Хорошо, что я не мерз. Впрочем, в противном случае я все равно ничего не смог бы с этим поделать.
Свеча догорела и погасла, оставив меня в темноте.
В памяти всплыла окровавленная пародия на человека с кожей, сплошь покрытой бурыми пятнами.
– Ты умрешь в одиночестве, – прошептал он, с каким-то садистским наслаждением глядя на меня.
Я поежился и отбросил это воспоминание. Кассий умер, и умер окончательно и бесповоротно. Это я знал точно. Изгнанный из сообщества сбрендивших фриков, известного как Орден Темного Динария, Кассий спелся с еще более безумным некромантом – только чтобы получить шанс свести со мной счеты. И он едва не изрезал меня на кусочки. Мне все же удалось одержать над ним верх, но, умирая, он наложил на меня смертное проклятие. Такие проклятия, наложенные в последние мгновения жизни, способны оказывать на жертву самое разрушительное воздействие. Правда, то, что наложил на меня он, не отличалось особой конкретностью. Возможно, он просто уже не мог сосредоточиться как следует.
Точно. Вполне возможно, не сумел.
– Ау? – произнес я. – Есть здесь кто-нибудь?
Никто не отозвался.
Ты умрешь в одиночестве.
– Заткнись! – рявкнул я сам себе. – Держи себя в руках, Дрезден.
Совет показался мне неплохим. Поэтому я постарался дышать ровно, размеренно и привести мысли в порядок. Сосредоточенность. Рассудительность. Здравомыслие. Вот что должно помочь мне преодолеть это.
Факт первый: моей дочери до сих пор грозит опасность.
Факт второй: я ранен. Возможно, тяжело ранен. Возможно, искалечен необратимо. Даже у чародейского тела имеются свои пределы, и сломанный позвоночник, похоже, в них не укладывается.
Факт третий: Сьюзен с Мартином не спасти девочку своими силами.
Факт четвертый: на помощь особенно рассчитывать не приходится. Возможно, с участием Сани самоубийственная операция может считаться почти самоубийственной. В конце концов, Рыцари Креста – это серьезно. Совсем недавно, похоже, всего трое этих Рыцарей хранили весь мир. Последние несколько лет темнокожий русский работал за троих – и, судя по всему, вполне успешно. Что ж, это не лишено логики: Саня – носитель Эспераккиуса, меча Надежды. Вот надежда нам сейчас точно пригодилась бы. Во всяком случае, мне – определенно.
Факт пятый: намеченное время встречи с Эбинизером прошло уже много часов назад. Я не особенно собирался идти на нее и ничего не мог поделать с тем, что это не понравится моему старому наставнику, – но мое отсутствие, скорее всего, стоило мне возможной помощи Серого Совета.
Факт шестой: Саня, Сьюзен, Мартин и прочее немногочисленное воинство, которое я смогу набрать, не сможет попасть в Чичен-Ицу без меня – а я чертовски уверен, что в моей нынешней физической форме мне туда не пройти. Если верить информации, заключенной в камне моей матери, по дороге туда нужно еще и проплыть участок.
Факт седьмой: я собираюсь явиться на помощь моей дочке, и плевать, чего мне это будет стоить.
Вариантов действий у меня оставалось всего ничего.
Я выбрал для начала наименее пугающий. Закрыл глаза, я успокоил дыхание и принялся выстраивать в уме помещение. Мой уничтоженный пожаром магический круг на полу, пять расставленных вокруг него с равными интервалами свечей. Запах сандаловых благовоний и горячего воска в воздухе. У меня ушло несколько минут на то, чтобы представить себе это отчетливо, в мельчайших деталях, и удержать в сознании так, чтобы образ не отличался по незыблемости от оригинала, который он замещал.
Это потребовало изрядных усилий и умения.
Магия необязательно требует реквизита. Сие обстоятельство столетиями тщательно скрывалось многими поколениями чародеев, и не без причины. Это помогало им доказать перепуганным крестьянам, инквизиторам или кому угодно другому, что тот, кого они боятся, определенно не чародей. В противном случае он непременно ходил бы увешанный принадлежностями своего ремесла.
Магия необязательно требует реквизита, но магию творят люди, а людям он нужен. У каждого задействованного в ритуале инструмента имеется свое символическое и практическое назначение. С другой стороны, нехитрые инструменты вроде свечей и тому подобного не так трудно заменить воображаемыми, и при наличии определенного опыта это дается не сложнее, чем, скажем, завязать шнурки на ботинке.
Однако сложное заклятие требует от вас способности удерживать в уме огромное количество мелких деталей – не говоря уже о том, что одновременно вам необходимо контролировать потоки энергии и тому подобные вещи. Правильно подобранные инструменты помогают справиться с этой задачей: как правило, для того чтобы инструмент работал как положено, вам достаточно до него дотронуться, а дальше сознание и опыт действуют сами. Проще пареной репы.
Если не считать того, что инструментов у меня на этот раз не было.
Я все делал в уме. Чистое воображение. Чистая концентрация.
Чистая самонадеянность, не без того. Но и обстоятельства слишком отличались от нормальных.
Я зажег в уме воображаемые свечи, одну за другой, медленно обходя круг по часовой стрелке – или посолонь, как это называется у викканцев в разных сказках или кельтских балладах, – медленно накапливая необходимую для ритуала энергию. Я вдруг сообразил, что забыл представить себе пол, и горизонтальная поверхность, на которой все происходило, вдруг превратилась от горизонта до горизонта в линолеум из моей первой чикагской квартиры. Выглядел он отвратительно: серый в зеленую полоску. Зато такой легче себе представить.
Не делая ни единого движения, я представил, как выполняю ритуал – весь, до мельчайших деталей, от неприятно впивавшихся в колени неровностей пола до легкой онемелости в пальцах левой руки, которая всегда случается со мной, когда я нервничаю.
Я замкнул круг. Накопил энергию. И тогда, приготовив все необходимое, удерживая в воображении каждую черточку так ясно, что это казалось реальнее окружавших меня стен, я вложил в свой голос особую силу и негромко позвал:
– Уриил, явись.
Мгновение я не мог разобрать, появилось ли неяркое белое свечение только у меня в голове или это происходит на самом деле. Потом до меня дошло, что свет болезненно бьет мне в глаза. Значит, настоящий.
Я продолжал складывать в уме заклятие. Теперь это давалось мне легче. От меня требовалось только не терять концентрации.
Я прищурился на свет, и глаза мои разглядели высокого молодого мужчину в джинсах, футболке и фермерской куртке. Светлые волосы падали ему на глаза, но даже так я разглядел, что они голубые, ясные и наивные. Он огляделся по сторонам, сунул руки в карманы куртки и медленно кивнул:
– Я все гадал, когда же ты позовешь.
– Значит, вы в курсе того, что происходит? – спросил я.
– Да-да, – заверил он меня, и в его голосе мне послышались нотки нетерпения.
Взгляд его упал на меня, и он резко нахмурился. Он чуть подался вперед, внимательно рассматривая меня.
Я старательно укрепил в уме свой воображаемый магический круг. Когда беспокоишь по своим делам создания такого калибра, только круг в состоянии защитить тебя от их гнева.
– Да ладно, Дрезден, – произнес архангел Уриил. – Очень симпатичный круг, но неужели ты искренне полагаешь, будто он в состоянии меня задержать?
– Береженого Бог бережет, – отозвался я.
Уриил совсем не по-ангельски хохотнул и склонил голову набок.
– А-а, – произнес он. – Ясно.
– Что ясно?
– Зачем ты позвал меня. Спина.
Я тоже хмыкнул. Это потребовало от меня больше сил, чем обычно.
– Очень паршиво?
– Перелом позвоночника, – ответил он. – Я вполне допускаю, что твое тело сможет восстановить нервные связи… лет через сорок или пятьдесят. Впрочем, гарантировать ничего не могу.
– Спина нужна мне здоровой, – сказал я. – Сейчас.
– Тогда, возможно, тебе не стоило в твоем тогдашнем состоянии лезть на ту лестницу.
Я зарычал и попытался повернуться к нему. Но в результате едва шевельнулся. Ну да, мое тело оставалось привязанным к лежаку.
– Не стоит, – невозмутимо заметил Уриил. – Это не повод для огорчения.
– Это? Не повод? – вскипел я. – Мою дочку вот-вот убьют!
– Ты сам принимал решения, – возразил Уриил. – Одно из них привело тебя сюда. – Он развел руками. – Это не вечеринка в благородном собрании, сынок. Теперь тебе ничего не остается, как доигрывать до конца эту партию.
– Но вы могли бы исцелить меня, если бы захотели.
– Мои желания не имеют к этому никакого отношения, – спокойно произнес он. – Я мог бы исцелить тебя, если бы предполагалось, что я должен это сделать. Свобода воли – если она что-нибудь да значит – превыше всего.
– Вы кормите меня философией, – буркнул я. – А я говорю вам, что ребенок вот-вот погибнет.
Лицо Уриила на миг помрачнело.
– А я говорю, что весьма ограничен в средствах помощи тебе. Если конкретно, ограничен тем, что я уже сделал.
– Угу. Огонь Души. Спасибо, им я уже чуть не угробил себя.
– Никто не заставляет тебя, Дрезден, пользоваться им. Ты сам принимаешь решение.
– Я рисковал задницей, когда это было нужно вам, – сказал я. – И так-то вы мне отплатили?
Уриил возвел глаза к небу:
– Ты пытаешься выставить мне счет?
– Если хотите назвать цену, не стесняйтесь, – сказал я. – Заплачý. Чего бы это мне ни стоило.
Архангел внимательно посмотрел на меня – спокойно, понимающе и немного печально.
– Я знаю, – тихо произнес он.
– Черт подери! – Голос у меня сорвался, из глаз потекли слезы. Воображаемая картина дрогнула и начала размываться. – Прошу вас.
При этих словах Уриил, казалось, вздрогнул. Он отвернулся от меня, явно ощущая неловкость. Но промолчал.
– Пожалуйста, – настаивал я. – Вы ведь знаете, что я за человек. Знаете, что я бы скорее предпочел, чтобы мне вырвали ногти, чем умолять. А теперь я умоляю вас. Я недостаточно силен, чтобы справиться с этим в одиночку.
Уриил слушал, по-прежнему не глядя на меня, потом медленно покачал головой: