И, как оказалось, не по силам даже спецгруппе. Бойцы мелькали вокруг обманчиво медлительной туши, словно хорьки вокруг птичника, поливали ее свинцом из пистолетов-пулеметов и десантных винтовок, кто-то даже пустил в ход ружейный гранатомет… Но то одно, то другое человеческое тело в камуфляже отлетало к стене и замирало там навсегда. Голем же лишь скрипел подгнившими связками и не пропускал никого к себе за спину.
Поначалу оглушенная плотностью смерти на единицу времени и знакомой потусторонней вонью, Анна вдруг ясно увидела нити — они шли от чудовища дальше, в глубину зала. Она сосредоточилась, потянулась… И, укрываясь за опорными колоннами, кинулась к Скорцени.
— Он там!
— Кто? Где? — тот тоже нырнул за одну из опор.
— Там, дальше и глубже! Кукловод этой дряни!
К чести кардинала, пояснять не пришлось. Он рявкнул на латыни — Анна пожалела, что уделяла древнему наречию мало времени, — и тройка бойцов синхронно атаковала правый фланг конструкта. Тут же раздался жирный, мясной хряск: еще один труп повалился на залитый бетоном пол. Скорцени не дал этой жертве стать напрасной. Он сграбастал девушку за шкирку, рванул…
Пилотов ночного бомбардировочного обучали не только чуять врага без радаров, не только плести обереги от случайного близкого разрыва или заговаривать фюзеляж на крепость. Фирменный ведьминский «отвод глаз», как выяснилось, при должной тренировке выходило растянуть и на весь биплан, и даже укрыться им от случайного, пришедшего вскользь луча прожектора. В луче прямом становилось кислее, но были в полку виртуозы, которые умели надурить и его. Анна умела.
Еще когда она почуяла, куда именно ведут нити, направляющие неживую марионетку, в кончиках пальцев и на мочках ушей у нее закололо и заискрило холодом. А после рывка Скорцени девушка мысленно «щелкнула». Мир вокруг едва заметно помутнел, подернулся слабо уловимой даже для одаренного рябью. Подполковник перекатился, взял спину голема в прицел своей FG-42, повертел головой — и удивительно споро сделал правильные выводы.
— Мне досталась лучшая из ведьм… Ну, — он снова укрылся за следующей колонной, не искушая судьбу, и Анна проделала то же самое, будучи полностью согласной, — пора на охоту. Малефик сам себя не сожжет.
Но охота выдалась до отвращения короткой. В темноте зала проступили огоньки явно ритуальных свечей, между которых, сложив по-восточному ноги под себя, спокойно сидел человек. Он был одет в простую серую полевую форму, без знаков различия или родов войск, даже без головного убора. Мягкая, оплывшая, совершенно не солдатская фигура угадывалась под брюками и рубашкой; заметный животик нависал над ремнем. Лицо у человека оказалось приятным — той приятностью, которая вызывает инстинктивное доверие, но совершенно не откладывается в памяти. Никаких амулетов, зловещего вида кинжалов или расшитого тайными знаками плаща — только сложенные на коленях пухлые ладони и прикрытые глаза. Анна даже почувствовала легкое разочарование.
Длилось оно недолго. Из темноты за человеком ударила сдвоенная очередь, Отто полоснул из винтовки в ответ и ушел перекатом. Ведьма шмыгнула в другую сторону — в тени у стены. С недоверием послушала воздух, повела рукой… Да, «отвод глаз» развеялся, а она и не заметила.
Впрочем, реакция подполковника не подвела: два тела по очереди рухнули на самой границе освещенного пространства. Но их атака оказалась слишком внезапной. Анна разобрала сдавленный хрип и ругательства на немецком. Скорцени встал, заметно шатаясь.
Сидящий открыл глаза. Улыбнулся. Свечи вспыхнули ярче, словно карбидные лампы, и девушка чуть не вскрикнула.
Между магом в Feldgrau, Анной и зажимающим живот кардиналом оказалась широкая круглая выемка в полу — словно воронка от бомбы-»сотки». Вся она была заполнена маслянистой, темно-красной жидкостью; почему кровь до сих пор не свернулась — спрашивать, наверное, не стоило. Посреди же воронки стояло яйцо.
Другое определение сложно выходило подобрать. Округлый, вытянутый кверху кожистый мешок поблескивал и, казалось, слегка пульсировал. На верхнем торце оболочку прорезали складки и швы, словно это жутковатое вместилище могло раскрыться подобно цветочному бутону. На ведьму вдруг накатило мимолетное видение: вот она подходит ближе, протягивает руку, мясистые «лепестки» расходятся в стороны, между ними что-то мерзко, суетливо шевелится, потом прыжок…
Скорцени снова пошатнулся, с трудом поднял ствол, прицелился… Маг повел ладонью, и винтовка улетела куда-то назад, в темноту, из которой раздавались теперь уже редкие потрескивания выстрелов.
— Не надо, — голос оказался такой же нейтрально-приятный и незапоминающийся. — Не поможет.
— Не поможет, — согласился кардинал. Скрючился сильнее — и вдруг зачем-то дернул себя за комбинезон. В руках у него блеснул проволочный тросик с нанизанными на него предохранительными кольцами. Анна догадалась и повалилась на пол.
Вовремя: пол ритмично задрожал, воздух рвануло, как от проносящегося мимо поезда. Голем перехватил устремившегося было к яйцу подполковника, клешневатой рукой сорвал «сбрую» со взрывчаткой, которая, как оказалось, и грузнила фигуру диверсанта, отбросил человека в сторону…
Мир сказал «Ох!» Мира не стало.
В ушах звенело. Анна сказала: «Мамочки», — но не услышала своих слов. Повторила: «Мамочки, мамочки». Зачем-то добавила: «Вот дура». «Дуру» уже удалось разобрать. Значит, перепонки целы.
Кирпичная пыль набилась под веки, в нос, между зубов. Хуже того: пыль оказалась влажной. Анну чуть не стошнило, когда дошло. Но тошнить было некогда и не по уставу. Поэтому девушка застонала от боли, выругалась и поднялась на локтях.
Ошметки плоти разметало по всему залу. Кровь из воронки тоже выплеснуло — на дне едва виднелось влажное. Удивительно, но свечи продолжали гореть ровно и ярко: их словно что-то прикрыло на момент подрыва. Возможно, так оно и вышло, ведь маг в сером тоже стоял там же. Только теперь он спокойным не выглядел и не улыбался.
— Идиоты! — звук голоса стал резким, даже скрипучим. — Bist du bescheuert? Вы долбанулись? Думаете, что-то хорошее сделали? Повергли зло, добро восторжествует, ja?
Ведьма повела взглядом. У противоположной стены нескладной куклой сгорбилась человеческая тень. «Отто», — пропечаталось в мыслях, и рядом с треугольно-бумажными братьями встала долговязая фигура в камуфляже.
Маг тем временем продолжал орать. Он даже принялся ходить из стороны в сторону и размахивать руками в такт гневной речи. На ногах у него при этом обнаружились не уместные на фронте сапоги, а какие-то совершенно домашнего вида тапочки.
— Это же вам не сказки! Как там… — щелчок бледными, толстенькими пальцами вышел на удивление звонким. — «Преломил Иван-царевич иголку, и помер Кащей», ja? Наивность и дилетантизм! «Лоно Лилит» не привязывало дочь демоницы к материальному миру, оно привязывало ее ко мне!
Последние слова снова едва не оглушили. Анна оперлась на холодные, влажные кирпичи, попыталась встать, переждала краткое головокружение. Хотя нет, это ощущение пришло не изнутри. Что-то приближалось. Что-то знакомое.
Не выходя за круг свечей, маг вдруг резко оборвал свою речь, тоже к чему-то прислушался. Потом затараторил, сбавив тон на порядок:
— Ты же из Nachthexen, ja? «Ночные ведьмы»! Точно, точно, дар-то чувствуется… Слушай, она сейчас вернется. Лилим ужасно мстительны, они терпеть не могут, когда кто-то ограничивает их свободу… Конечно, я беспокоюсь за свою жизнь — видишь, честность! лучшая политика! — но и тебе живой не уйти. Жрать эта сука хочет всегда, ja... А когда закончимся мы с тобой, как думаешь, что станет дальше?
Боль. Смерть. Ужас. Ликование. Анну снова начало стягивать в тугой, визжащий внутри комочек. Она едва слушала паникующего колдуна, а тот продолжал объяснять, доказывать и убеждать:
— В каждой из одаренных есть кровь Лилит. Пара капель, ja, но есть. Вы что, вправду думаете, что ваш талант — свыше? Dummheit, чушь! Опасное заблуждение! И я знаю, зачем вам его внушают: чтобы вы не думали о той власти, которой потенциально наделены. Например, мы с тобой можем, так сказать, «вернуть» лилим туда, откуда она «вышла»... Не смотри так, словно не понимаешь. Конечно же, я о женском лоне! О твоей утробе! Только представь, какие силы тебе это даст!
Что-то приближалось. Что-то приближалось, и этот чудной, полубезумный человек предлагал способ избежать неизбежного. В его диких словах определенно имелся свой странный, но привлекательный смысл…
— Ave, Maria, gratia plena; Dominus tecum… — раздался еле слышный хрип с другой стороны. Кардинал, живой не менее чем чудом, даже не разлепляя спаянных кровью и грязью век, нашел в себе силы на последнюю молитву. — Benedicta tu in mulieribus, et benedictus fructus ventris tui, Iesus…
«Плод чрева твоего, Иисус…»
Его длинная, сильная рука медленно поднималась. В изодранной перчатке был зажат метательный нож. Маг недовольно фыркнул, дернул кистью, и лезвие потянулось к горлу молящегося.
— Sancta Maria, Mater Dei, ora pro nobis peccatoribus… — где-то над потолком гулко ухнуло, зарокотало. Человек в сером засуетился. Нож покинул ослабевшие пальцы хозяина, взмыл в воздух и ткнулся в шею над ключицей Скорцени. Последние слова тот буквально прошипел: — Nunc et in horа mortis nostrae… Amen.
«Молись за нас грешных в наш смертный час».
С последним звуком сверху в пустой бассейн осыпался целый камнепад. Анна отшатнулась, закашлялась…
Вспышка. Блиц. В клубах пыли висела знакомая фигура. Белая кожа, белые волосы, белые глаза. Крылатая женщина смотрела прямо на ведьму. Потом медленно, как-то даже торжественно развернулась, не двигая ни единым мускулом, и уставилась на мага.
Дальнейшее Анна помнила отрывками. Вроде бы маг снова что-то заорал, на этот раз — на совершенно незнакомом, гортанном и глухом языке. Между ним и белой женщиной запульсировало фиолетовое: не то щит, не то ловушка. Гостья распахнула крылья, засверкала холодным яростным огнем... Пригибаясь и старательно чаруя «отвод глаз», в надежде, что развеивать никому в голову не придет, ведьма бросилась бежать.