— То есть?..
— То есть смотреть, чем занимаются княгиня и Людмила; постараемся обыскать вещи, может, и найдем там признаки малефиции. Также и эту комнату неплохо было бы обыскать: не хочу повторения случая с Маргарет…А в разговоре притворимся, что доверяем. Amici prope sint, sed adversarii sint propiores[31].
— Praemonitus, praemunitus[32], — резюмировал Бруно.
— Будем посменно следить за княгиней. И как раз сегодня, если нам повсеместно насчет дат смертей не солгали, должно произойти еще одно убийство. Так что сегодня пойдем втроем.
— Достаточно ли Силы?
— Еще нет. Но к празднику мы соберем сколько нужно, даже с лихвой!
— Да, тот чужак нам здорово помог своей смертью.
— Есть еще трое. Попробуем и их?
— Не сейчас, на прошлого немца ушло слишком много времени, а как раз его у нас сейчас нет. Действуем четко по плану и никакой самодеятельности!
Город затих, когда конгрегаты, ежась от холода, вышли на опустевшую дорогу перед теремом. Этой ночью умрет следующий и, если княгиня причастна, они узнают. Курт пока не представлял, как, но был готов к сражению в любую секунду. Все трое конгрегатов расположились на своих постах: Бруно притаился недалеко от покоев княгини, Петер — во внутреннем дворе, Курт же наблюдал за главным входом.
Мысли Гессе снова возвращались к погибшему инквизитору Гансу Келлеру. Он был довольно опытен и не смог распознать какую-то ведьму? А если и смог, тогда почему не послал за помощью? Был околдован? Вопросы, вопросы…
Еще не пробило полночь, как тяжелые двери терема отворились и на улицу вышла их главная подозреваемая. Узнать княгиню сначала оказалось трудно, так как она облачилась в серый, неброский тулуп, а голову замотала серым же платком, что прикрывал волосы. Хоть и наряд сложно было назвать княжеским, ровная, величественная стать походки никуда не пропала. На фоне грубой одежды особенно выделялись дорогие сапоги с позолоченными застежками, которые Святослава почему-то не догадалась сменить на простые деревенские пимы.
Княгиня направилась к воротам, а инквизитор уже прикидывал варианты, как бы незаметно перемахнуть через высокий частокол, но внезапно Святослава остановилась, не дойдя ворот пары шагов.
Пригнувшись и незаметно скользнув в тень, отбрасываемую теремом, Курт приблизился к женщине.
Святослава стояла, запрокинув голову, будто что-то высматривала в небе. Курт услышал ее шепот. Княгиня стояла на месте, не мчались по небу хтонические твари, не вылезали из сугробов демоны зимы, ничего не происходило, но инквизитор ждал с натянутыми, как струна, нервами, готовый в любой момент прервать ритуал. Не прекращая нашептывать, княгиня медленно вытащила небольшой мешочек.
Открыть его ей уже не дал Курт. Он в два прыжка оказался возле ведьмы и повалил ее на землю, сразу же зажав ей рот рукой, не дав возможности закричать. Княгиня сопротивлялась, но почувствовав холод кинжала на незащищенной шее, замерла.
— Вы сейчас встаете и мы спокойно идем в дом. Все делаете тихо, без фокусов. Это — понятно?
Взгляд княгини выражал все что угодно, кроме смирения, но она, сжав зубы, кивнула.
— Вы устроили засаду в моем собственном доме! — едва ли не шипела от ярости Святослава, когда Курт любезно (а, точнее, связав и предусмотрительно держа под локоть одной рукой, другой нащупывая четки во внутреннем кармане куртки) препроводил княгиню в терем, а Бруно с Петером, выбравшись из укрытий, присоединились к Курту, удивившись, что все настолько быстро произошло.
— А вы колдовали, не так ли? Что вы хотели сделать? Снова кого-то заморозить? — парировал Курт под уничижительными взглядами княгини.
— Es stultior asino[33]! — прошипела княгиня, — я не убивать пыталась, а защищать!
— Возможно. Так что вы ответите?
Святослава нахмурилась, стоя перед конгрегатами с мрачной решимостью во взгляде и сжатыми от бессильной злобы кулаками.
— Я скажу то, майстер инквизитор, что теперь, возможно, погибнет кто-то из этого дома, — она глубоко вдохнула, на секунду прикрыв глаза. — Возможно, это буду я, а, возможно, и вы или кто-то другой. Вы ошиблись, это были защитные чары.
В загадочном мешочке, который они разворошили сразу же, как зашли, оказались мелкоизмельченные травы.
— Я уже ничего не смогу изменить, майстеры инквизиторы, — с дрожащей злостью в голосе проговорила княгиня. — Вы прервали мой ритуал, так что…
— Так что, если наши подозрения правдивы, то наутро все останутся живы, — ответил Курт, но уверенности в голосе у майстера инквизитора заметно поубавилось. Бруно переводил взгляд с Курта на княгиню и обратно, раздумывая, заслуживает ли на сей раз великий и ужасный Молот Ведьм стыдящих обвинительных взглядов или же нет. Зараза…
Святослава что-то едко сказала на своем языке. Петер предпочел не переводить, однако, Курт был уверен, что ничего хорошего о себе они бы не услышали.
Наутро Гессе нервно ждал вестей о новом трупе, хотя те отказывались появляться, и у майстера инквизитора появилась надежда, что все-таки, может, он был и прав, что княгиня — ведьма… Но сомнения развеялись, когда конгрегаты услышали тихие сдавленные всхлипы в коридорах терема. Бруно выглянул: это плакала Людмила, шагая в сторону покоев княгини. Едва ли такие всхлипы говорили о любовной размолвке или мелкой ссоре, особо учитывая неплохую выдержку Людмилы.
Со Святославой Курт старался не сталкиваться, хотя понимал, что сделать это рано или поздно придется. Да и в глаза этой женщине он все равно посмотреть бы не смог. В памяти всплывали лица. Образы. Сначала Отто Рицлер. Потом Штефан Мозер и Франц. И Дитрих…
Хоть Курт ничего не мог поделать с тем, что уже произошло, с каждым годом в мешок за плечами добавлялось по камню, и тащить этот мешок становилось все тяжелее. Майстер инквизитор старался не думать об этом и быстро менял тему, когда заходил разговор о прерванном ритуале или о замерзшем ночью брате Людмилы, которого нашли там, где и всех остальных жертв: у реки.
Он видел труп. Это был мальчик, лет двенадцати, прямо как те несчастные кельнские дети, только на сей раз не утонувший, а замерзший… Лицо трупа странным образом исказилось в момент смерти: глаза выпучены, рот приоткрыт, конечности схвачены судорогой. Старуха с косой явно забрала его медленно и мучительно, отбирая тепло, капля за каплей.
— Курт, помнишь, ты просил меня поискать местные мифы и легенды? — спросил утром Бруно, проводив взглядом по коридору Людмилу и закрыв дверь, тяжело глядя перед собой.
На душе у всех было скверно, даже Петер, обычно постоянно жаловавшийся на что-нибудь или, по своему обыкновению, болтающий ни о чем, сегодня тоже притих.
— Ну.
— Так вот, ее не я нашел. Петер нашел. У священника откопал какую-то книжку. Там много есть про местный фольклор…
— Короче.
— Есть одна легенда. Про духа зимы. Ты думал, почему местные празднуют Масленицу? Это у них означает проводы зимы и встречу весны. Так вот, в книге пишут, что есть дух зимы, Лютый, и что если Масленицу как следует не справить, то и зима не уйдет.
— Как следует — это как?
— Ну там… молочную пищу целую неделю есть… — начал припоминать Бруно, — с колодкой погулять… соломенное чучело зимы сжечь. Легенда говорит, что это чучело собирают из старых тряпок, ненужных лоскутов и прочих ненужных вещей, которые как бы символизируют греховность и тьму в сердцах людей. Все это сжечь — оставить греховное и поганое позади, встретить новый урожайный год с чистой душой. Как-то так.
Чучело как раз вроде завтра и сжигают.
Так я и подумал… Может, в наших бедах виноват этот самый Лютый? Ну, дух зимы. Потому что уходить почему-то не хочет. Люди от морозов умирают, те, кто живы, не могут согреться, в печи огонь не разжигается, да и погода разгулялась: вон какие сугробы, да и река замерзла, лед не трогается, хотя март уже, должен был бы. Значит, кто-то попытается нарушить ход празднования Масленицы...
— В другом месте и в другой ситуации я бы сказал, что бред, но я сейчас уже не уверен, — вздохнул Курт, — версия, имеет право на жизнь. Я с княгиней обсужу.
Разговор со Святославой вышел тяжелый. Курт не помнил, когда в последний раз пытался не смотреть в глаза или увиливать от ответа, признавая и понимая свою вину, и вот этот момент настал снова. Княгиня не шипела и не стреляла в инквизитора уничижительными взглядами, как после ритуала, но держалась гораздо холоднее, чем обычно. Курт пытался строить другие теории насчет принадлежности княгини к рядам малефиков, но ничего не клеилось, к тому же, хоть ритуал и был прерван, убийство все равно произошло, так что инквизитор оставил попытки обвинять княгиню и рассудил, что копать следует в другую сторону.
— Я понимаю, что вы пытались выполнить свой долг, майстер Гессе, — сделала первый шаг Святослава, и Курт, имея на лице выражение, в полной мере отражавшее упадок его духа, поднял на нее полные безмолвного отчаяния глаза, — вы боролись за жизни. Как и я. Вас можно понять. Но и меня тоже.
Гессе сидел в тени, опустив голову на переплетенные ладони. Княгиня же стояла у окна, обволакиваемая утренним морозным солнечным светом, всем видом излучая красоту и спокойствие. Курт, хоть ему и случалось видеть сильных женщин, неподдельно удивлялся выдержке княгини. Сейчас она блестяще держала в руках себя и оказывала неоценимую поддержку ему. Хоть инквизитор и пытался сохранять спокойствие, эмоции от неразрешимой, глупой ситуации, где виноватых не было, а смерть невинного присутствовала, прыгали из крайности в крайность и не особо поддавались контролю.
— … — не нашелся Курт, вперившись взглядом в пол.
— Не переживайте, майстер Гессе. Мы вместе найдем виновных.
Инквизитор был поражен, услышав нотку теплоты в ее голосе, впервые за много дней.