Вот только не надо ничего говорить. Он за это уже поплатился.
Я остановился у белого домика Мёрфи с маленьким розарием и опустил стекло с пассажирской стороны.
– Давай действуй, как эти «Придурки из Хаззарда»[21], – предложил я. – Дверцу заклинило.
Мёрфи глянула на меня с подозрением. Попробовала открыть дверцу. Та открылась без всяких усилий. Самодовольно ухмыляясь, Мёрфи устроилась на пассажирском сиденье и хлопнула дверцей.
– Работа в полиции сделала тебя циничной, – заметил я.
– Если желаешь пялиться на мой зад, тебе надо для этого хорошенько постараться, как и всем прочим, Гарри.
Я фыркнул и завел машину.
– Куда направляемся?
– Никуда, пока не пристегнешься, – заявила она, застегивая ремень безопасности.
– Это моя машина, – сказал я.
– Нет, это закон. Привлечь тебя к судебной ответственности? Запросто.
Я поразмыслил, что хуже. Мёрфи одарила меня характерным полицейским взглядом и вытащила из кармана шариковую ручку.
Я пристегнулся.
Мёрфи лучезарно улыбнулась:
– Спрингфилд. Езжай по И-55.
– Вроде бы это не в твоей юрисдикции, – пробурчал я.
– Если бы мы что-то расследовали, тогда да. Мы едем на ярмарку, – сообщила Мёрфи.
Я с подозрением покосился на нее:
– На свидание, что ли?
– Конечно, если кто-нибудь спросит, – заявила она. И добавила: – Вполне подходящее прикрытие.
– Точно, – кивнул я.
Ее щеки чуть порозовели. На этом разговор иссяк.
Я выехал на шоссе, что всегда выглядит забавно на машине, созданной, чтобы гонять по автобану на безумной скорости сто километров в час, и спросил Мёрфи:
– Спрингфилд?
– Ярмарка, – сказала она. – Вот что было общим знаменателем.
Я нахмурился, припоминая даты:
– Эта ярмарка сколько длится? Десять дней?
Мёрфи кивнула:
– Сегодня вечером закрытие.
– Но ведь первая пара погибла двенадцать дней назад.
– Они оба были волонтерами, помогали там с обустройством до открытия. – Мёрфи уперлась пяткой в сиденье и, отвернувшись, хмуро смотрела в окно. – Я обнаружила в квартире второй пары билеты на скибол и дурацкую мягкую игрушку. А Бардалаков остановили за превышение скорости на шоссе И-55, в пяти минутах езды от Спрингфилда и за пределами Чикаго.
– Значит, они вполне могли отправиться на ярмарку, – сказал я. – А может, на машине катались или еще чего.
Мёрфи пожала плечами:
– Все может быть. Но если считать, что это совпадение, это нам ничего не даст – и ответа мы не получим. Если же предположить какую-то связь, у нас появится зацепка.
Я не смог сдержать улыбки:
– А говорила, что не любишь читать Паркера.
– Допустим, но это вовсе не значит, что его логика не имеет смысла.
– Ах, ну да.
Мёрфи тяжело вздохнула:
– Ничего лучшего у нас пока нет. Я просто надеюсь, что если ты попадешь на эту ярмарку, то сумеешь уловить что-то, чем бы оно там ни было.
– Ага, – сказал я, вспомнив о стенах, покрытых фотографиями. – Я тоже надеюсь.
Что меня больше всего радует в таких местах, как Спрингфилдская ярмарка, так это запахи. На подобных мероприятиях вы получите такие комбинации запахов, которых больше нигде не найти. Среди них лидируют попкорн, жареные орешки и фастфуд – здесь всегда можно найти все, что угодно, чтобы закупорить артерии и заработать язву желудка. Хот-доги с чили, пончики, жареные хлебцы, жирная пицца, засахаренные яблоки, о боги! Вредная пища пахнет так потрясающе, что либо это происки дьявола, а может, чего-то аналогичного, либо Всемогущий и впрямь не хочет, чтобы каждый питался только экологически чистым тофу. Никак не могу решить.
Остальные запахи имеют выборочную локализацию и зависят от места, где вы находитесь. Дезинфицирующие средства и вонь от биотуалетов, выхлопы, горелое масло, смазка, раскаленный асфальт и гравий на парковке, распаренные на солнце тела, лосьон для загара, сигаретный дым и запах пива вокруг некоторых посетителей, едкий, честный запах домашнего скота – там, где выставки животных, где их держат, или там, где катают на пони, – все прямо-таки заполняет ваш нос. Люблю побаловать свое обоняние.
Запахи чаще всего не лгут.
Мы с Мёрфи приступили к методичным поискам ближе к полудню и все ходили и ходили по ярмарке. Это заняло весь день. Спрингфилдская ярмарка – это вам не хухры-мухры.
– Вот черт! – сказала Мёрфи. – Мы здесь целый день торчим. Ты уверен, что ничего не унюхал?
– Ничего из того, что мы ищем, – ответил я. – Этого-то я и боялся.
– Чего?
– Такое уже бывало не раз. Подобного рода магии – сложной, долговременной, неуловимой, темной – солнечный свет не благоприятствует. – Я поглядел на удлиняющиеся тени. – Через полчасика попробуем снова.
Мёрфи нахмурилась:
– Ты вроде бы всегда говорил, что для настоящей магии не бывает чего-то полезного или вредного.
– Кроме солнечного света.
– Мог бы и раньше предупредить, – неодобрительно проговорила Мёрфи.
– Чтобы сказать наверняка, надо сперва проверить, – заметил я. – А может, мы просто не там ищем?
Она вздохнула и, прищурившись, окинула взглядом ближайшие трейлеры с едой и прилавки с товарами.
– Тьфу. Есть ли здесь хоть что-то, из-за чего мои джинсы не лопнут по швам?
Я ухмыльнулся:
– Скорее всего, нет. Как насчет хот-дога и пончиков?
– Скотина! – окрысилась Мёрфи. И добавила: – Ладно.
Еще не расправившись со вторым хот-догом, я понял, что за нами кто-то шпионит.
Постаравшись не выдать своего торжества, я откусил еще кусок сосиски и заметил:
– Возможно, все-таки мы не ошиблись.
Мёрфи отыскала место, где продаются индюшачьи ножки. Она срезала мясо с кости на бумажную тарелку и ела пластиковой вилкой.
– Что ты обнаружил? – поинтересовалась Кэррин, не прекращая жевать и не поднимая глаз.
– Парень в темно-красной футболке и коричневых камуфляжных штанах, примерно в двадцати футах от твоего правого плеча. Я видел его сегодня не меньше двух раз.
– Это вовсе не означает, что он за нами следит.
– Все три раза он был занят тем, что ничего особенного не делал.
Мёрфи кивнула:
– Пять футов восемь дюймов или около того, длинные волосы? Эспаньолка?
– Ага.
– Он сидел на скамейке, когда я вышла из туалета, – сказала Мёрфи. – И ничего не делал. – Она пожала плечами и снова принялась за еду.
– Ну так как поступим?
– Тут чертова уйма людей, Гарри. – Она перешла на шепот. – По-твоему, мне что, схватить его за шкирку и колошматить, пока не расколется?
Я проворчал нечто невразумительное и покончил с хот-догом.
– Это вовсе не обязательно что-то означает. Может, он на тебя запал.
Мёрфи фыркнула:
– А может, он запал на тебя?
Я прикрыл рукой сытую отрыжку и потянулся за пончиком.
– Кто ж его за это осудит? – Я откусил хрустящий кусок. – Ладно. Поглядим, что будет дальше.
Мёрфи кивнула, потягивая диетическую колу.
– Уилл говорит, вы с Анастасией не так давно расстались.
– Уилл слишком много болтает, – мрачно прокомментировал я.
– Он твой друг. Он беспокоится о тебе, – сказала Мёрфи, старательно избегая моего взгляда.
Я внимательно посмотрел на нее и кивнул.
– Ладно, – сказал я, – передай Уиллу, что беспокоиться не о чем. Было дерьмово. Теперь не так дерьмово. «Рыбка в море плавала. Уплыла. Вот и все дела. Ла-ла-ла»[22]. – Откусив еще кусок пончика, я поинтересовался: – Как там Кинкейд?
– Да как всегда, – сказала Мёрфи.
– Когда тебе несколько сотен лет, привычки становятся устойчивыми.
Она покачала головой:
– Это для него типично. Он был бы таким и в двадцать. У него своя дорога, и он никому не позволит вынуждать его поступать иначе. Он как… – Мёрфи запнулась, так и не сказав, кого именно ей напоминает Кинкейд. Она доела индюшачью ножку.
По ярмарке прокатилась дрожь, весьма ощутимая для моих чародейских органов чувств. Закат. Солнце заходит. Сумерки продлятся еще какое-то время, но такой свет уже не удержит ночных тварей.
Мёрфи посмотрела на меня, почувствовав, как изменился мой уровень напряженности. Она допила колу, я отправил в рот последний кусок пончика, и мы синхронно встали со своих стульев.
Небо на западе еще хранило оранжевые отблески, когда я наконец ощутил действующую магию.
Мы находились недалеко от аттракционов, той части ярмарки, где полно ярко освещенных дорожек, палаток, промышляющих азартными играми, и всяких низкопробных развлекаловок. Вопли, визги, неуправляемые детишки, теряющие последние запасы терпения родители, покорные моде тинейджеры. Музыка то позвякивала, как жестянка, то грохотала. Вспыхивали и плясали огни. В назойливых выкриках зазывал почти в равных долях мешались упрашивающие, подбадривающие, сочувственные нотки.
Мы дрейфовали в веселой неразберихе, а наш темно-красномаечный хвост волочился за нами в десяти – двадцати ярдах. Я шел, полуприкрыв глаза, как ищейка, взявшая след, – зрение меня только отвлекало. Мёрфи держалась рядом, лицо ее ничего не выражало, а голубые глаза льдисто посверкивали, готовые предупредить о физической угрозе.
Внезапно я ощутил это – трепетание воздуха, не более заметное, чем затихающий звон гитарной струны, которой едва коснулись. Я отметил, откуда оно идет, и через пару шагов проверил снова, пытаясь определить источник такого явления. Примерно за минуту мне это удалось, и я вдруг обнаружил, что стою и куда-то пристально смотрю.
– Гарри? Что такое? – спросила Мёрфи.
– Что-то вон там, – сказал я, кивнув в сторону аллеи аттракционов. – Не слишком отчетливо. Но что-то там есть.
Мёрфи сделала резкий вдох:
– Это, должно быть, то самое место. Туда направился наш хвост.
Нам не требовалось советоваться друг с другом. Если хвост принадлежал кому-то, кто за всем этим стоит, мы никак не могли позволить ему уйти, чтобы предупредить преступника, – к тому же имелись превосходные шансы, что «белый кролик» в лице красномаечного приведет нас в итоге к чему-то интересному.