[19]. – Я пожал плечами и, кивнув на маниакальные снимки, добавил: – Дурдом какой-то.
На это Мёрфи только чуть приподняла бровь:
– Напомни-ка мне – сколько мы платим тебе за консультации, Шерлок?
Я поморщился:
– Да-да, конечно… – Немного помолчав, я спросил: – А как их звали?
– Грег и Синди Бардалаки, – ответила Мёрфи.
– Что ж, вроде бы эти три пары самоубийц никак друг с другом не связаны, но сценарии смерти очень похожи. Теперь мы переходим к иррациональному и маниакальному поведению как предвестнику…
Я нахмурился. Просмотрев еще разок снимки, я подошел осмотреть тела.
– Ух ты! – пробормотал я. – Адские погремушки!
Мёрфи выгнула бровь.
– Нигде не видно обручальных колец, – сказал я. – И никаких свадебных фотографий. И…
Наконец-то я углядел среди множества снимков семейную фотографию в рамке. На ней были запечатлены Грег и Синди вместе с парой постарше, а также еще один человек – помоложе.
– О боже, Мёрф! – воскликнул я. – Они не были супружеской парой. Они брат и сестра!
Мёрфи посмотрела на переплетенные тела. Никаких признаков борьбы явно не наблюдалось. Бокалы для шампанского, пустая бутылка игристого, разбросанная одежда…
– Супружеской – нет, – сказала она. – А парой они были.
Мёрфи мое открытие не поразило. Она уже догадалась об этом сама.
– Черт, это-то как раз и объясняет… – сообщил я.
– Объясняет что?
– Да вот эти двое. Они были вместе – и находились в невменяемом состоянии, когда это делали. Есть признаки того, что кто-то вмешался в их разум.
Мёрфи искоса глянула на меня:
– Почему?
Я развел руками:
– Допустим, Грег и Синди столкнулись с плохим парнем Икс. И этот плохой парень Икс проникает в их мозг и вынуждает их дико влюбиться друг в друга и сгорать от страсти. Они не могут совладать с чувствами, которые кажутся абсолютно естественными. Но на каком-то уровне оба осознают: то, что они делают, вовсе не то, чего они на самом деле хотят, и к тому же совершенно ненормально, неправильно. Их искаженное сознание вступает в конфликт с их подсознанием. – Я указал на снимки. – Давление все нарастает и нарастает, наконец они уже не в силах справиться с этим, и – бабах! – Я выстрелил в Мёрфи, изобразив пистолет большим и указательным пальцами.
– Если ты прав, то они не покойники, – заметила Мёрфи. – Они жертвы. Большая разница. Чьих это рук дело?
– Понятия не имею, – сказал я. – А единственное свидетельство, благодаря которому можно было бы подтвердить те или иные догадки, вытекает на пол. Если бы мы обнаружили выжившего, у меня, возможно, получилось бы всмотреться и увидеть что-то, но, поскольку выживших нет, нам предстоит изрядно побегать.
Мёрфи вздохнула и уставилась в пол.
– Два самоубийства по договоренности еще могли бы являться совпадением. Но три – уже перебор, так не бывает. Это больше смахивает на modus operandi[20]. А как насчет вампиров Скави?
Я покачал головой:
– Нет, эти охотятся на одиночек. Такие смерти – не их профиль.
– Значит, ты хочешь сказать, что мы должны найти некий общий знаменатель для всех жертв? Вот черт, могла бы и сама додуматься.
– Вроде того. – Я поморщился и посмотрел на двух других детективов из отдела спецрасследований, находящихся в комнате. Они фотографировали тела, документировали фото на стенах, и все в таком роде.
Судмедэкспертов на месте не наблюдалось. Они не любители терять время на самоубийства эмоционально неуравновешенных людей, как бы неординарно ни выглядели эти события. Такую грязную работенку они валили на ОСР.
Я понизил голос:
– Если кто-то играет в такие игры, влезая в мозг, Совет, может быть, что-то об этом знает. Я попробую разнюхать что-нибудь, начав оттуда. А ты начни отсюда. Будем надеяться, я отработаю свой гонорар, и мы встретимся посередине.
– Идет.
Мёрфи уставилась на тела напряженным, беспокойным взглядом. Она-то знала, каково это – быть жертвой ментальной манипуляции. Я не выказал сочувствия. Она терпеть не могла проявлять слабость, поэтому я не хотел показывать ей, что я что-либо заметил.
Фредди достиг крещендо, возвещая, что любовь должна умереть.
Мёрфи вздохнула:
– Боже милостивый! Вырубите кто-нибудь наконец эту треклятую запись!
– Извини, Гарри, – сказала капитан Люччо. – У нас точно нет орбитальных спутников для обнаружения черной магии.
Я чуток подождал, просто чтобы убедиться, что она договорила. Когда на линии сильный чародей, связь между Чикаго и Эдинбургом то и дело обрывается. Я звонил в Эдинбург, где находится штаб Белого Совета чародеев. Анастасия Люччо, капитан Стражей, моя бывшая подружка, готова была сообщить мне ту информацию, что имелась у Совета касательно чикагских интриг, – то есть ровным счетом ничего.
– Очень плохо, что у нас их нет, а? – сказал я. – А неофициально – есть кто-нибудь, кто может что-то знать?
– Привратник, возможно. У него дар ощущать проблемные зоны. Только его уже несколько недель никто не видел, что абсолютно в порядке вещей. Но если честно, Страж Дрезден, вообще-то, именно вы должны сообщать нам такого рода информацию. – В ее голосе насмешка соседствовала с убийственной серьезностью. – А как по-твоему, что у вас там творится?
– За последние две недели три парочки жутко влюбленных голубков совершили двойное самоубийство, – сказал я. – Последние двое были братом и сестрой. И их поведение в достаточной степени иррационально.
– Ты подозреваешь ментальное вмешательство, – процедила она жестким голосом.
Люччо тоже когда-то была жертвой.
Я горько улыбнулся. Ведь, помимо всего прочего, ее запрограммировали на то, чтобы быть со мной. Очевидно, в последнее время только таким способом кто-то мог назначить мне свидание.
– Вроде бы вполне обоснованное подозрение. Я дам знать, если на что-нибудь наткнусь.
– Ты там поосторожнее, – посоветовала она. – Не впутывайся в опасные ситуации без поддержки. Слишком велики шансы, что тебя могут подставить.
– Вот как? А кто из двоих, ведущих этот разговор, разоблачил парня, копавшегося в чужих мозгах? – заметил я.
– Туше, – признала Люччо. – Но ему это удалось лишь потому, что мы были чересчур самонадеянными. Так или иначе, не лезь на рожон.
– Буду стараться, – пообещал я.
Повисло неловкое молчание, потом Анастасия спросила:
– Как ты, Гарри?
– Весь в делах, – ответил я.
Она уже вроде как извинилась за то, что столь стремительно исчезла из моей личной жизни. Впрочем, она никогда и не намеревалась играть в ней какую-либо роль. Вокруг событий прошлого года бушевало настоящее эмоциональное цунами, и я был не единственным, кто в наибольшей степени от этого пострадал.
– А ты?
– Вся в делах. – Немного помолчав, она продолжила: – Я знаю, что с этим покончено. Но я рада, что мы были вместе. Это делало меня счастливой. Порой мне…
«…Этого не хватает», – мысленно договорил я, ощутив комок в горле.
– Нет ничего плохого в счастье.
– Конечно. Когда оно настоящее. – Голос ее смягчился. – Будь осторожен, Гарри. Пожалуйста.
– Буду, – сказал я.
Я начал искать ответы на свои вопросы у представителей сверхъестественного мира, и в общем-то безрезультатно. У маленького народца абсолютно ничего для меня не оказалось, а ведь обычно на них можно рассчитывать. У них слишком короткая память на подробности, а смерти произошли слишком давно, чтобы я мог услышать от них что-либо, кроме противоречивой и бессвязной болтовни.
Несколько ночей я ментально обшаривал город при помощи модели Чикаго в своем подвале – и не получил ничего, кроме головной боли.
Я обзвонил Паранет, организацию тех, кто наделен весьма скромным магическим даром, а потому зачастую становится жертвой более сильных сверхъестественных существ. Теперь они сотрудничали, делясь информацией, обмениваясь действенными методиками, – словом, компенсировали недостаток магических силенок за счет взаимной поддержки при работе в команде. Они тоже ничего не смогли мне сообщить.
Заглянул я и в паб Макэнелли, центр сверхъестественной общественной жизни, и задал кучу вопросов. Ответов не было ни у кого. Тогда я взялся за свое окружение, начав с тех, кто, по моему мнению, мог в принципе дать какую-то информацию. Я методично проработал весь список, вычеркивая имена, и теперь оставался только выборочный опрос людей на улицах.
Случаются такие дни, когда я не очень-то чувствую себя чародеем. Или детективом. Или детективом-чародеем.
Для обычных частных детективов такие дни в порядке вещей – выслеживать, вынюхивать, выкапывать информацию и в итоге не находить ничегошеньки. У меня такие дни случаются реже, чем у большинства, из-за того что благодаря моим способностям у меня больше возможностей, – но иногда и я терплю неудачу.
А самое поганое, что в ближайшее время могут появиться еще жертвы.
Через четыре дня я выяснил лишь одно: ни о какой черной магии в Чикаго никто не знает. Обнаружились только ее остаточные незначительные следы, не столь сильные, чтобы представлять какую-либо опасность (для такого ничтожного и, по сути, безвредного злого умысла Страж Рамирес придумал термин «тусклая магия»). Имелись также обычные следы тусклой магии, каковую вполне способен неосознанно, под влиянием темных эмоций, творить тот, кто даже не подозревает, что обладает магическим даром.
Другими словами, результат нулевой.
Хорошо хоть у Мёрфи что-то продвинулось.
Иногда упорный труд продуктивнее магии.
Пару лет назад «сатурн» Мёрфи немного подорвался, отчасти по моей вине, и, учитывая ее понижение в должности и прочие неприятности, она лишь через некоторое время сможет позволить себе что-то на четырех колесах, а пока ей приходится довольствоваться ее старым «харлеем». По какой-то причине Мёрфи не захотела использовать мотоцикл во время этого расследования, так что оставалась моя машина, всегда – ладно, почти всегда – надежный «Голубой жучок», старенький «фольксваген-жук», побывавший со мной в тысяче передряг. Ему не раз приходилось несладко, но он решительно рвался к новым битвам, даже если эта битва – всего-навсего движение без особой гонки и на не слишком большое расстояние.