– Гарри! – воскликнула она. – Как приятно снова тебя видеть. – И толкнула Томаса бедром. – Ведь правда?
– Разумеется, – ответил Томас со своим французским акцентом и улыбнулся.
– Привет, мистер Реймонд! – радостно сказала Сара.
Реймонд окинул меня хмурым взглядом и спросил Сару:
– Он с вами?
– Ну конечно! – прогнусавил Томас, ослепительно улыбаясь Реймонду.
Крякнув, Реймонд убрал руку с рации. Похоже, больше я его не интересовал. Везунчик.
– Я хотел сообщить, – сказал охранник, – что буду чинить камеру на парковке, на случай если вдруг понадоблюсь вам.
– Merci. – Томас продолжал улыбаться.
Реймонд хрюкнул. Снова мрачно посмотрел на меня, взял ящик с инструментами, а также куртку и стремянку и направился к выходу на парковку.
– ’Ари, ты знаком с Сэйрой, – сказал Томас.
– Никогда не имел счастья быть представленным, – ответил я, протягивая Саре руку.
Она с улыбкой взяла ее.
– Полагаю, ты пришел не для того, чтобы играть в «Вечную ночь»?[1]
Я посмотрел на костюмы собравшихся.
– Гм. Это… какая-то игра, да?
– РИЖД, – пояснила она.
Я непонимающе глядел на нее.
– Что-то про железные дороги?
Сара ухмыльнулась.
– РИЖД, – повторила она. – Ролевая игра живого действия.
– Живого действия… вампирская ролевая игра, надо полагать, – сказал я. Перевел взгляд на Томаса. – И поэтому ты здесь?
Томас лучезарно улыбнулся и кивнул.
– Она попросила меня изобразить вампира – всего на одну ночь, – ответил он. – И натурала.
Неудивительно, что он так хорошо проводит время.
Сара просияла, глядя на меня:
– Томас никогда не говорит о своей, э-э, личной жизни. Ты для нас человек-загадка. Мы постоянно тебя обсуждаем.
Нисколько не сомневаюсь. Иногда прикрытие моего братца, изображавшего крайне «голубого» парикмахера, трещало по швам. И я не собирался рассказывать кому попало о нашем родстве – особенно сейчас, когда Белый Совет чародеев находится в состоянии войны с вампирскими Коллегиями.
– Как мило! – сказал я Саре. Я никогда не выходил из той роли, которую люди отводили мне, видя, что я болтаюсь возле Томаса. – Томас, мы можем поговорить?
– Mais oui[2], – ответил он. Улыбнулся Саре, взял ее за руку и отвесил легкий поклон. Она ласково улыбнулась в ответ и поспешила внутрь бистро.
Я смотрел, как она уходит, в своих узких брючках и откровенном топе. Потом вздохнул. Сара обладала крайне аппетитной попкой, отличными бедрами и восхитительной упругой походкой, а я не мог даже подумать о том, чтобы флиртовать с ней.
– Подбери язык, пока никто не заметил, – вполголоса посоветовал Томас. – Не порть мне имидж.
– Скажешь им, что я отыгрываю натурала, – ответил я. Мы вышли в коридор и немного удалились от бистро. – Значит, изображаешь вампира?
– Это прикольно, – сказал Томас. – Чувствую себя звездным гостем на закрытии сезона.
Я смерил его взглядом:
– Вампиры – это не прикольно и это не игра.
– Я знаю, – ответил Томас. – И ты знаешь. Но они не знают.
– Это не пойдет им на пользу, – сообщил я.
– Расслабься, – сказал Томас. Он говорил шутливо, но в его голосе звучала серьезная нота. – Они веселятся, а я им помогаю. Мне редко выпадает такой шанс.
– Ты шутишь с вещами, которые на самом деле очень опасны.
Он остановился и посмотрел мне в глаза:
– Они невинны, Гарри. Они не знают ничего другого. Они никогда не сталкивались с вампиром и не теряли из-за вампира своих близких. – Он поднял брови. – Я думал, что вы за это сражаетесь.
Я состроил кислую мину:
– Не будь ты моим братом, я сказал бы, что у тебя ужасно тупые хобби.
Мы добрались до входных дверей. Томас изучил свое отражение в стекле и принял величественную позу.
– Верно, зато я отлично выгляжу, когда ими занимаюсь. Кроме того, Сара проработала одиннадцать выходных подряд и ни разу не пожаловалась. Она заслужила поощрение.
Снег валил все гуще. Реймонд вскарабкался на стремянку и возился с камерой. Молли наблюдала за ним. Я махал ей, пока не привлек ее внимание, затем нарисовал в воздухе коробочку и поманил. Она кивнула и заглушила двигатель.
– Я приехал сюда, готовясь к неприятностям. Хорошо, что я не расшиб парочку этих ребят о потолок, прежде чем убедился, что они не на темной стороне.
Томас насмешливо фыркнул:
– Не надо себя оговаривать. Ты просто осторожен. Как и должно быть.
Я фыркнул в ответ:
– Надеюсь, ты не будешь возражать, если я просто отдам тебе подарок и побегу?
– Ты, как всегда, в своем репертуаре, – сказал Томас.
– Иди сам знаешь куда, – любезно ответил я, видя, как Молли схватила подарок и, дрожа от холода, поспешила к дверям. – И с днем рождения.
Томас повернулся ко мне с искренней, теплой улыбкой:
– Спасибо.
Позади нас раздался цокот высоких каблуков, и появилась молодая женщина. Наверное, она была красивой, но узкое черное платье, черные чулки и зачесанные назад волосы придавали ей угрожающий вид. Окинув меня оценивающим, холодным взглядом, она произнесла:
– Значит, ты по-прежнему водишься с простолюдинами, Равениус.
– Э-э-э… что? – переспросил я, как обычно, вовремя вспомнив о манерах.
– ‘Ари, – сказал Томас.
Я посмотрел на него.
Он прижал ладонь к своей макушке:
– Сделай то же самое.
Я продолжал тупо таращиться.
Он пристально посмотрел на меня в ответ.
Вздохнув, я положил ладонь на голову.
Девушка в черном платье мгновенно повторила жест и улыбнулась мне:
– Ой, простите. Я не сообразила.
– Я вернусь через секунду, – сказал Томас, снова с акцентом. – Личное дело.
– Ага, – ответила она. – Извините. Я думала, Эннуи наткнулась на побочную сюжетную линию. – Еще раз улыбнувшись, она сняла руку с головы – ее лицо вновь стало холодным и надменным – и зацокала обратно в бистро.
Я посмотрел ей вслед, затем повернулся к брату – мы так и стояли, не снимая ладоней с макушек, выставив локти, словно куриные крылышки, – и спросил:
– Что все это значило?
– Мы вышли из роли, – ответил Томас.
– Ага, – сказал я. – И никакой побочной сюжетной линии.
– Если бы мы скрестили руки на груди, то стали бы невидимыми, – пояснил Томас.
– Я сегодня не обедал, – сказал я, кладя руку на живот. Затем, без особой цели, похлопал себя по макушке и потер живот. – Теперь я вне роли – и голоден.
– Ты всегда голоден. Это не может быть вне роли.
– И правда, – сказал я. Нахмурился и обернулся. – Почему Молли…
Моя ученица стояла, прижавшись спиной к стеклянным дверям и глядя на парковку. Она стояла не шевелясь, закрыв рукой рот. Подарок для Томаса, в красно-розовой обертке в честь Дня святого Валентина, валялся на дорожке. Молли отчаянно колотило, словно она попала под напряжение.
Томас не сразу понял, что происходит.
– Не слишком ли легкая юбка для такой погоды? Смотри, она замерзла до смерти.
Прежде чем он произнес «юбка», я уже был на улице. Схватив Молли, я затащил ее внутрь, оглядывая парковку. И заметил две вещи.
Во-первых, стремянка Реймонда лежала на боку и уже начала покрываться снегом, который становился все гуще, хотя прогноз обещал ясную погоду.
Во-вторых, моя машина, а также ее непосредственные соседи – те, что стояли ближе всего к лестнице Реймонда, – были забрызганы кровью. Кровь быстро замерзала, и ее капли сверкали в свете парковочных фонарей, словно крошечные рубины.
– Что? – спросил Томас, когда мы с Молли оказались внутри. – Что за… – Он замолчал, глядя в окно, затем сам ответил на свой вопрос: – Дерьмо.
– Вроде того, – согласился я. – Молли?
Она посмотрела на меня дикими глазами, тряхнула головой, затем опустила ее и зажмурилась, что-то тихо, монотонно шепча себе под нос.
– Что за чертовщина? – нахмурился Томас.
– У нее эмоциональный шок, – тихо ответил я.
– Никогда не видел тебя в эмоциональном шоке, – заметил мой брат.
– Разные таланты. Я взрываю все вокруг, а Молли обладает повышенной чувствительностью, и чем дальше, тем тоньше она чувствует, – объяснил я. – Она справится, но ей нужно немного времени.
– Угу, – негромко согласился Томас. Он пристально смотрел на дрожащую девушку, и его темно-серые глаза начали менять цвет, светлея.
– Эй! – прервал я его. – Сконцентрируйся.
Он встряхнулся, и его глаза снова потемнели.
– Точно. Пойдем усадим ее и нальем ей кофе. Эти большие стеклянные окна делают из нас отличные мишени.
Мы отвели Молли в бистро и усадили за ближайший к двери столик. Томас остался стоять, наблюдая за темнотой, в то время как я налил из автомата чашку кофе, не забывая держать руку на своей глупой голове.
Пару минут спустя, когда я вернулся за столик, Молли пришла в себя, чем немало меня удивила: несмотря на небрежные слова, сказанные Томасу, я никогда прежде не видел ее в таком состоянии. Она дрожащей рукой схватила кофе и отхлебнула немного.
– Ладно, Кузнечик, – сказал я. – Что стряслось?
– Я шла ко входу, – ответила она монотонным, бесцветным голосом. – Охранник. Ч-что-то его убило. – В ее голосе появились отчаянные нотки. – Я п-почувствовала, как он умер. Это было ужасно.
– Что? – спросил я. – Мне нужны детали.
Молли тряхнула головой:
– Я н-не видела. Слишком быстро. Почувствовала, как что-то движется за спиной – б-буквально в шаге. Затем тихий з-звук – и он умер. – Она вновь прерывисто задышала.
– Спокойно, – сказал я ровным, уверенным тоном, который применял, когда учил ее сохранять самоконтроль в стрессовой ситуации. – Дыши. Сосредоточься. Помни, кто ты есть.
– Ладно, – ответила она через несколько вздохов. – Ладно.
– Этот звук. Что это было?
Она уставилась на поднимавшийся из чашки пар.
– Я… Вроде удара. Но легче.
– Щелчок? – спросил я.