— Они и проредят… — буркнул кто-то сзади. — Чем мы отбиваться станем, табельными ТТ? Нет, если хорошенько сконцентрироваться и «ударить»…
— Боюсь, против лилим это станет не слишком эффективно, — снова пожал плечами Скорцени. — Мы имеем действительно древний и сильный дух, еще и подпитываемый колдуном. Но, насколько я в курсе, на ваши У-2 решено поставить пулеметы.
Ведьмы загалдели. Общий тон сводился к тому, что из бомбардировщиков в штурмовики — это самое оно, и вот ужо мы им зададим. Ирине Вячеславовне даже пришлось скомандовать «смирно!» и «равнение на центр!»
— Но вся эта атака, — дождался тишины кардинал, — по сути, большой отвлекающий маневр. Пока вы будете выманивать лилим, мы с моей группой скрытно перейдем линию укреплений, отыщем артефакт и уничтожим его. А заодно постараемся взять пленных. В конце концов, информация лишней не бывает.
Теперь замолчали все. И во всех взглядах отчетливо читалось интуитивное, даже не ведьминское, а простое солдатское понимание: подполковник бравирует. Спецгруппа шла на верную смерть, шансы вернуться из-за «Голубой линии» считались пренебрежимо малыми. Фраза про пленных означала лишь, что в докладе Высшему Начальству кардинал станет виновато морщиться и щелкать ногтем по нимбу: «Ну да, не все задуманное удалось. Но что должны были — сделали».
«Вот оно. Вот. Оно».
— Я иду с вами, — раздался голос Анны.
Шорох и стук двух десятков переступивших ног. Сзади в плечо впились пальцы Хиуаз, раздалось яростное: «Дура, ой, дура, куда ты лезешь, слышишь меня?..» Девушка подошла к Скорцени вплотную и посмотрела тому прямо в глаза.
— Я иду с вами. Без одаренного вы там провозитесь всю ночь. Половина полка, если не все, окажутся порваны этой тварью. А я знаю, что искать. Я почувствую. В конце концов, ведьма я или где?
Ирина Вячеславовна открыла было рот. Закрыла. Снова открыла. Кардинал-подполковник вытянулся во весь свой немалый рост, снова оправил сутану — и вскинул ладонь в перчатке к виску.
— Я полностью поддерживаю ваше решение, Fräulein Анна.
Облаченный в пятнистый степной камуфляж, обретший грузность фигуры в этом бесформенном балахоне, но в движениях неожиданно ставший почти грациозным и трудноуловимым для досужего взгляда, подполковник еле слышно шептал в самое ухо летчице. Та, тоже сменив пилотский комбинезон на маскировочный, лежала рядом и старалась копировать поведение спутников. Получалось плохо.
— Без одаренного нам за «Голубой линией» действительно практически нечего было делать. К сожалению, мы не уберегли своих сотрудников данного профиля: атака вышла внезапной, многие из них прикрывали отход буквально собственными телами. И душами… Что творилось в Риме… — он скупо, одними пальцами перекрестился. — Я планировал просить ваше начальство. Удачно, что вы вызвались сами.
Анна слушала и мысленно прилежно стирала из памяти: «Высоцкий Леонид Григорьевич, геройски погиб…» Натурально представляла себе ластик, пляшущий по треугольному конверту фронтового письма, с печатями полевой почты. «Высоцкий Антон Григорьевич…» Буквы на клетчатой бумаге упрямо не хотели таять.
— …Охранные круги?
— А? — девушка поняла, что утратила нить беседы. Скорцени приложил палец к губам.
— Тише, прошу вас. Fräulein Анна, я плохой душевед, но хороший командир. Вам неловко рядом со мной. Вас что-то гнетет.
— Отто, давайте на «ты»? — неожиданно для самой себя предложила летчица. Тот помолчал и кивнул. Анна кивнула в ответ и, запинаясь, глядя на ползущего по травинке прямо перед носом муравья, продолжила:
— Я… понимаешь… я немцев не люблю. Три брата… На двоих уже «похоронки»…
— А я не немец, — знакомая мальчишеская улыбка снова углом врезалась в шрам слева. — Я австриец. Предки так и вообще из Речи Посполитой. «Скоженый» наша фамилия.
— «Скаженный…» — пробормотала Анна и уткнулась лицом в рукава, чтобы не расхохотаться на все предполье. Образы писем перед внутренним взором никуда не делись, но словно сдвинулись в сторону. — Прости. Прости, я прослушала. Что с кругами?
— Враг активно использует оккультные технологии, — охотно, но все так же тихо повторил кардинал. — Вполне может статься, что помимо колючей проволоки, пулеметных площадок и дотов нас ждут сторожевые символы или клипот-ловушки. Ты сможешь их ощутить?
Девушка снова кивнула и, подумав, уточнила:
— Это мой основной профиль. Нюх для пилота чуть не важнее зрения. Я же ту дрянь почуяла раньше, чем увидела…
Оживившись, Скорцени сверкнул белками глаз.
— Этот «запах»… Ты его узна́ешь?
Муравей добрался до вершины травяного стебля и неожиданно спрыгнул куда-то в темноту. Анна втянула воздух между зубами и в который раз утвердительно опустила голову. Почти одновременно с этим вдалеке прокричала ночная птица. Теперь улыбка подполковника напоминала девушке волчий оскал.
— Патруль прошел. Ну, как вы говорите, «с Богом». Deus vult!
Ночь длилась, и длилась, и длилась. В основном Анне приходилось лежать: в траве, в прибрежной грязи лимана, между витков колючей проволоки, на дне траншеи. Бойцов спецгруппы она почти не видела — те возникали, словно призраки, беззвучные, почти неощутимые даже вплотную, и пропадали во тьме. Один раз в десятке метров впереди раздался тихий, тут же заглушенный чьей-то бдительной рукой стон, и мимо проволокли тело в серой форме. «Еще одна похоронка. Но их сюда никто не звал. Я не должна их жалеть, но не могу перестать. Но перестану. Мы оплачем все смерти потом, когда победим». Братья молча кивали ей с треугольных страниц.
В какой-то момент девушка начала предугадывать тихие команды Скорцени. Похоже, неприязнь к «немцу» прошла, и ведьминская натура взяла свое: Анна настроилась. Настолько, что даже успела перехватить кардинала за локоть и указать взглядом вперед, на кажущийся безопасным спуск в распадок между поросшими кустарником всхолмьями. Тот замер в момент, а затем издал знакомую птичью трель. «Призраки» беззвучно образовали полукруг.
— Что там?
— Что-то… голодное, — Анна прикрыла глаза и сосредоточилась. — Но не то, что нам нужно. Просто сидит, ждет. Лучше обойти.
Бойцы переглянулись и снова исчезли. Подполковник дотронулся до ее плеча:
— Знаешь, я ведь слукавил тогда, в вашем штабе, — голос звучал глухо, скрипуче. — Я вполне могу представить себе, как вся эта мерзость творится людьми без участия черной магии, парапсихики или чаровства. Каждую ночь я вижу странные сны о том, что никакой Империи никогда не было, что Мировая Война далеко не первая, что я — я! — добровольно служу режиму Вождя, пусть того и зовут иначе, и за его спиной стоят совсем не колдуны и не темная потусторонняя воля. Быть может, это наказание мне за то, что я здесь не уберег...
Он замолчал, дотронулся до шрама и, пригнувшись, поманил ведьму за собой, в обход холмов.
Когда, казалось, должно было уже давно наступить утро, и словно лишь по недоразумению затянутое тучами небо оставалось черным, с флегматично рыскающими желтыми пятнами прожекторов, Анну вдруг скрутило. Она начала заваливаться в некстати ломкий сушняк, отчаянно замахала руками…
Пальцы, горячие и твердые даже через перчатки и ткань комбинезона, перехватили запястье, дернули. Скорцени замер, плотно прижав летчицу к себе, обежал взглядом окрест, потом вопросительно двинул подбородком: «Оно?»
«Оно», — взглядом ответила ведьма. Пояснений не требовалось. Спецгруппа в той же призрачной манере выросла из-под земли, окружив командира и одаренную. Ждали только направления и приказа.
Успев «закрыться» раньше, чем справиться с вестибулярным аппаратом, Анна осторожно «приоткрылась» обратно. Еще немного, еще… Вот. Дальний курган явно выглядел свежим, и несло оттуда так, что низ живота едва снова не заплело узлами. Широко раскрыв рот и медленно, размеренно продышавшись, девушка вытянула указательный палец. Большего и не требовалось.
Кардинал достал из-под балахона карболитовую коробочку с витым шнуром, прижал к уху, отогнул стальной усик, оканчивающийся темной бусиной. Летчица восхитилась: целая рация в таком маленьком корпусе! Скорцени тем временем подмигнул ей и громче обычного прошептал:
— Над всей Германией безоблачное небо.
Где-то вдалеке застрекотали моторы, зашуршали пропеллеры, заскрипело дерево фюзеляжей. Анна не могла всего этого увидеть, не могла даже почувствовать, но она знала: «Ночные ведьмы» вылетели на шабаш. Подполковник сложил устройство, убрал обратно за пазуху и ровно произнес:
— Десять минут. Вторая готовность.
Бункер сочился кровью. И жертвенной, и вражеской… и «своей». Спецгруппа оказалась выше любых ожиданий, даже выше всего того, что пересказывали об этих сверхчеловечески тренированных солдатах в рядах союзников. Но увы, порой неостановимая сила все же сталкивается с непреодолимым препятствием. Такое нашлось здесь, глубоко под землей Тамани.
Караул на входе, наверное, даже не заметил, как отправился к «древним германским богам» — или во что там верили эти парни с рунами на касках. Коридор за добротной дверью, вскрытой аккуратным подрывом, оказался один и почти не ветвился; зачистили его так же споро. А вот в облицованном кирпичом зале, куда пришлось спускаться по круговому пандусу, их ждали.
Похоже, насчет жертвоприношений угадали и особист, и кардинал. Вот только тела, лишенные vitae, не стали сжигать или скидывать в ров, пересыпая известью. Навстречу спецгруппе поднялась исполинская горбатая фигура, неуклюжая только на первый взгляд. В лучах нагрудных фонарей мелькнули перекрученные, свитые наподобие канатов конечности, разорванные и слепленные в противоестественном порядке торсы. Подполковник обнажил зубы:
— Fleischgolem! Achtung! Голем плоти! — последнее явно дублировалось для Анны. Впрочем, та и сама успела почувствовать извращенную не-жизнь в конструкте. Почувствовать — и заполошной синицей порскнуть в сторону. Такая махина была ей не по силам…