Зазвонил колокол. Толпа перестала улюлюкать, кричать и танцевать и замерла, обратив внимание на чучело, под которым уже суетились мужики с факелами, довершая последние приготовления.
Курт поморщился.
Снова он. Огонь.
Бруно, заметив неудовольствие Курта, ободряюще пихнул его локтем.
— Спокойно, твое инквизиторство, — Курт раздражался от этого обращения, но сейчас неожиданно был благодарен помощнику за разрядку обстановки, — не нас же на сей раз на костер…
— Ну утешил, — мрачно отозвался Курт. — Все равно...
Под ногами у чучела заполыхала первая солома. Курт, стараясь не думать о страшных последствиях для соломенной девы, вперился взглядом в первое, что попалось на глаза: княгиню. Та не могла не заметить, поэтому обернулась, беззвучно спрашивая: «Что?»
Курт помотал головой, и княгиня перевела взгляд обратно на занимающееся пламя у ног Масленицы. Оно поднималось выше… и выше…
Толпа, улюлюкавшая, вскидывающая ввысь руки и кричащая: «Ура!» и «Масленица!», в мгновение замолчала, когда по площади прокатился душераздирающий, нечеловеческий крик.
Курт, не поверив своим ушам, огляделся по сторонам, высматривая источник леденящего душу голоса, но, не увидев ничего, растерянно посмотрел сначала на Бруно, потом на княгиню, растерявшую на мгновение свое самообладание и судорожно рыскающую взглядом по толпе.
Адский крик раздался снова, толпа загудела, запаниковав; люди побежали, кто куда, в разные стороны, сталкивая друг друга с ног. Курт, чувствуя, как стремительно увеличивается пульс, метался из стороны в сторону, судорожно соображая, кого нужно спасать…
«У нас ведьма завелась, ведьма... Княгиня это…»
«Я не убивать пыталась, а защищать!»
«В одной книжке священника вычитал… Там вообще много о местном фольклоре…»
«Если правильно Масленицу не встретить — дух зимы не уйдет…»
«Кто-то попытается помешать празднованию Масленицы…»
— Потушите! — надрывно выкрикнул инквизитор, подбежав к княгине и забыв о всяких манерах, схватив ее за плечи. — Чучело потушите!
— Майстер Гессе… сейчас не время… — нахмурившись, начала княгиня.
— Да вы не понимаете! Там, в чучеле, — человек!
Глаза Святославы округлились, когда Курт, сорвавшись с помоста, рванул в толпу, яростно распихивая налетающих на него со всех сторон людей; сзади поспевал Бруно, смекнув, в чем дело и размышляя, как бы лучше потушить огонь…
Не хватай ртом воздух, как полудохлая рыба…
Дыхание — средоточие жизни, Гессе…
Он не мог подойти ближе. Не мог приблизиться к огню. Резко заныло плечо и засаднили руки под тонкой кожей перчаток.
Нужно подойти ближе. Он не мог. Страх — иллюзия. Страх только в голове. Боль? Не страшно… Страшен огонь…
Дыхание — средоточие жизни, Гессе…
Ave Maria, gratia plena…
Человек может все…
Ты не боишься огня — ты его ненавидишь…
Нужно подойти…
Не могу...
Дыхание — средоточие жизни...
«Отец Юрген, — выдыхал Курт, продираясь сквозь толпу, — если вы меня слышите… Не могли бы вы… еще раз…»
Огонь все расходился и расходился, ощутив свою власть в полной мере; крики теперь почти не прекращались. Значит, еще жив…
Курт и Бруно, пронесясь мимо кучки ошеломленных мужиков с факелами, подбежали к основанию костра. Бруно, бросив взгляд на резко замершего на полпути Курта, крикнул:
— Я его вытащу, Гессе!
— Помогите, ну что вы стоите! Там человек! — заорал Курт. Мужики, очнувшись от ступора, кинулись к Бруно, который, схватив ближайшую тряпку и окунув ее в сугроб, отважно продирался через костер. Курт, выхватив из кармана четки и не замечая ничего вокруг, шептал молитву, прижав к губам деревянный крест.
Неизвестно, что помогло больше: совместные усилия Бруно и костроделов, раскопавших солому и чрезвычайно обжегшихся, или же исступленная молитва Курта, или же наговор княгини, которая, закрыв глаза и раскинув руки, стояла на помосте и бормотала себе под нос. В конце концов с неба, затянутого тучами, и на исполненную несчастьями землю Ивановска-Новодвинского обрушился то ли дождь, то ли град, настолько сильный, что народ побежал с площади, прикрывая голову, забегая то в ближайшие трактиры, то в церковь...
Курт краем глаза видел, как несколько мужиков вытаскивают из костра полуобгоревшее тело в черной, как ему показалось, рясе. Инквизитора затошнило, мир перед глазами качался и плыл. Инквизитор, списав недомогание на последствия шока и паники от встречи с огнем, и он, шатаясь, побрел в сторону помоста, сосредоточив взгляд на княгине, все так же раскинувшей руки и что-то шептавшей. Помощника Курт не видел, но был уверен, что Бруно сейчас намного лучше, чем ему.
Бруно, хоть и надышался пепла и получил пару ожогов, «из костра» вышел вполне приличном виде и готов был уже полностью насладиться катарсисом облегчения от только что спасенной жизни, как едва ли устоял на ногах от внезапного приступа острой головной боли. Толпа галдела, виски гудели вместе с гулом голосов. Бруно схватился за голову и попытался найти взглядом Курта, но видел перед собой только незнакомые, перепуганные лица. Зрение, и без того смазанное, начало расплываться. Колени подкашивались.
Бруно почувствовал, как кто-то схватил его за локоть и повел прочь из толпы на спасительный воздух. Он попытался рассмотреть лицо человека, но тщетно: мир перед глазами плыл, хотя лицо человека казалось знакомым.
— Куда мы идем? — спросил Бруно, но ответа не последовало.
Гомон толпы затих, и помощник, попытавшись дернуться, дабы вырваться из хватки неизвестного, ставшей уже железной, хотел было посмотреть, как далеко они отошли, но безуспешно: глаза накрыла темная пелена, и сознание провалилось во тьму.
— Я надеюсь, ты им дала ровно столько, сколько говорил?
Светловолосый мужчина, тащивший на спине огромный мешок, недовольно зыркнул на семенящую рядом Людмилу. Та тряслась от страха и волнения, пытаясь унять путающиеся мысли после увиденного на площади, и хотела бы сейчас же сбежать от своего неудачливого компаньона, но инстинкт самосохранения заставлял шагать вперед.
— Д-да… — тихо пролепетала она. — Но они почти не пили! Кружки стояли полные, когда это все началось.
Мужчина грубо выругался и прибавил шагу по лесной тропе.
— С другой стороны, — начал он. — Нам повезло. В чем-то ты все равно помогла: теперь эти хваленые инквизиторы не смогут нам помешать. Сам Лютый нам помогает, не иначе!.. Какая разница: тот или этот, все едино — на костер... Но ритуал нужно закончить сегодня. Се-го-дня!
Людмила ничего не ответила, лишь крепче сжимая кулаки и пытаясь бороться со страхом. Она знала, на что шла, когда согласилась помочь выпустить древних духов, но что-то в ее душе говорило, что она поступает неправильно.
«Из-за этих чужаков умер мой брат, — напоминала она себе, но уже не была уверен. — Но Лютый существует. Лютого надо прогнать. Чтобы больше никто не умер… Лучше они, чем отец Александр. И зачем только он согласился на самопожертвование! А так можно было бы сделать все тихо...»
Людмила и ее спутник вышли на большую поляну. Лес медленно окутывала темнота. Людмила ежилась от холода, а ее спутник, бесцеремонно бросив мешок в ближайшей палатке, отправился вглубь лагеря. Лагерь был небольшой, но оживленный; посередине поляны уже суетились люди, собирая новый костер…
Что же, отступать некуда.
Как рассказала княгиня, Курт провалялся в постели еще часа два после того, как, сжимая в руках четки, без сознания свалился посреди площади.
Очнувшись, майстер инквизитор, недоуменно похлопав глазами и припомнив произошедшее, встал с постели, стараясь не обращать внимания на жжение в животе, и столкнулся на пороге прямо с княгиней. Ее лицо в кои-то веки было омрачено беспокойством, и Курт удовлетворенно отметил, что и у неколебимой скалы могут быть эмоции.
— Что происходит? Где Бруно и Петер? Кто был тот человек в костре? Что с ним… — начал Курт. Княгиня успокаивающим жестом положила майстеру инквизитору руку на плечо.
— Присядьте.
— Да некогда рассиживаться! Нужно срочно найти того, кто заварил всю эту кашу! Кто знает, может, они решат еще кого-нибудь сжечь… Где отец Александр? Его нужно допросить! Мы нашли...
— Майстер Гессе, — суровым тоном остановила его княгиня, так что Курт, на удивление для себя, притих, — отец Александр мертв. Сгорел.
— Подождите… То есть…
— Да, — вздохнула княгиня, — отец Александр был в костре. Пока вы лежали без памяти, майстер Гессе, нам удалось его допросить, прежде чем он скончался. Право, он был безумен. Говорил, что должен был отдать жертву духу Лютому, но не смог. Не выдержал испытания самосожжением. Оттого, говорил, и ритуала не получится. Но сказал, что его… гм… Братья обязательно довершат, что задумано.
— А ЧТО задумано? — начал выходить из себя Курт, но, встретив строгий взгляд княгини, потупился. — Прошу прощения… Зачем кому-то засовывать отца Александра в костер?
— Ваш переводчик Петер мне рассказал о вашей версии. Боже, если бы вы сразу мне сказали…
— Хотели! — всплеснул руками Курт. — Но мы искали отца Александра…
— Понятно. Язычники хотели очернить праздник Масленицы, — вздохнула княгиня.
— Ну да, жареный священник — такое себе блюдо…
— Вы не понимаете, майстер инквизитор! Никто не может совершить столь мерзкое злодеяние в этот день! — Святослава повысила голос. Княгиня доселе ни разу голос не повышала, поэтому Курт удивился… и ощутил приступ сильной головной боли. Голос княгини доносился будто издалека. Мир вокруг снова пошатнулся, но инквизитор устоял на ногах.
— Что тогда произойдет?
— Порядок, которому подчинены все сезоны, нарушится, и мы станем свидетелями долгой зимы! — ответила княгиня спокойнее, но ее голос все еще звенел. — С вами все в порядке, майстер Гессе?