Мэдлин всхлипнула и обмякла. Томас не отпустил ее – развернув ее по другой дуге, он с размаху опустил ее на журнальный столик между диванами. Она сдавленно охнула и осталась лежать, расфокусированным взглядом уставившись куда-то в потолок. Мой брат повернулся и выдернул у Жюстины из волос палочки для риса, которые девушка использовала в качестве заколок. Серебристо-белые волосы разметались по ее спине.
Двумя резкими, быстрыми движениями он без видимого усилия проткнул палочками запястья Мэдлин, пригвоздив ее к столу, словно бабочку к листу картона.
– Ты, конечно, права, – в голосе его звучала ярость. – Лара не потерпит, чтобы один член семьи убивал другого. Это плохо скажется на имидже Короля. – Он сжал лицо Мэдлин пальцами и притянул к себе так, что пригвожденные к столу руки изогнулись под болезненно неестественным углом. – Я блефовал.
Он оттолкнул ее обратно на стол.
– Верно, – продолжал он. – Ты член семьи. А родственники не убивают друг друга. – Он оглянулся на Жюстину. – Они делятся самым дорогим.
Они с Жюстиной встретились взглядами, и на лице девушки заиграла легкая, очень жесткая улыбка.
– Ты хотела отведать ее, – произнес Томас, сплетя пальцы с обтянутыми перчаткой пальцами Жюстины. – Что ж, Мэдлин, угощайся на здоровье.
Жюстина наклонилась и поцеловала Мэдлин Рейт в лоб. Серебряные волосы закрыли завесой их лица.
Вампир закричала.
Ее вопль потонул в грохоте музыки.
Спустя несколько секунд Жюстина подняла голову и медленно провела волосами по всему телу Мэдлин. Вампир бешено извивалась и орала, но Томас прижимал ее к столу. Везде, где волосы Жюстины скользили по обнаженной плоти, кожа шипела и тлела, в одних местах чернея, а в других вспухая волдырями. Только превратив одну ногу Мэдлин в сплошной ожог, Жюстина оторвалась от нее, и они с Томасом поднялись – одним слитным движением.
Лицо Мэдлин Рейт тоже потемнело от ожогов, а на лбу чернел клеймом отпечаток мягких губ Жюстины. Она лежала на спине, по телу пробегала волнами слабая дрожь. Кричать она больше не могла: задохнулась от боли.
Томас и Жюстина, держась за руки, начали спускаться по лестнице. Я последовал за ними.
Когда они проходили под решеткой приточной вентиляции, поток воздуха сдул прядь волос Жюстины, и они скользнули по руке и груди Томаса. На светлой коже мгновенно вспухли тонкие алые полоски. Томас даже не поморщился.
Я догнал их и протянул Жюстине пару карандашей, которые выудил из кармана плаща. Она кивком поблагодарила меня и поспешно заколола волосы. Пока она приводила в порядок прическу, я оглянулся.
Мэдлин Рейт лежала неподвижно, задыхаясь, – но белые глаза ее горели ненавистью.
Томас выдернул заткнутую за пояс майку, надел ее, а потом снова обнял Жюстину, крепко прижимая к груди.
– Ты в порядке? – спросил он.
Жюстина кивнула, не открывая глаз.
– Позвоню домой, – сказала она. – Лара пришлет за ней кого-нибудь.
– Ты оставляешь ее здесь в таком виде, и это может создать проблемы, – заметил я.
Он пожал плечами:
– Мне не сошло бы с рук ее убийство. Однако и браконьерство в нашей семье не поощряется. – Его взгляд выражал жесткую, горячую решимость. – Жюстина – моя. Показать это Мэдлин – моя святая обязанность. Она это заслужила.
Жюстина прижалась к нему чуть сильнее, и он ответил ей тем же.
Мы двинулись по лестнице дальше. Признаюсь: мне не терпелось покинуть «Зеро».
– И все же, – задумчиво произнес я, – мне как-то неловко оставлять ее вот так. Мне кажется, кто-то из нас перестарался. Мне даже жаль ее немного.
Томас оглянулся на меня, выгнув бровь:
– Жаль?
– Угу. – Я задумчиво поджал губы. – Может, мне не стоило говорить ей про Джессику.
Глава 10
Жаркая летняя ночь показалась нам на десять градусов холоднее и в миллион раз чище по сравнению с воздухом в «Зеро». Томас резко свернул направо, нашел пятачок тени у погасшего фонаря и привалился плечом к стене. Так он постоял, низко склонив голову, минуту или две.
Я ждал. Мне не было нужды спрашивать у моего брата, что случилось. Все, что он обрушил на Мэдлин, стоило ему энергии – той, которую другие вампиры пополняют, кормясь своими жертвами. Так, как это проделала несколько минут назад Мэдлин с тем бедолагой в клубе. Томас вовсе не расстраивался из-за того, что произошло в «Зеро». Он просто проголодался.
Борьба Томаса со своим Голодом носит затяжной и весьма непростой характер. Одержать в ней окончательную победу, скорее всего, невозможно. Однако он не прекращает попыток. Остальные члены семьи Рейт считают его сумасшедшим.
Но я его понимаю.
Придя в себя, он вернулся ко мне; черты лица его сделались холодны и незыблемы, как антарктические горы.
Вдвоем мы направились к стоянке, где он оставил машину.
– Спросить можно? – поинтересовался я.
Он кивнул.
– Белые вампиры получают ожоги, только когда пытаются кормиться тем, кого коснулась истинная любовь.
– Все не так просто, – негромко произнес Томас. – Скорее это зависит от того, как сильно руководит твоими действиями Голод при этом прикосновении.
Я хмыкнул:
– Но ведь при кормежке Голод берет власть.
Томас медленно кивнул.
– Тогда зачем Мэдлин пыталась кормиться Жюстиной? Не могла же она не понимать, что это причинит ей боль?
– По той же причине, по которой это делаю я, – ответил Томас. – Она ничего не может с собой поделать. Это рефлекс.
– Не понимаю, – нахмурился я.
Он молчал так долго, что я решил было, что он не ответит. Но он все-таки заговорил.
– Мы с Жюстиной вместе уже много лет. И она… она много для меня значит. Когда я рядом с ней, я ни о чем другом не могу думать. Только о ней. А когда я до нее дотрагиваюсь, все мое существо требует, чтобы я от нее не отрывался.
– И твой Голод – не исключение, – пробормотал я.
Он кивнул:
– В этом мы сходимся, я и мой демон. Поэтому я не могу коснуться Жюстины без того, чтобы… чтобы не выпустить его поближе к поверхности – ты, наверное, так назвал бы это.
– И он обжигается, – кивнул я.
– Мэдлин – противоположный конец спектра. Она полагает, что может кормиться на ком захочет и когда захочет. Людей она не замечает. Она видит только пищу. Голод управляет ею всецело. – Он горько улыбнулся. – В общем, для нее это рефлекс, как и для меня.
– У тебя все по-другому. Для нее так со всеми. Не только с Жюстиной.
Он пожал плечами:
– Мне плевать на всех остальных. Меня волнует только Жюстина.
– Ты не такой, как все, – повторил я.
Томас повернулся ко мне; лицо его застыло словно лед.
– Заткнись, Гарри.
– Но…
Он понизил голос до хрипа:
– Заткнись. Ну?
Все это немного пугало.
Некоторое время он продолжал пристально смотреть на меня, потом тряхнул головой и медленно выдохнул.
– Сейчас подгоню машину. Подожди здесь.
– Конечно, – кивнул я.
Он удалился от меня бесшумной походкой, сунув руки в карманы и низко опустив голову. Все до единой женщины, мимо которых он проходил, и некоторые мужчины оглядывались на него. Он не обращал на них никакого внимания.
На меня, впрочем, тоже оглядывались, но только потому, что я стоял на тротуаре перед полудюжиной самых престижных ночных заведений Чикаго в разгар жаркой летней ночи, облаченный в длинный кожаный плащ, с покрытым резными рунами посохом в руках. Взгляды, бросаемые на Томаса, говорили «ого!». Взгляды, бросаемые на меня, говорили «ну и ну…».
Что-то мне плохо верится, чтобы в отношении меня это изменилось.
Пока я ждал, мои инстинкты снова забили тревогу. Кто-то опять следил за мной – я ощущал это загривком. Мои инстинкты редко меня подводят, поэтому я не стал отмахиваться от них, а изготовил свой браслет-оберег и медленно, как бы невзначай огляделся по сторонам. Я не заметил никого, но когда мой взгляд скользил по переулку на противоположной стороне улицы, там промелькнуло какое-то мерцание. На мгновение я сосредоточил взгляд на этом месте и разобрал неясную человеческую фигуру.
А потом мерцание разом сменилось очертаниями Анастасии Люччо. Она подняла руку и махнула, подзывая к себе.
Ох.
Я короткими перебежками, вписываясь в интервалы между проезжающими машинами, пересек улицу, и мы отступили на несколько шагов в темный переулок.
– Привет, Стейси, – сказал я.
Она повернулась ко мне, и в одной руке ее, как по волшебству, возникла шпага, а в другой – пистолет. Острие шпаги застыло в угрожающей близости от моего лица, и мне пришлось отдернуть голову. В результате я оступился и привалился спиной к стене.
Анастасия выгнула бровь; губы ее, обычно мягкие и чувственные, сжались в жесткую линию.
– Надеюсь, ты все-таки настоящий Гарри Дрезден, а имя мое сократил таким гадким образом только для того, чтобы проверить, настоящая ли я Анастасия, – она сделала особое ударение на имени, – Люччо.
– Ну… да, Анастасия, – произнес я, стараясь не шевелиться. – Впрочем, я понял, что это действительно ты, по одной твоей реакции.
Она отодвинула острие шпаги от моего горла и опустила пистолет. Напряжение, сковывавшее ее, заметно ослабло; она сделала глубокий вдох и убрала оружие.
– Разумеется, я. Кто же еще?
Я покачал головой:
– Ночь у меня выдалась нелегкая. Со Шкурой-Перевертышем и прочими.
Она выгнула бровь. Анастасия Люччо командует Корпусом Стражей, этакой полицией, или вооруженными силами, Белого Совета. Боевого опыта у нее лет двести, если не больше.
– Приходилось встречаться, – кивнула она и положила руку мне на плечо. – Ты как, в порядке?
Мы крепко обнялись. Я и не подозревал, сколько адреналина выплеснулось мне в кровь, пока не сделал глубокий вдох-выдох и чуть-чуть не расслабился. В моих руках Люччо казалась хрупкой, теплой и сильной одновременно.
– Пока жив, – ответил я. – Я так понимаю, ты выследила меня с помощью заклятия – в том, что я – это я, у тебя, похоже, нет никаких сомнений.