Баттерс покачал головой:
– Вы – редкая разновидность психа, приятель.
– Спасибо за комплимент.
Он начал протирать инструменты, которыми пользовался при своей импровизированной операции.
– Ладно. Как ваши головные боли?
Последние несколько месяцев меня и впрямь преследовали приступы мигрени, раз от разу все более мучительные.
– Нормально, – соврал я.
– Ну ладно, – хмыкнул Баттерс. – Право же, мне хотелось бы, чтобы вы еще раз попробовали МРТ.
Чародеи и техника неважно сосуществуют вместе, и магнитно-резонансные томографы не составляют исключения.
– Одно крещение в пене огнетушителя в год – вот мой лимит, – сказал я.
– Но это может происходить по какой-то серьезной причине, – возразил Баттерс. – Мало ли что могло случиться у вас с головой или шеей… рисковать этим нельзя. Слишком важную роль для организма они играют.
– Боли уже полегче, – сделал еще одну попытку соврать я.
– Вздор, – отмахнулся Баттерс, не сводя с меня пристального взгляда. – У вас ведь и сейчас болит голова?
Я перевел взгляд с Баттерса на безжизненное тело Моргана.
– Да, – сказал я. – Как раз сейчас, черт ее подери, болит.
Глава 2
Морган спал. Внешность его мало изменилась с тех пор, как я увидел его в первый раз: высокий, с мощной мускулатурой и вытянутым, костлявым лицом, какое всегда ассоциировалось у меня с религиозным аскетизмом, а еще такие бывают у полусумасшедших творческих типов. В каштановых волосах мелькали кое-где седые искры. Обыкновенно аккуратная бородка на сей раз выглядела так, словно ею не занимались уже несколько недель. Еще его отличали обыкновенно стальные глаза и этакое утешительное обаяние бормашины.
Спящий, он казался… старым. Усталым. Лоб на переносице избороздили тревожные морщины, и такие же сбежались к уголкам рта. Руки – крупные, с раздолбанными подушечками пальцев – больше другого выдавали его возраст. Я знал, что ему больше ста лет; для чародея это возраст вступления в зрелость. Обе руки украшали шрамы, этакие граффити, следы насилия. Безымянный палец с мизинцем на правой руке кривились как-то странно – судя по всему, он их ломал, и срастались они без гипса. Глаза его ввалились, кожа вокруг них заметно потемнела. Возможно, Моргана тоже мучили кошмары.
Бояться его, когда он спал, оказалось труднее.
Мыш, мой здоровенный серый пес, встал со своего излюбленного места в кухонной нише и подошел ко мне – двести фунтов молчаливых поддержки и сочувствия. Он серьезно покосился на Моргана и снова поднял взгляд на меня.
– Сделай мне одолжение, – сказал я. – Побудь с ним. Не позволяй ему ходить и вообще делать что-либо этой ногой. Это может его угробить.
Мыш потерся башкой о мое бедро, негромко фыркнул и вразвалочку отправился к кровати. Потоптавшись пару секунд, он улегся на пол, вытянувшись во всю длину, и сразу же уснул.
Я плотно закрыл дверь и, плюхнувшись в кресло у камина, потер виски в попытке рассуждать здраво.
Белый Совет чародеев – правящий орган мировой магии. Стать членом Совета – все равно что получить черный пояс по боевым искусствам; это означает, вы умеете владеть собой и своими магическими способностями, что ваши навыки пользуются уважением среди коллег-чародеев. Совет осуществляет контроль над тем, насколько использование магии его членами соответствует требованиям Семи законов.
И да поможет Бог тому, кто нарушит хотя бы один из них. Вершить правосудие при нарушении законов поручено Стражам, и, как правило, это сводится к неумолимому преследованию, недолгому суду и скорой суровой казни – в тех случаях, конечно, когда обвиняемый не погиб при сопротивлении аресту.
Звучит это все довольно жестоко – да, собственно говоря, так оно и есть, – однако с годами я вынужденно признал, что в подобных мерах имеется необходимость. Черная магия разлагает рассудок, сердце и душу того, кто ею пользуется. Это происходит не мгновенно, не за один раз – этот процесс сродни медленному нагноению или гангрене, но рано или поздно нормальные человеческие боль и сострадание уступают место примитивной жажде силы и власти. Ко времени, когда чародей окончательно поддастся искушению и станет чернокнижником, погибнут – или даже хуже, чем погибнут, – люди. Обязанность Стража – расправляться с чернокнижниками решительно и беспощадно, пока это не привело к еще более трагическим последствиям.
Конечно, обязанности Стражей этим не ограничиваются. Стражи еще и солдаты – вооруженные силы Совета. В нынешней войне с вампирскими коллегиями львиная доля боевых действий легла на плечи Стражей – мужчин и женщин, обладающих способностями к боевой магии. Черт возьми, если уж на то пошло, в большинстве известных мне сражений в самой гуще боя неизменно находился Морган.
Мне тоже довелось повоевать на этой войне, однако единственные, кто работал со мной с удовольствием, были только-только завербованные салаги. Стражи постарше, успевшие повидать слишком много жизней, поломанных неправильным использованием магии, все – с одним-единственным исключением – не любили меня, не доверяли мне и не хотели иметь со мной ничего общего.
В целом это вполне меня устраивало.
События последних нескольких лет заставили Белый Совет понять, что кто-то из его руководства сливает вампирам информацию. Предательство это стоило уже многих жизней, но личность самого информатора так и оставалась пока неизвестной. С учетом того, какую любовь питали ко мне Совет в целом и Стражи в частности, нетрудно догадаться, что жизнь мою никак нельзя назвать скучной – особенно после того, как меня самого завербовали в Корпус. А все война, будь она неладна.
Спрашивается, почему тогда Морган явился именно сюда и обратился за помощью ко мне?
Можете называть меня психом, но подозрительная часть моей натуры немедленно предположила, что Морган специально пытается втянуть меня во что-нибудь такое, что позволило бы Совету снова взять меня за жабры. Черт возьми, несколько лет назад он уже пытался убить меня подобным образом. Однако это предположение плохо согласовывалось с логикой. Если Морган не вступил в конфликт с Советом, укрывательство его не грозило ничем и мне. И потом, его раны красноречивее всяких слов говорили об отсутствии подвоха. Такое не подделаешь.
Он и впрямь попал под раздачу.
Получалось, что, пока я не разберусь хоть немного в том, что происходит, мне нельзя обращаться за помощью ни к кому. Своих коллег по Корпусу Стражей я расспрашивать про Моргана не мог из боязни выдать сам факт нашей с ним встречи. И если на Моргана и впрямь ополчился Совет, любой оказавший ему помощь автоматически становился сообщником преступления, в чем бы оно ни заключалось. В общем, помощи ни от кого ждать не приходилось.
Точнее, почти ни от кого, поправил я себя. Мне не оставалось иного выбора, кроме как обратиться к Баттерсу – собственно, я очень надеялся, что его абсолютная непричастность к сверхъестественному миру даст ему хоть какую-то защиту от возможных последствий его вовлеченности в это дело. Кроме того, Баттерс имел некоторые заслуги перед Белым Советом – с той самой ночи, когда помог мне помешать небольшому, почти семейному ордену некромантов выдвинуть из своих рядов новое божество. Он спас жизнь по меньшей мере одному Стражу – нет, двоим, считая меня, – и, следовательно, опасность грозила ему в меньшей степени, чем любому члену нашего магического сообщества.
Мне, например.
Черт, так бы и помер сейчас, настолько башка болит.
Пока мне не удастся узнать больше о том, что происходит, я не смогу предпринимать никаких осмысленных действий – а задавать вопросы тоже опасно: это привлекает нежелательное внимание. Бросаться с головой в расследование, как в омут, стало бы ошибкой. Значит, мне оставалось только ждать, пока Морган не придет в сознание и не заговорит со мной.
Поэтому я вытянулся на диване в гостиной и, прежде чем думать, сосредоточился на дыхании в попытке унять боль в висках, не дававшую проясниться мыслям. Это получилось у меня так хорошо, что я оставался в таком положении часов шесть – до тех пор, пока на Чикаго не спустились поздние летние сумерки.
Я не уснул. Я просто медитировал. Вам придется поверить мне на слово.
Проснулся я, когда Мыш испустил негромкий утробный звук – не то чтобы лай, но и не рык. Я сел, потом поднялся и направился в спальню, где обнаружил Моргана бодрствующим.
Мыш стоял у кровати, положив тяжелую башку Моргану на грудь. Раненый Страж слабо, но старательно чесал его за ухом. Когда я появился, он бросил в мою сторону быстрый взгляд и сделал попытку сесть.
Мыш осторожно, но неумолимо прижал его обратно к кровати.
Морган испустил тяжелый вздох.
– Я правильно понял, что мне предписан принудительный постельный режим? – прохрипел он.
– Угу, – негромко ответил я. – Вас изрядно измолотили. Врач сказал, наступать на эту ногу в ближайшее время вообще не стоит.
Морган тревожно сощурился:
– Врач?
– Не напрягайтесь. Ничего официального. Есть у меня один знакомый парень.
Морган хмыкнул и облизнул пересохшие губы:
– У вас найдется попить?
Я принес ему воды в бутылочке для спортсменов – с трубочкой. У него хватило ума не протестовать. Он пил воду медленно, маленькими глоточками. Потом перевел дух и поморщился с видом человека, готового, как Муций Сцевола, сунуть руку в огонь.
– Спасиб…
– Ох, да заткнитесь, – буркнул я, поежившись. – Мы же оба не хотим этого разговора.
Может, мне это показалось, но он чуть расслабился. Во всяком случае, кивнул и снова закрыл глаза.
– Погодите засыпать, – сказал я. – Мне еще температуру вам смерить надо. А это не самая простая процедура.
– Клянусь бородой, да, – согласился Морган, открыв глаза.
Я сходил в гостиную и вернулся с градусником – таким старомодным, с ртутным столбиком.
– Вы меня не сдали, – заметил Морган.
– Пока нет, – ответил я. – Я хочу прежде вас выслушать.
Морган кивнул и взял у меня градусник: