В некотором роде это утешало. По крайней мере, чародея, достаточно сильного, чтобы входить в Корпус Стражей, я бы не пропустил. А если меня преследовал смертный, значит Стражи Моргана еще не обнаружили.
Я задрал голову, чтобы посмотреть наверх, и…
Время застыло.
Представьте себе вонь протухшего мяса. Представьте себе слабое, лишенное ритма содрогание изъеденного червями трупа. Добавьте к этому запахи немытого тела и плесени, скрежет гвоздя по грифельной доске, вкус прогоркшего молока, а еще запах перележавших яблок для полноты картины.
А теперь попробуйте представить себе, что все это воспринимается вашими глазами – все, до самой последней, мельчайшей подробности.
Именно это я и увидел – сводящую судорогой желудок, словно вышедшую из кошмарного сна массу, сияющую, как маяк, над одним из нависавших надо мной зданий. Физической формы за этим сгустком я почти не различал – это было все равно что смотреть сквозь слой фекалий. Никаких деталей сквозь окружавшую его завесу абсолютной неправильности – только то, с какой легкостью перемахивало это что-то с одного карниза на другой, не отставая от моего «жучка».
Кто-то закричал – я словно в тумане сообразил, что, похоже, кричу я сам. Машина наткнулась на что-то, протестующе проскрипев покрышками. Ее подбросило, потом она с силой снова шлепнулась об асфальт. Я наехал на бордюр. Я больно ушиб руки об руль, с трудом удержал его и ударил по тормозам. Я продолжал кричать, пытаясь одновременно закрыть Третий Глаз.
Следующее, что дошло до моего сознания, – это раздраженный хор клаксонов.
Я сидел на водительском месте, сжимая руль так, что костяшки пальцев побелели от напряжения. Мотор заглох. Судя по влаге на моих щеках, я, должно быть, плакал – если, конечно, у меня не пошла пена изо рта, что тоже не исключалось.
Звезды и камни, что это за чертова штука такая?
Даже одной вялой мысли хватило, чтобы воскресить в памяти весь этот всепоглощающий ужас. Я дернулся и крепко зажмурился, не выпуская руль. Меня трясло. Не знаю, сколько времени у меня ушло на то, чтобы стряхнуть воспоминание, а когда я открыл глаза, все началось сначала, только громче.
Времени на решение задачи оставалось немного, и я никак не мог допустить, чтобы меня забрали за вождение в нетрезвом состоянии, а именно это неминуемо произойдет, стоит мне попытаться вести машину дальше – если я, конечно, не разобью ее сразу. Я сделал глубокий вдох, усилием воли попытался заставить себя не думать о кошмаре…
И тут же увидел его снова.
Когда я очнулся, у меня болел прикушенный язык, а горло саднило. Меня трясло еще сильнее.
Вести машину я не мог никак – это исключалось. Не в том я состоянии. Одна неправильная мысль – и я в кого-нибудь врежусь. Однако и оставаться на месте я тоже не мог.
Я отогнал «жучок» к тротуару, где он, по крайней мере, не мешал движению. Потом вышел из машины и направился прочь. Городские службы эвакуируют машину через три с половиной миллисекунды, зато меня при этом не арестуют.
Шатаясь, я брел по тротуару. Я очень надеялся на то, что мой преследователь, это жуткое видение, не…
Когда я открыл глаза, я валялся на земле, съежившись калачиком, мышцы сводило болью от сильных судорог. Люди обходили меня стороной, косясь на меня беспокойно или брезгливо. Я ощущал такую жуткую слабость, что даже не знал, смогу ли стоять на ногах.
Мне необходима была помощь.
Я отыскал взглядом табличку с названием улицы и пялился на нее до тех пор, пока мой превратившийся в желе мозг не сообразил, где я нахожусь.
Я поднялся – пришлось опереться на посох, чтобы не упасть, – и поковылял прочь так быстро, как только мог. На ходу я считал простые числа, начиная с единицы, и вкладывал в это занятие столько напряжения, сколько требуется обычно для заклинания.
– Раз, – пробормотал я сквозь стиснутые зубы. – Два. Три. Пять. Семь. Одиннадцать. Тринадцать…
Шатаясь, я брел сквозь ночь, в буквальном смысле слова боясь даже думать о том, что, возможно, следует за мной по пятам.
Глава 5
Досчитав до двух тысяч двухсот тридцати девяти, я добрался до дома Билли и Джорджии.
Жизнь у молодых оборотней поменялась после того, как Билли окончил университет и начал неплохо зарабатывать на должности инженера. Но с маленькой квартирки, в которой они жили в университетские годы, пара не съехала. Джорджия продолжала учебу – она изучала психологию или что-то в этом роде. Они откладывали деньги на собственный дом. Для меня это было к лучшему. Пешком в пригород я бы не дошел.
Дверь мне открыла Джорджия. Высокая, стройная, гибкая, в футболке и длинных свободных шортах, она кажется не столько хорошенькой, сколько симпатичной.
– Господи! – выдохнула Джорджия при виде меня. – Гарри.
– Привет, Джорджия, – произнес я. – Две тысячи двести… э… сорок три. Мне нужна тихая темная комната.
Она изумленно уставилась на меня:
– Что?
– Две тысячи двести пятьдесят один, – серьезно ответил я. – И пошли сигнал братьям-волкам. Они потребуются здесь. Две тысячи двести… э… шестьдесят… семь.
Она отступила от двери, пропуская меня в прихожую.
– Гарри, о чем это ты?
Я вошел.
– Две тысячи двести шестьдесят… не делится на три… шестьдесят девять. Мне нужна темная комната. Тихая. Защищенная.
– За тобой гонятся? – спросила Джорджия.
Не помогла даже математика: стоило Джорджии задать вопрос, а моему мозгу ответить на него, как образ этой штуки вторгся в мое сознание, я рухнул на колени и упал бы ничком, если бы Билли не успел подхватить меня. Роста Билли невысокого, футов пять с полтиной, но сложен как борец-профессионал и движется с легкостью и точностью хищного зверя.
– Темная комната, – прохрипел я. – И вызывайте стаю.
– Билли, быстро, – произнесла Джорджия негромко, но решительно. Она закрыла дверь и заперла ее, потом заложила здоровенным деревянным брусом, явно не входившим в стандартное оснащение. – Неси его в нашу комнату. Я обзвоню наших.
– Ясно, – кивнул Билли.
Он поднял меня, как ребенка, почти не крякнув. По коридору отнес меня в темную спальню, уложил на кровать и закрыл окно изнутри тяжелой стальной створкой. Последнюю тоже явно установили здесь они сами.
– Тебе нужно еще чего-нибудь, Гарри? – спросил он.
– Темноты. Тишины. Потом объясню.
– Хорошо, – вздохнул он, положив руку мне на плечо.
Потом вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
Я остался в темноте наедине со своими мыслями – что и требовалось.
– Поехали, Гарри, – буркнул я себе под нос. – Привыкаем к мысли.
И подумал о той штуке, которую видел своим чародейским Зрением.
Я снова получил сильнейший болезненный удар по своим ощущениям. Но, очнувшись, проделал это еще раз. И еще раз. И еще.
Верно, я увидел нечто кошмарное. Верно, такого кошмара я еще не встречал. Зато навидался много всякого другого.
Я воскресил в памяти и эти воспоминания – такие же острые и отчетливые, как давивший на меня ужас. Я видел посредством магического Зрения хороших людей, заходившихся безумным криком от прикосновения черной магии. Я видел истинную натуру мужчин и женщин, хороших и плохих. Видел, как люди убивают и погибают. Видел Королев фэйри, готовившихся к сражению, собиравших всю свою чудовищную силу…
И будь я проклят, если отступлю перед еще одной жуткой тварью, которая до сих пор не проявила себя ничем – только сигала с крыши на крышу.
– Ну давай, сволочь! – вторил я воспоминанию. – По сравнению с теми, остальными, ты – так, неудачная картинка.
И бил с размаху в это воспоминание, снова и снова, заполняя мысли всеми жуткими и прекрасными вещами, какие видел за свою жизнь, – и, делая это, заставлял себя сосредоточиться на том, как охренительно круто я со всем этим разбирался. Я вспоминал всех тех тварей, с которыми бился и которых победил. Я вспоминал все цитадели кошмара и ужаса, которые взял штурмом, все темные врата, которые разнес в щепки. Я вспоминал лица пленников, которых освободил, и похороны тех, кого не успел спасти. Я вспомнил их голоса и смех, счастье тех, кто воссоединился с близкими, и слезы утрат.
В мире хватает зла. От этого никуда не деться. Но это не значит, что со злом ничего нельзя поделать. Ведь не откажешься ты от жизни только потому, что в ней есть страшное, или потому, что порой тебе бывает больно.
Воспоминание об этой жуткой штуке причиняло адскую боль, но к чему к чему, а к боли я привык давно. Я жил с ней прежде и в дальнейшем не сдамся перед ней. Да и сама эта штука не первая из всех, какие я видел, и наверняка не последняя.
Я не собирался ложиться и помирать просто так.
Идеально отчетливые воспоминания глушили меня словно кувалдой по голове до тех пор, пока я не провалился в черноту.
Когда я снова пришел в себя, я сидел на кровати в позе лотоса. Руки мои покоились на коленях ладонями вверх. Дышал я медленно и ровно, глубоко. Спина распрямилась. Голова пульсировала болью, но не до тошноты.
Я огляделся по сторонам. В комнате царила темнота, но я пробыл здесь достаточно, чтобы глазу хватало света, пробивавшегося из-под двери. Я разглядел свое отражение в зеркале на двери гардероба. Вид у меня сделался спокойный, расслабленный. Я снял плащ и остался в черной футболке с надписью «ПЕРЕ-ФЕКЦИОНИСТ»; маленькие белые буквы читались в зеркале задом наперед. Из ноздрей стекали две тоненькие темные струйки крови, подсыхая на верхней губе. Во рту тоже ощущался медный привкус – возможно, от прикушенного еще там, на улице, языка.
Я снова подумал о своем преследователе, и образ его заставил меня поежиться – и только. Дышал я по-прежнему медленно и ровно.
Вот вам положительная сторона смертной натуры. Как биологический вид мы чертовски хорошо адаптируемся почти ко всему. Разумеется, я не смогу избавиться от воспоминания об этой жуткой твари, равно как и от всех других виденных мною кошмаров – значит, если воспоминание измениться не может, меняться придется мне самому. Я вполне в состоянии привыкнуть к зрелищу подобных страшилок – по крайней мере, до такой степени, чтобы оставаться при этом разумным существом, не превращаясь в вопящий комок. Люди получше меня с таким справлялись.