— Петер, — дрожащим голосом медленно проговорил Курт, — можешь объяснить, что здесь происходит?
Переводчик, рукавом вытерев выступившие в уголках глаз от смеха слезы, отдышался и сказал:
— Понимаете, майстер Гессе… Похоже, все дело в том, что они не успели развести костер до полуночи… Дрова и солома промокли, потому и гореть не хотели… Сначала пытались их высушить еще одним ритуалом… Но для того нужна была кровь животного… Ловили, но не получилось… В общем, не успели до означенного времени...
Бруно показалось, что на лице человека с факелом мелькнула усмешка…
Помощник еще раз попытался выпутаться из узла, но безуспешно.
Светловолосый мужчина, разговаривающий с Людмилой, прервался и что-то крикнул на своем языке. Человек с факелом, продолжая ухмыляться, начал медленно подходить к Бруно, отчего тот еще больше задергался. Вот факел оказывается в опасной близости от соломы… Вот возникают первые искорки… Узел не поддается…
Человек с факелом что-то говорит на своем языке. Бруно не понимает. Сердце в бешеном темпе стучит в груди, предчувствуя, что сейчас все и закончится… Бруно ждет первых искр огня, которые, переродившись в полноценный костер, начнут лизать сначала ступни, плавя сапоги, поджаривая пятки… Надо попробовать надышаться дыма до того, как начнется самое страшное…
Солома не горит. Бруно удивленно смотрит сначала себе под ноги, а потом на человека с факелом. Тот тоже ничего не понимает и целиком сует факел в костер, но от этого — никакого эффекта...
— Чего? — переспросил Курт, пытаясь внутренним усилием выйти из stupor’а и осознать ситуацию, — не успели зажечь костер? Что же из вас за язычники такие, verginita puttana Maria con dodices apostoles[34]!!!
Сектанты в темных балахонах, забеспокоившись, намеревались было уже драпать с поляны, но путь им преградили мужики-бойцы, взяв незадачливых язычников в кольцо и после непродолжительной борьбы скрутив всех. Светловолосый мужчина, зашипев и бросив злобный взгляд на Курта, хлопнул в ладоши и исчез в облаке серого дыма. Петер и провожающий приволокли назад сопротивляющуюся Людмилу, которую после нехитрых манипуляций с веревкой посадили к остальным язычникам.
Гессе же пленники и ретировавшийся маг сейчас слабо интересовали. Он соскочил с лошади и, подбежав к непочатому костру, принялся пилить веревки на руках Бруно. Разворошив костровище с такой злостью, словно бы оно было повинно во всех бедах последних дней, Курт освободил ноги помощника.
— Как ты?.. — поинтересовался Гессе с нескрываемым беспокойством. Бруно беззлобно хмыкнул в ответ, потирая запястья. Как выяснилось, пострадал помощник больше психологически, и совсем немного — физически.
— Этих — связать в один ряд и прямиком к княгине, — скомандовал Курт бойцам. Петер перевел, и мужики зашевелились. — Мы едем назад прямо сейчас.
Дождавшись, когда Курт с отрядом отбудет в лес (а инквизитор долго себя ждать не заставил), Святослава, с твердым намерением вывести мужа на чистую воду, отправилась в покои князя.
— Значит, ты все-таки ослушалась моего приказа… — заключил князь, хмуро глядя на жену исподлобья.
— Я твоя жена, а не слуга, чтобы ты мне приказывал, князь мой, — холодно ответила княгиня. — Тем более, я никому не приказывала. Майстер Гессе уехал с отрядом добровольцев, которых мы успели найти в последних момент.
Муж и жена смотрели друг на друга, пытаясь уловить в лицах друг друга скрытые намеки или заметить нервно дернувшуюся жилку, беспокойство, случайный взгляд, что угодно, но никто из них и не думал проигрывать другому.
— Объясни, свет мой, — заговорила Святослава, — почему тебя поиски пропавшего инквизитора волнуют больше, чем то, что твои люди гибнут. И гибнут явно не просто так! Кто-то за этим стоит…
— Люди гибнут каждый день, — последовал ответ, — и, как правило, по собственной же неосторожности.
— Что ты имеешь в виду?
— Они начали забывать, кто их истинные господа.
— Князь мой, я сейчас говорю не о об этом…
— Я тоже, княгиня моя, — усмехнулся князь, и Святослава замолкла.
— Они начали забывать своих настоящих богов, свет мой, — продолжил князь, — и пора бы им об этом напомнить. Это я и считаю своей миссией.
Святослава обомлела, услышав эти слова. Она не могла поверить, что это говорит ее любимый муж. Неужели он?...
— Так ты… — с трудом выдавила княгиня. — Ты связан со всем, что происходит? С этими загадочными убийствами? Ответь же!
— А если и так? — князь резко поднялся и подошел к ней, пронизывающим взглядом глядя прямо в ее глаза. — То что? Они забыли наших настоящих богов, за что и поплатились.
— Ты можешь верить во все, что тебе вздумается, — княгиня с трудом сдерживала злость и разочарование, кипящие у нее в груди, — Но причем тут простые люди, которые умерли из-за тебя?
— Одним больше, одним меньше. Все ради нашей миссии. Я — князь этих земель и делаю, что посчитаю нужным.
— Ты убийца! — выпалила она, не выдержав и сорвавшись на крик. Голос ее звенел. — И не смей оправдываться! Все эти несчастные, что умирали, мучаясь от холода в предсмертных муках — на твоей совести, Вячеслав!
Князь не ответил. Он смотрел куда-то за спину княгини, что заставило ее обернуться.
В пылу ссоры они не заметили, как в покои вошла служанка с подносом еды в руках. Замешкавшись, переваривая услышанное, та замерла на пороге. Она все слышала.
Князь метнулся вперед раньше, чем Святослава смогла среагировать. Кинжал, который Вячеслав ловко вынул из ножен на поясе, прошелся поперек горла несчастной служанки так, что она не успела издать и звука.
Не дождавшись реакции княгини, которая так и застыла, прижав руки к губам и пытаясь сдержать крик, князь кинулся к двери, чтобы ее закрыть, но с другой стороны, как гром среди ясного неба, раздался деликатный стук.
— Князь Вячеслав, чужаки с нашими мужиками возвращаются из леса! И говорят, что целую толпу язычников привели!
Вячеслав застыл. Как и княгиня, которая лишь изредка переводила взгляд с Вячеслава на тело мертвой служанки и обратно, раздумывая, чего же от него ждать.
Князь лихорадочно соображал. Казалось, что он в ловушке… но он же князь. И это его земля.
Так он думал, пока не почувствовал, как холодная сталь коснулась шеи.
— Сознайся во всем, Вячеслав, — ледяным голосом проговорила княгиня. — Твои грехи слишком велики, но хоть попытайся очиститься.
Вячеслав, на лице которого подергивалась жилка, отпустил ручку двери, которую все еще сжимал в руке, он резко повернулся, так, что княгиня не ожидала, и, уклонившись от острого клинка, зайдя сбоку, сбил супругу с ног, с силой вдавив в пол её руку с ножом.
Княгиня попыталась вырваться, ударив князя ногами, тот выхватил меч и уже собирался было занести его над ней, как стражник, потревоженный странным шумом, все-таки взял на себя смелость ворваться в комнату. Он едва не упал, запнувшись о тело мертвой служки, но все же удержал равновесие. Однако в больший шок его повергли княгиня с ножом в руке на полу, волком глядящая на князя, и князь с перекошенным лицом, занесший над женой меч. Стражник тоже схватился за оружие, но замер в недоумении: на кого нападать?
Однако решить ему не дали, и Вячеслав, не придумав ничего лучше, оттолкнул стражника в сторону и кинулся прочь по коридорам терема.
Стражник же, опешив, в ступоре наблюдал, как княгиня, кашлянув, болезненно прижимала ладонь к животу, а по прекрасному темно-синему одеянию медленно расползалось темное пятно…
— Князь бежал? Но почему? — спросил Курт у Петера, когда тот, после непродолжительной беседы с высыпавшей на улицы гудящей толпой, взобрался обратно на лошадь. Конгрегаты въехали в город, мягко скажем, не спешащий засыпать.
— Говорят, он повздорил с княгиней…
— Так повздорил, что пришлось бегством спасаться?
— Возможно, — пожал плечами переводчик. — Ведь при этом он убил служанку и серьезно ранил саму княгиню.
— Ничего себе, — удивился Курт, хотя в свете последних событий полагал, что поразить его уже ничто не сможет. — Известно, куда побежал князь?
— Говорят, что к реке. Она же сейчас во льду вся, так что на другую сторону легко перейти…
— А далеко ушел?
— Да только что, говорят, видели, — отозвался Петер и, увидев, как Курт перехватывает поводья, окликнул его: — Куда вы, майстер инквизитор? Сами себя-то видели бы…
— Я за ним, — коротко отрезал Курт, и, развернув коня, погнал его к реке.
Через несколько минут ускоренной скачки инквизитор увидел вдалеке маленькую фигуру, спускающуюся с берега, бегущую по льду и проваливающуюся…
Курт резко натянул поводья, отчего удивленная лошадь чуть ли не встала на дыбы; инквизитор с трудом удержал равновесие. Князь барахтался в проруби, пытаясь вылезти из воды, но руки соскальзывали, и Вячеслав снова проваливался в воду; тем временем лед вокруг князя дал трещину, с рекордной скоростью расползавшуюся по ледяному покрову реки, так что вскоре несколько массивных льдин, сталкиваясь друг с другом и порождая новые трещины, плескались в ледяной воде, а река, словно обозлившись, что столь долгое время пребывала в спячке, вздымала вверх волны черной воды. Лед тронулся.
Сначала Курту показалось, что его опустили в чан с кипятком, а после вышвырнули на мороз. Инквизитор покрылся испариной, его замутило, а голова закружилась так, что он едва не свалился с лошади. Следователь попытался найти глазами князя, но в темноте ночи и среди хаотично толкающихся льдин ничего разглядеть не смог.
— Зараза... — пробормотал Курт и еще несколько минут вглядывался в буйство льдин, пытаясь выцепить взглядом маленькую фигурку. Если князь и не утонул до сих пор, то явно не должен был пережить путешествие среди льдин… Попытки спасения Курт решил не предпринимать, пытаясь собрать собственное сознание и, развернув лошадь, поехал назад, к тому месту, где стояли Петер и Бруно.