– Алерон Лафортье мертв.
Он замолчал и сунул градусник в рот – судя по всему, с целью убить меня, заставив сгорать от любопытства. Я справился, обдумывая все возможные последствия этой новости.
Лафортье входил в Совет Старейшин – семерку самых старых и наиболее могущественных чародеев планеты, руководящий орган Белого Совета и Корпуса Стражей. Мне он запомнился сухощавым, лысым ханжой и говнюком. Не могу утверждать наверняка – я сидел в тот момент с накрытой колпаком головой, – но сильно подозреваю, что из всего Совета он первый голосовал за признание меня виновным и против отсрочки приговора с передачей меня на поруки. Из всех сторонников возглавлявшего Совет Мерлина, принципиально настроенного против меня, Лафортье был самым упертым.
В общем, тот еще прыщ.
А еще охрана у него была такая, какая не снилась подавляющему большинству чародеев мира. Все члены Совета Старейшин мало того что сами являются серьезной угрозой, так еще и охраняют их Стражи как зеницу ока – круглосуточно, перекрывая все лазейки. Попытки покушений на них случались на протяжении нынешней войны с вампирами с завидной регулярностью, и Стражи здорово набили руку по части охраны членов Совета Старейшин.
Отсюда нетрудно сделать кое-какие выводы.
– Действовал кто-то изнутри, – тихо произнес я. – Как и тогда, в Архангельске, когда убили Семёна.
Морган кивнул.
– И обвинили в этом вас?
Морган снова кивнул и осторожно вынул градусник изо рта. Посмотрел, а затем протянул мне. Я взглянул. Тридцать девять с мелочью.
Я встретился с ним взглядом:
– Это вы сделали?
– Нет.
Я хмыкнул. Я ему верил.
– Тогда почему с вами так обошлись?
– Потому что меня нашли стоящим над телом Лафортье с орудием убийства в руках, – ответил он. – А еще обнаружился недавно открытый счет на мое имя, на котором лежало несколько миллионов долларов. И записи телефонных разговоров, подтверждающих, что я регулярно вступал в контакт с известным агентом Красной Коллегии.
Я выразительно изогнул бровь:
– Надо же. И как это они умудрились прийти к такому выводу?
Губы Моргана скривились в кислой улыбке.
– А ваша версия? – спросил я.
– Два дня назад я лег спать. А проснулся в кабинете Лафортье в Эдинбурге – с шишкой на затылке и окровавленным кинжалом в руке. Симмонс с Торсеном ворвались примерно пятнадцать секунд спустя.
– Вас подставили.
– Продуманно.
Я задумчиво присвистнул:
– У вас свидетели есть? Алиби? Иные доказательства невиновности?
– Если бы они были, – покачал головой он, – мне не пришлось бы скрываться от суда. Как только я понял, что кто-то не пожалел усилий для того, чтобы взвалить на меня всю ответственность за убийство, у меня не осталось другого выхода, как… – Он закашлялся, не договорив.
– Как отыскать настоящего убийцу, – докончил я за него фразу.
Потом снова сунул ему питье, и он, несколько раз глотнув воду из трубочки, расслабленно опустил голову на подушку.
Через несколько минут Морган снова поднял на меня усталый взгляд:
– Так вы собираетесь меня сдать?
Я помолчал немного и вздохнул:
– Так было бы гораздо проще.
– Да, – согласился Морган.
– Вы уверены, что вас засудят?
Взгляд его сделался еще более отстраненным, и он кивнул:
– Я такое достаточно часто видел.
– Значит, я мог бы просто ждать сложа руки, пока вас повесят?
– Могли бы.
– Но если я так поступлю, мы не найдем предателя. И – поскольку вместо него казнят вас – ему ничто не помешает продолжать орудовать и дальше. Погибнет еще больше людей, а следующим, кого он подставит…
– …вполне возможно, станете вы, – договорил Морган.
– С моим-то везением? – хмыкнул я. – Никаких «вполне возможно».
На его лице снова проявилась на мгновение невеселая улыбка.
– Вас наверняка ищут с помощью заклятий, – сказал я. – Я так понимаю, вы приняли какие-то меры противодействия; в противном случае Стражи уже ломились бы в дверь.
Он кивнул.
– Как долго заклятия еще будут действовать?
– Сорок восемь часов. Максимум шестьдесят.
Я медленно кивнул, подсчитывая в уме.
– У вас жар. Я достану что-нибудь из лекарств. Будем надеяться, удастся предотвратить ухудшение вашего самочувствия.
Он снова кивнул, и глаза его обессиленно закрылись. Горючее иссякло. С минуту я смотрел на него, потом повернулся и принялся собираться.
– Присмотри за ним, мальчик, – сказал я Мышу.
Пес послушно опустился на пол у кровати.
Сорок восемь часов. У меня оставалось примерно двое суток на то, чтобы найти и изобличить орудовавшего в Белом Совете предателя – чего не удалось никому на протяжении нескольких последних лет. После этого Моргана обнаружат, осудят и казнят, а вместе с ним и его сообщника, вашего доброго знакомого по имени Гарри Дрезден.
Нет стимула лучше, чем крайний срок.
Особенно если он действительно крайний.
Глава 3
Я уселся в свой побитый временем и боевой службой «фольксваген-жук», мой могучий и славный «жучок», и отправился добывать медикаменты.
Собственно, проблема с поисками предателя в Белом Совете не отличалась сложностью: поскольку сделавшаяся достоянием противника информация имела весьма специфический характер, обладать ею мог только очень ограниченный круг членов Совета. Чертовски ограниченный круг – очерченный практически рамками Совета Старейшин, и все они имели безупречную репутацию.
Стоило бы кому угодно бросить любому из этих людей обвинение, и события начали бы разворачиваться стремительно и неотвратимо. В том случае, если пальцем ткнули бы в невиновного, тот отреагировал бы в точности так же, как Морган. Учитывая, насколько слепо правосудие Совета – особенно при наличии таких неприятных вещей, как обличающие улики, – у обвиняемого не осталось бы практически никакого выхода, кроме как сопротивляться.
Одно дело – молодой чародей-недоросль вроде меня, но совсем другое, когда сопротивление оказывает какой-либо тяжеловес из Совета Старейшин. У каждого из них имелись друзья и сторонники, не говоря уже о многовековом опыте и чудовищной магической силе. И если драку затеял бы один из них, это не свелось бы к простому сопротивлению при аресте.
Это означало бы раскол, какого еще не видел Белый Совет.
Это означало бы гражданскую войну.
В сложившихся обстоятельствах я не мог представить себе ничего более катастрофического для Белого Совета. Равновесие сил между сверхъестественными народами – штука хрупкая, нам едва удавалось удерживать позиции в войне с коллегиями вампиров. На данный момент обе стороны переводили дух и восполняли силы, однако вампиры могли возмещать свои потери гораздо быстрее, чем мы. Стоит Совету погрязнуть во внутренних раздорах, этим немедленно воспользуется противник.
Морган имел право бежать. Я достаточно хорошо знал Мерлина и не сомневался, что тот не моргнув глазом отправил бы на смерть невиновного, если бы от этого зависело единство Совета, а что уж говорить о том, на кого указывали улики.
Тем временем настоящий предатель мог довольно потирать руки. Убит еще один член Совета Старейшин, и даже если Совет не взорвется изнутри в ближайшие несколько дней, после казни наиболее опытного и преданного командира Стражей среди чародеев не могут не расцвести пышным цветом паранойя и недоверие. Все, что останется делать предателю, – это повторить процедуру с небольшими вариациями еще несколько раз, и тогда рано или поздно что-нибудь да надломится.
У меня в распоряжении имелась только одна попытка – нужно найти виновного, и следовало сделать это быстро и безошибочно.
Полковник Мустард со свинцовой дубинкой…
Дело оставалось за малым – хоть какой-нибудь зацепкой.
Не дергайся, Гарри, не дергайся.
Мой единокровный брат проживает в дорогой квартире на чикагском Золотом Берегу. Там живет куча всякого народа с большими деньгами. Томас управляет дорогим салоном, и клиенты у него из тех, кому не жалко выложить пару сотен баксов за стрижку и просушку феном. Дела у него, судя по месту проживания, идут неплохо.
Я оставил машину в нескольких кварталах к западу от его дома, где стоимость парковки не так высока, как на Золотом Берегу, одолел остаток пути пешком и позвонил в дверь. Мне не ответили. Я спустился в вестибюль, посмотрел на часы и, скрестив руки на груди, прислонился к стене, намереваясь подождать его возвращения с работы.
Не прошло и нескольких минут, как его машина въехала на стоянку. Свой огромный «хаммер», который мы ухитрились раздолбать почти в хлам, он заменил с иголочки новенькой, до невозможности дорогой тачкой: «ягуаром» с кучей всяких золотых побрякушек. Надо ли говорить, что окраску тот имел ослепительно-белую. Я не трогался с места, ожидая, пока Томас войдет в дом.
Он появился минуту спустя. Росту в нем футов шесть… может, на волосок меньше. Одет он был в темно-синие кожаные штаны и белую шелковую рубаху с широкими рукавами. Черные, как вороново крыло, волосы он отпускает ниже плеч. Еще его отличают серые глаза, зубы, белизне которых позавидовал бы ку-клукс-клан, и лицо, словно сошедшее с обложки модного журнала. Сложение тоже вполне соответствует всему остальному. По сравнению с Томасом все киношные спартанцы кажутся салагами – и без намека на ретушь.
При виде меня он чуть приподнял брови.
– Ар-ри, – произнес он с омерзительно безупречным французским прононсом, которым пользовался на людях. – Добрый вечер, mon ami[3].
Я кивнул:
– Привет. Нужно поговорить.
Его улыбка померкла, стоило ему увидеть мое лицо, и он кивнул в ответ:
– Ну конечно.
Мы поднялись к нему в квартиру. Там, как всегда, все выглядело безукоризненно: дорогая, модная, ультрасовременная мебель, изумительная чистота. Оказавшись внутри, я прислонил посох к дверному косяку и опустился в кресло. Пару секунд я приходил в себя.