Архивы Коминтерна и внешняя политика СССР в 1939—1941 гг. — страница 7 из 8

[65], впрочем одновременно ИККИ нацеливал её на обеспечение условий для нелегальной деятельности, что сыграло важную роль в развёртывании движения Сопротивления. Позднее Секретариат ИККИ был вынужден специально предостеречь ЦК КПД об опасности, чтобы демагогические манёвры оккупантов не создали у масс представлений, будто она выступает на стороне оккупантов.

«Не выставляя теперь на передний план борьбу против оккупации,— говорилось в директивах Секретариата ИККИ от 26 июня,— компартия должна готовить массы к борьбе за национальное освобождение»[66].

Противоречивость этого совета вполне очевидна, а вызвана она тем, что руководство ИККИ оказалось скованно установками Сталина.

29 мая Секретариат ИККИ утвердил составленную руководителями КПГ Декларацию. В ней говорилось, что война вступила в новый этап и распространилась на новые страны, что германский империализм домогается господства над европейскими народами и колониями, и выражалось сочувствие «жертвам насилия и империалистической войны в Дании, Норвегии, Голландии, Бельгии и Люксембурге, порабощённым чешскому, польскому и австрийскому народам»[67]. Подчёркивалось, что германские коммунисты борются против империалистической цели войны, против «собственных» капиталистов и эксплуататоров. Выдвигался лозунг мира без территориальных захватов и контрибуций, без порабощения одних народов другими. Остриё критики направлялось против капиталистов и помещиков. Отмечалось, что правящий в стране режим — это режим, «который держит за тюремными решётками много тысяч лучших борцов за мир, свободу и хлеб»[68]. Но документ ограничился общей констатацией, что германский рабочий класс и рабочие всех других стран одинаково заинтересованы в том, чтобы возможно быстрее покончить с бойней народов и расправиться с виновниками войны.

Гитлеровцы отнюдь не считали, что коммунисты и Коминтерн отказались от борьбы с нацизмом, но понимали, что он был вынужден её вести в иной форме. В обзоре гестапо от 20 июня, посвящённом Коминтерну, констатировалось:

«Русское правительство занимает в отношении Германии благосклонную позицию и неоднократно показывало, что предпринятые Германией в войне меры — занятие Норвегии, Дании и вступление в Голландию и Бельгию — считает абсолютно необходимым и достойным. И Коминтерн также избегает любых открытых нападок на Германию. В своей печати Коминтерн приспосабливается к теперешней внешней политике Советского Союза и признаёт справедливым ведение войны Германией. Эта нынешняя позиция Коминтерна всего лишь декларация, его противостояние рейху осталось прежним, он только изменил свой метод работы. В своих органах он открыто не призывает своих сторонников к борьбе против национал-социализма, но ведёт её главным образом в замаскированной форме»[69].

Из-за эскалации гитлеровской агрессии, в ходе которой всё больше народов и стран становилось её жертвами, настоятельной была постановка вопроса о развёртывании борьбы за восстановление утраченной национальной независимости, в защиту интересов народов. Приехавший в конце мая 1940 г. в Москву секретарь ЦК ФКП А. Раметт на встрече с Димитровым высказался за пересмотр существовавших установок и выработку новых[70]. Торез, Марта, А. Раметт и Р. Гюйо подготовили проект декларации ФКП, в нём выдвигался ряд мер, которые могли бы, по мнению авторов, «облегчить страдания нашего народа и его борьбу за существование как нации»[71]. Димитров и Мануильский 10 июня 1940 г. обратились к Сталину с просьбой дать совет и указание по поводу подготовленной руководителями ФКП декларации партии. В частности, обращалось внимание на необходимость «создать более благоприятные условия французскому народу в борьбе за его существование, против внутренних и иностранных империалистических сил»[72]. Ставился также вопрос «о линии поведения германских коммунистов в отношении завоевательной политики германских правящих классов»[73]. Упомянув о Декларации КПГ, руководители ИККИ писали:

«Нам кажется, что позиция как французских, так и немецких коммунистов не является ошибочной. Но нынешняя международная обстановка настолько сложна и момент настолько ответственен, что каждая наша политическая ошибка может отрицательно отразиться на интересах СССР. Очень просим Вас, товарищ Сталин, дать нам Ваш совет и указание»[74].

На следующий день Димитров переслал проект декларации ФКП и Декларацию КПГ Жданову с просьбой высказаться об этих документах и посодействовать, чтобы возможно скорее были бы получены советы и указания Сталина.

13 июня Секретариат ИККИ утвердил текст декларации ФКП. На другой день Димитров беседовал со Ждановым, затем получил представителям ФКП внести в текст изменения и вновь послал его Сталину. Однако после получения известий о поражении французской армии и оккупации Парижа германскими войсками стало ясно, что этот документ устарел. 15 июня Секретариат ИККИ постановил:

«1. В виду разгрома французской армии и капитуляции французского правительства считать неуместным опубликование принятой Декларации КП Франции.

2. Поручить французским товарищам на основе обмена мнений в Секретариате переработать декларацию в соответствии с новой обстановкой»[75].

16 июня Димитров вновь послал Сталину переработанный текст с просьбой высказать «мнение, с тем чтобы могли отправить за границу для опубликования»[76].

19 июня Секретариат ИККИ утвердил Декларацию ФКП. В ней подчёркивалось:

«Рабочий класс, народ Франции никогда не примирится с иноземным порабощением»[77].

28 июня на заседании Секретариата ИККИ была утверждена Декларация КП Италии, в которой содержалась чёткая программа борьбы против фашистской диктатуры в Италии, против войны, за свободу народа.

«От имени благородного итальянского народа, создавшего бессмертные шедевры и давшего человечеству Галилея, Джордано Бруно, Кампанеллу и Гарибальди, мы, коммунисты, заявляем,— говорилось в декларации,— что наш народ не хочет быть ни рабом своей фашистской буржуазии, ни вассалом чужого империализма, ни тюремщиком и угнетателем других народов. Он не хочет порабощать братский французский народ. И мы, коммунисты, заявляем, что итальянский народ не признает и никогда не признает позорных условий „перемирия“, навязанного германским и итальянским империализмом французскому народу»[78].

Необходимость активизации деятельности коммунистов в возникавшем движении Сопротивления становилась всё более жгучей. Это ощущало руководство Коминтерна, которое ставило эти вопросы перед Сталиным. Действительность настойчиво требовала отбросить навязанные Сталиным установки о том, что англо-французский империализм в годы войны будто бы представлял наибольшую опасность, что война продолжает оставаться империалистической с обеих сторон, установки, не учитывавшие характер фашистского блока.

Сталин тем временем использовал Коминтерн в своих внешнеполитических целях. 25 ноября он вызвал Димитрова и сообщил ему, что правительству Болгарии сделано предложение о заключении пакта о взаимопомощи с СССР. Сталин сказал:

«Нужно, чтобы это предложение знали в широких болгарских кругах».

Он при этом заметил:

«Мы поддерживаем территориальные претензии Болгарии. Мы готовы оказать болгарам помощь хлебом, хлопком и т. д. в форме займа, а также флотом и другими способами. Если будет заключён пакт, конкретно договоримся о формах и размерах взаимной помощи. При заключении пакта о взаимопомощи мы не только не возражаем, чтобы Болгария присоединилась к Тройственному пакту, но тогда и мы сами присоединимся к этому пакту. Если болгары не примут это наше предложение, они попадут целиком в лапы немцев и итальянцев и тогда погибнут»[79].

Таким образом, Сталин заявил о возможности присоединения СССР к Тройственному пакту, который был заключён 27 сентября 1940 г. между Германией, Италией и Японией и представлял собой военный союз агрессоров, развязавших мировую войну. Вопрос о вхождении СССР в Тройственный пакт поднимался во время поездки Молотова в Берлин в середине ноября.

Димитров в тот же вечер передал в Софию руководству партии предложение советского правительства и посоветовал развернуть оперативную кампанию в парламенте, печати и в массах в его поддержку. Об этом он информировал на следующий день Сталина. Однако неожиданно ему позвонил Молотов и осудил распространение в Болгарии коммунистами листовок с советскими предложениями. Пришлось отдать распоряжение немедленно это прекратить. 3 декабря Димитров писал Сталину:

«Сразу после того, как товарищ Молотов позвонил мне 28 ноября вечером, я указал болгарским товарищам в Софии на их грубейшую ошибку с распространением листовок по поводу предложения Советского правительства и затребовал немедленного прекращения распространения этих листовок. В ответ на что ЦК болгарской компартии сообщал: „Признаём свою ошибку. Мы думали, что делаем хорошее дело. А оказалось это, к сожалению, «медвежьей услугой». Приняли все меры для прекращения распространения изданных листовок“»