпустил еще пару очередей. На этот раз он едва успел укрыться, как ответная очередь раскрошила камень в том месте, где только что находилась его голова. Он выругался себе под нос и сменил опустевший рожок автомата на свежий.
Совершенно неожиданно неприятельский огонь прекратился. Секунд двадцать или тридцать на вершине холма царила тишина. Потом до нас донесся полный злобы голос Никодимуса.
– Дрезден!
– Чего нужно? – откликнулся я.
– Я намерен дать вам еще один шанс выйти отсюда живым. Отдайте мне девчонку. Отдайте мне монеты. Отдайте мне меч. Сделайте это, и я позволю вам уйти живым и невредимым.
– Ха! – бросил я в ответ; надеюсь, это прозвучало увереннее, чем я себя чувствовал в тот конкретный момент. – А если я просто уйду отсюда?
– В Небывальщину? – поинтересовался Никодимус. – С того места, где вы находитесь? На вашем месте я бы лучше попросил вашего русского пустить вам пулю в голову. Я-то знаю, кто живет с той стороны.
Учитывая, что место для круга они выбрали именно из-за наличия здесь мощного источника темной энергии, я без особого труда поверил, что он связан с некоторыми весьма неприятными местами Небывальщины. Все говорило в пользу того, что – по крайней мере, по этому вопросу – Никодимус не блефует.
– Откуда мне знать, не убьете ли вы меня тотчас же, как получите все, что хотели? – прокричал я в темноту.
– Гарри! – прошипел Майкл.
Я шикнул на него.
– Нам обоим известно, чего стоит мое слово, – сухим тоном заметил Никодимус. – Право же, Дрезден. Если мы не можем доверять друг другу, к чему все эти разговоры?
Хи-хи. К тому, чтобы выиграть время в ожидании того, что и составляло вторую причину, ради чего я использовал «Метеоры». Вот к чему.
Две двухсотпятидесятифутовые огненные струи временно ослепили наших врагов, это так.
Но они сделали и кое-что другое.
На мгновение Марконе склонил голову набок, прислушиваясь.
– Скажите, – произнес он неуверенно. – Мне одному слышатся… скрипки?
– Ага! – вскричал я и вскинул кулак. – Агагагага! Вы когда-нибудь слышали что-нибудь столь энергичное и помпезное?
Низкие, звучные валторны добавились к струнным, эхом разносясь по вершине холма.
– Что это? – пробормотал Саня.
– Это Вагнер, детка! – прокричал я. – Это Вагнер!
Не верьте тому, кто говорит, будто Несущая Смерть не умеет обставить выход.
Мисс Гард вела списанный армейский «ирокез» с восточной стороны острова. Лыжи вертолета едва не цепляли за вершины деревьев, а из подвешенных к днищу машины динамиков грохотал «Полет валькирий». Несмотря на ветер, мокрый снег и прочую подобную мерзость, она мастерски вывела вертолет на цель, ориентируясь только по вспышке «Метеоров». Я же говорил, что ночью эти штуки видно за много миль? Зависнув над вершиной, «ирокез» развернулся к нам бортом; звук из динамиков сдувал снег с древесных верхушек не менее эффективно, чем поток воздуха от винтов.
Боковая дверь вертолета была сдвинута назад, и в проеме сидел мистер Хендрикс собственной персоной, наполовину скрытый от взгляда привинченным к полу шестиствольным пулеметом Гатлинга – совершенно противозаконным, разумеется.
Впрочем, полагаю, в этом и состоит главное преимущество сотрудничества с криминальными элементами. Им на подобные ограничения просто наплевать.
Стволы «гатлинга» повернулись, и из них вырвался язык пламени. В земле перед стволом возникла длинная траншея, а в воздух полетели снег и комки почвы. Я рискнул высунуть голову из-за стены и увидел людей в черном, разбегавшихся в поисках укрытия, пока шквал свинца полосовал вершину холма.
– Карета подана, – объявил я. – Пошли!
Первым шел Саня, отстреливая тех, кто еще не залег в попытке укрыться от огня с вертолета. Несколько человек из Никодимусова воинства оказались безумнее прочих и попытались напасть на наш маленький отряд. Если кто не знает, изначально шестиствольный пулемет проектировался для стрельбы по самолетам. То, что остается после попадания из него по человеку, опознанию практически не поддается.
Места для приземления вертолета на вершине не было, но с противоположного борта размотался трос спасательной лебедки и повис, почти достигая земли. Я задрал голову и увидел Люччо с пультом лебедки в руке. Лицо ее было бледно, но глаза возбужденно сияли. Именно с ее помощью Гард вывела вертолет в точку ожидания сигнала: я дал Анастасии пару моих волос для поискового заклятия, и она следила за моим перемещением с момента нашей встречи с Розанной у церкви.