Меньше чем в двух кварталах от церкви Святой Марии расположена «Пицца-экспресс», и как раз туда мы отправились с Саней. Я сделал заказ.
– Не вижу, чем это может нам помочь, – заметил Саня, когда мы вышли, нагруженные четырьмя коробками пиццы.
– Вы привыкли решать все свои проблемы самым прямым путем, – ответил я. – Высадить дверь, порубить в капусту всех, кто выглядит подозрительно, спасти всех, кто выглядит так, как положено выглядеть тем, кого надо спасать. Так?
– Это не всегда бывает так просто, – возразил Саня, не понимая, куда я клоню. – И иногда я пользуюсь автоматом.
– Чего я не могу не одобрить, ибо это прогрессивно, – кивнул я. – Но я о том, что вы делаете свою работу прямо и открыто. Вы хорошо знаете, куда направляетесь, или вам показывают дорогу, а потом вам остается только сделать свое дело.
– Da, – согласился Саня. – Примерно так.
– Моя работа тоже более или менее похожа на это, – сказал я. – За исключением того, что мне никто дорогу не показывает.
– Вам нужно знать, куда идти, – догадался Саня.
– Да.
– И вы хотите спросить это у четырех больших коробок пиццы.
– Да, – подтвердил я.
Некоторое время здоровяк молча хмурился.
– Боюсь, при переводе с английского на логический я упустил какой-то юмор, – произнес он наконец.
– Хорошенькая реплика от неверующего Рыцаря Креста, обладателя священного меча, получающего приказы непосредственно от архангела, – заметил я.
– Гавриил вполне может быть каким-нибудь пришельцем, – невозмутимо парировал Саня. – Впрочем, это не меняет цены того, чем я занимаюсь, – ни для меня, ни для тех, коих я защищаю.
– Коих, – повторил я, постаравшись по возможности убедительнее воспроизвести русский акцент. – Кое-кто практикуется в разговорном английском.
Сане каким-то образом удалось посмотреть на меня сверху вниз, а это непросто, если вспомнить, что я выше на несколько дюймов.
– Я только хотел сказать, что мне не нужно никаких писаных заповедей для того, чтобы вести себя как порядочный человек.
– Да вы, приятель, еще сильнее с катушек съехали, чем я, – хмыкнул я, сворачивая в переулок. – А я разговариваю с пиццей.
Я положил коробки с пиццей на крышки четырех стоявших в ряд мусорных контейнеров и огляделся, нет ли кого поблизости. Время перерыва на обед не самое подходящее для того, что я собирался сделать, но могло и сработать. Я уже набрал в грудь воздуха, но вспомнил еще кое-что.
– Эй, Саня. Заткните-ка уши пальцами.
Здоровяк-русский удивленно посмотрел на меня:
– Что?
– Уши, – повторил я, подергав себя за мочки. – Пальцами. – Я пошевелил своими.
– Слова я понимаю, я все-таки учил ваш английский. Зачем?
– Затем, что я хочу сказать кое-что пицце и не хочу, чтобы вы это слышали.
Саня возвел к небу многострадальный взгляд. Потом вздохнул и сунул пальцы в уши.
Я одобрительно поднял большой палец, затем отвернулся от него, сложил руки рупором, чтобы никто не мог прочитать у меня по губам, и прошептал имя, потом еще и еще раз.
Мне пришлось повторить его не больше десятка раз, а потом над головой мелькнула тень, и что-то размером с ловчего сокола спикировало с небес и застыло, трепеща прозрачными крылышками в воздухе, в паре футов от меня.
– Bozhe moi! – поперхнулся Саня, и Эспераккиус наполовину вынырнул из ножен прежде, чем он успел договорить.
– Надо же, ирония какая – услышать это от вас, – не удержался я.
– А ну давай! – выкрикнул пронзительный голосок – ни дать ни взять актер из шекспировской пьесы, надышавшийся гелия. – Обнажи свой меч, мошенник, и мы посмотрим, кто истечет кровью из тысячи мелких порезов!
Саня стоял разинув рот, так и не достав до конца меч из ножен.
– Это… – Он дернул головой, словно кто-то щелкнул его по носу. – Это domovoi, da?
Обсуждаемый персонаж имел примерно полтора десятка дюймов роста и напоминал внешностью стройного юнца спортивного телосложения с растущими откуда-то из лопаток стрекозиными крыльями и шевелюрой, похожей на пух одуванчика, только лилового цвета. Одежду его словно позаимствовали у старого доброго игрушечного солдатика: десантный комбинезон темно-оливкового цвета с отпоротыми рукавами и прорезанными отверстиями для крыльев. Он носил при себе несколько видов оружия, причем ремни и портупеи в большинстве своем представляли собой нейлоновые ленты от ценников. Один макетный нож висел у него в ножнах на поясе, а еще два – крест-накрест на спине. Я сам подарил ему набор этих ножей на прошлое Рождество, посоветовав хранить половину в надежном месте в качестве арсенала на всякий случай.
– Domovoi? – гневно переспросил маленький фэйри. – О нет, ты не смеешь!
– Спокойно, спокойно, генерал-майор, – поспешно вмешался я. – Саня, позвольте представить вам генерал-майора Тук-Тука Минимуса, командующего моей личной гвардии. Тук, это Саня, мой товарищ по оружию, Рыцарь Креста, который не раз бился с врагом бок о бок со мной. Он свой.
Фэйри буквально дрожал от праведного гнева:
– Он русский! И даже не может отличить domovoi от polevoi, стоя в двух футах от оного! – И Тук-Тук выпалил какую-то длинную фразу по-русски, тыча пальцем в возвышавшегося над ним Рыцаря.
Саня сперва ошеломленно слушал, затем моргнул, приходя в себя, убрал меч и поднял руки. С серьезным видом он произнес что-то, явно официальное, и только тогда Тук соизволил немного успокоиться. Он бросил Сане еще пару уничижительных слов, гордо вздернул подбородок – мол, знай наших! – и снова повернулся ко мне.
– Тук, – проговорил я. – Откуда ты знаешь русский?
Он потрясенно уставился на меня.
– Гарри, – произнес он, словно разговаривая с неразумным дитятей, – на любом языке просто говорят, и все тут. Я имею в виду, это же и так понятно. – Он спохватился и отвесил мне церемониальный поклон. – Чем могу служить тебе, господин?
Я внимательнее пригляделся к нему:
– Почему у тебя половина лица выкрашена синим?
– Потому что теперь мы Зимние, господин! – отрапортовал Тук. Взгляд его несколько раз метнулся в сторону и вниз. – И… а скажи, ведь это не значит, что теперь мы должны есть пиццу холодной, ведь нет?
– Разумеется, нет, – заверил я его.
Тук заметно успокоился.
– О! Хорошо. Э… О чем, бишь, мы?
– У меня для тебя работа, – сказал я. – И для всех, кого ты сможешь мобилизовать. – Я мотнул головой в сторону пиццы. – Цены стандартные.
– Отлично, мой господин. – Тук лихо отсалютовал. Взгляд его снова скользнул вбок. – Пожалуй, нужно кому-то проверить пиццу. Ну, понимаешь. На предмет отравы и прочего. Ведь никуда не годится, если кто-то вдруг отравит твоих вассалов.
Он выжидающе парил в воздухе. Я поднял палец и кивнул:
– Ладно. Один кусок. А потом… эк!
Тук налетел на коробку, как большая белая акула, нападающая на тюленя. Одним взмахом ножа фэйри снес крышку, схватил самый большой кусок и принялся жадно поглощать.
Мы с Саней завороженно наблюдали. Я бы сравнил это со зрелищем человека, который пытается проглотить кусок пиццы размером с машину. Крошки долетали даже до нас, а кетчуп и вовсе заляпал все вокруг, что напомнило мне зловещую поверхность Каменного Стола.
– Гарри? – тихо произнес Саня. – Вы в порядке?
– Скоро буду, – сказал я.
– Это создание вам служит? – спросил Саня.
– Это – и еще около сотни помельче. И еще раз в пять больше, скажем так, вольнонаемных, услугами которых я пользуюсь изредка. – Я подумал немного. – Не то чтобы они мне служили, просто у нас с ними деловое соглашение, которое устраивает обе стороны. Они помогают мне время от времени, а я на регулярной основе снабжаю их пиццей.
– Которую они… любят, – кивнул Саня.
Тук довольно крутанулся на каблучке и с блаженным видом повалился на спину. Животик его заметно округлился. Он полежал немного, счастливо рыгая.
– Ну, – согласился я, – да.
Глаза у Сани искрились, хотя лицо сохраняло серьезное выражение.
– Да вы прямо наркоторговец. У мелких фэйри. Стыд и срам.
Я фыркнул.
– Что это он сказал про Зиму? – вспомнил Саня.
– Гарри – новый Зимний Рыцарь! – выпалил Тук-Тук. – Это просто фантастика! Прошлый Зимний Рыцарь много лет сидел сиднем, пока его пытали. Никаких приключений, ничего. – Он помолчал. – Конечно, если ты тоже не сойдешь с ума, – добавил он.
– Тук, – вмешался я. – Я… вообще-то, стараюсь не привлекать ничьего внимания к этой истории с Зимним Рыцарем.
– Идет, – согласился Тук. – А почему?
Я перевел взгляд с маленького фэйри на Саню и обратно:
– Послушай, я… эм… это очень личное, понимаешь? И…
– Потому что каждый обитатель Феерии увидел церемонию, – гордо сообщил Тук. – Мэб позаботилась об этом! И это отражалось во всех ручьях, прудах, озерах, лужах и в каждой капле воды!
Я уставился на обжору-фэйри, не находя слов.
– Э… – выдавил я из себя. – Ох, как… это очень, очень огорчительно.
– А целоваться с Мэб не больно? – поинтересовался Тук. – Мне всегда казалось, что у нее губы выглядят такими холодными, что должны обжигать. Вроде уличных фонарей зимой! – Тук вдруг сел, широко открыв глаза. – О-о-ох! Слушай, а у тебя язык к ней не примерз, как в том рождественском фильме?
– Ла-а-адно. – Я преувеличенно весело похлопал в ладоши. – Это слишком личное. Гм. Работа. У меня для тебя работа.
Тук-тук вскочил на ноги. Живот его почти вернулся к нормальному размеру.
– Да, мой господин!
Куда, черт подери, это все делось? Я имею в виду… съесть такое количество пиццы еще возможно, но… Я тряхнул головой. Не время.
Я достал фотографию Сьюзен.
– Эта женщина сейчас где-то в Чикаго. Мне нужно, чтобы твой народец отыскал ее. Возможно, ее сопровождает мужчина со светлыми волосами, примерно одного с ней роста.
Тук оторвался от земли и подлетел к фотографии. Он взял ее у меня, изучил как следует, держа на расстоянии вытянутой руки, и кивнул:
– Могу я забрать ее, милорд, чтобы показать остальным?