Вдох, выдох…
Частичка королевы осела в лёгких, впиталась в кровь.
Вдох, выдох…
Ещё частичка, и ещё.
Павел уснул.
– А я тебя заждался, – в голосе Надзирателя не было и тени упрёка. – Но вот и ты.
Павел изумлённо огляделся: вот так сон! Это был какой-то сумрачный мир: свинцовое небо, по которому ползли тёмно-серые рваные клочья, лишь отдалённо напоминающие облака; чёрная, словно бы покрытая коркой вулканического стекла земля. Друг стоял на фоне длинной кирпичной стены, в которой зиял аркообразный проём.
– Прости, – произнёс Павел, радуясь, что снова видит друга. – Я никак не мог уснуть.
– Ну-ну, тебе ли извиняться? – Надзиратель подошёл и доверительно положил ладонь на его плечо. – Ты должен понять одно… ты всегда и во всём главный, а я… я всего лишь твой слуга.
Как же это было трогательно. Поддавшись эмоциям, Павел обнял друга. Он обожал его так же, как и королеву. Слуга? Нет, нет, и нет! Ему пришла в голову абсурдная, но восхитительная мысль: Надзиратель ни кто иной, как его отец! Настоящий! А те трусливые кролики, называющие себя его родителями – самозванцы. Во сне можно допустить такую мысль и поверить в неё. Во сне всё можно.
– Не говори так, хорошо? – чувствуя себя ребёнком, попросил Павел. – Ты не слуга.
Надзиратель погладил его по голове и мягко отстранился. В тени капюшона глаза друга казались Павлу полными тайн озёрами.
– Как скажешь. Но ты не забыл, каковы наши планы?
– Нет, конечно, нет! Мы собираемся всё изменить.
– Верно, – кивнул Надзиратель. – И начнём мы прямо сейчас.
– Во сне?
– Именно так. Ты в чём-то сомневаешься?
– Нет-нет! – поспешил заверить Павел. – Скажи, что делать.
Надзиратель долго глядел ему в глаза, будто паузой желая подчеркнуть значимость момента, затем как-то театрально вскинул руку и указал пальцем на проём в стене.
– Это, друг мой, лабиринт. Ты должен пройти его.
Павел уставился на идеально ровную стену из красного кирпича. Лабиринт? Само это слово пугало. Блуждать по лабиринту означало постоянно упираться в тупики. А в компьютерных играх в лабиринтах таились монстры и смертельные ловушки. А ещё был миф о Минотавре…
– Не бойся, – подбодрил Надзиратель, – ты пройдёшь его с лёгкостью. И поверь, я никогда не предложу сделать то, что может подвергнуть тебя опасности.
– Я… я верю, – выдавил Павел.
– Лабиринт наградит тебя тайными знаниями. Начни свой путь, и обещаю, уже этим утром ты проснёшься новым человеком. Кролик навсегда останется в прошлом. Королева будет смотреть на тебя с восхищением. Просто зайди в лабиринт и иди, иди…
И Павел пошёл с какой-то злой решительностью. Лабиринт? Ради того, что обещал друг, можно хоть через сам ад пройти!
– Утром я стану другим! – твердил он, приближаясь к стене. – Агата будет мной восхищаться! Кролик сдохнет, кролик сдохнет!..
С этими словами Павел вошёл в проём и, не оглядываясь, бодро зашагал по сумеречному коридору, над которым равнодушно нависало свинцовое небо. Свернул направо. Налево. Упёрся в тупик. Вернулся и обнаружил ранее не замеченный коридор. Миновал коридор. Свернул налево. Затем направо…
* * *
Думая о том, как приятно иметь дело с кретинами, Надзиратель открыл глаза Павла, улыбнулся губами Павла, заставил тело Павла подняться с кровати. Покрутил головой, несколько раз клацнул зубами. Ну что же, его эта тушка вполне даже устраивала.
– Предсказуемый попался кролик, – произнёс он голосом Павла, и сразу же заметил, что говорить вслух ему нравится: голосовые связки так приятно вибрировали. А потом обратился к тем, кого держал на серебристых поводках: – Ну что, ребята, рады? – засмеялся, наслаждаясь материальностью плоти. – Свобода! Эх, и повеселимся же мы теперь, да пёсики? Эх, и повеселимся же!..
Он неуклюже прошёлся по комнате, прислушиваясь к своим ощущениям. Вдохи и выдохи, сердцебиение, слюноотделение, лёгкий хруст в суставах, запахи, температура, позывы мочевого пузыря – всё это было ново, всё это возбуждало. Надзирателю никогда ещё не доводилось так основательно вселяться в тушки людей, так, чтобы ощущать плоть, чувствовать себя полноценным хозяином. Это было… он выудил из лексикона Павла подходящее слово: круто! Это было круто! Какой контраст! Недавно витал в пространстве тонкого мира бесплотным духом, а теперь… Это походило на воскрешение!
Надзиратель напрягся, сосредоточился и обмочился. Тёплая влага, пропитав пижамные штаны, поползла по ногам. Приятно. И внутри стало комфортно. Он мысленно натянул серебристые поводки.
– Эй, парни, а я обоссался! – и захихикал, шлёпнув ладонями по мокрым штанам, и корча такие гримасы, какие ни разу не составлял на своём лице Павел. – Это круто, парни! Чувствуете? Я струю пустил!
Конечно, они чувствовали. Те, кого он держал на поводках, всё чувствовали, всё видели, всё слышали, ведь и им нашлось местечко в тушке молодого человека. Эгрегоры, энергетические сущности, в отличие от своего хозяина Надзирателя, знали возможности плоти, помнили каково это, ведь когда-то сами были людьми.
Продолжая хихикать, он поднёс пальцы к носу. Понюхал. Запах мочи хороший или плохой? Вроде бы нравится, но всё познаётся в сравнении, а сравнивать-то пока особо не с чем. Сколько же всего ещё предстоит обнюхать, ощупать, попробовать. Надзиратель лизнул пальцы. Не плохо, не плохо… как называется такой вкус? Солёный! Точно солёный, ведь Павел и эгрегоры знали, что моча солёная, а значит, это теперь знал и Надзиратель. Солёный – это вкусно. А есть ещё сладкий вкус, горький, кислый… всё нужно попробовать. Всё!
Моча остыла и теперь мокрые штаны доставляли дискомфорт. Что делать? То же, что сделал бы и Павел – переодеться. Надзиратель резво разделся догола, взял из шкафа трусы, серые отутюженные брюки, синюю шерстяную рубашку и надел всё это на себя. Отлично. Так гораздо лучше. А как ему понравилось пуговицы на рубашке застёгивать! Он их застегнул, наслаждаясь процессом, расстегнул, снова застегнул…
– Вот это да-а! – восхищался он, протискивая очередную пуговицу в петлю и непрерывно гримасничая. – Слышите, парни? Вот это да-а! Мне это никогда не надоест.
Но минут через пять ему надоело. Теперь его внимание переключилось на очки на прикроватной тумбочке. С любопытством покрутив их в руках, он нацепил их на нос, проморгался и понял: с ними гораздо, гораздо лучше! Всё вокруг стало более чётким. Одна проблема: эти глаза не различали цвета. Жаль, конечно, что тушка оказалась слегка дефектной, но это не критично. К тому же, тело можно заменить на другое, хоть это и не просто… Впрочем, пока и такое сойдёт. Главное, что он, Надзиратель и его Стая теперь свободны от ограничений астрального мира. Главное, что удалось сбежать!
Цокнув языком и отметив, что цокать приятно, он вышел из комнаты, проследовал по коридору и приоткрыл дверь в спальню родителей Павла. Они крепко спали. Два ничтожества, которых даже собственный сын не уважал. Папа-кролик похрапывал, а мама-крольчиха улыбалась во сне. Зачем им жить? Не-ет, им жить не обязательно, им жить вовсе и не нужно. Недолго думая, Надзиратель решил от них избавиться, чтобы не мешались потом под ногами. Но каким образом?
«Молотком! – с пылом подсказал один из эгрегоров Стаи. – Молотком по башке, хозяин! Раскрои их тупые черепушки, раскрои!»
Ну что же, можно и так. Где в этом жилище молоток? Память Павла подсказала: в кладовке на второй полке.
Через минуту он вошёл в спальню с молотком в руке.
«Раскрои, раскрои их тупые черепушки!» – возбуждённо скулил эгрегор, и чтобы тот заткнулся Надзиратель мысленно одёрнул поводок. Ну а теперь за дело! Ступая по мягкому ковру, он обошёл двуспальную кровать, не медля размахнулся и, с непроизвольным резким выдохом, впечатал боёк в висок папы-кролика. Размахнулся и ударил ещё раз, и ещё… Ему нравился этот звук. Хруст. Хруст кости. Даже лучше чем цоканье.
Эгрегоры дёргались на своих поводках, ликовали и вопили: «Ещё, хозяин, ещё! Бей их, бей!..»
И он бил.
А вот и мама-крольчиха проснулась. Увидела что творится, выпучила глаза от ужаса, попыталась закричать… но не успела – боёк молотка проломил ей череп. Надзиратель нанёс ещё несколько ударов и бросил молоток на кровать к ногам мертвецов. Хруст, конечно, хорошо, но нужно и меру знать. К тому же резкие движения выдавили из кожи пот, а это было почему-то неприятно.
Он коснулся пальцами месива, в которое превратилась голова папы-кролика. Кровь. Какая она на вкус? Некоторые эгрегоры Стаи были когда-то людоедами, и уверяли, что нет ничего вкуснее, чем сочащаяся свежей кровью плоть. И вот, наконец, представился случай самому убедиться, так ли это. Он сунул окровавленные пальцы в рот, прислушался к своим ощущениям… Солёная, как и моча, но вкус гораздо, гораздо лучше! Мощный вкус, какой-то будоражащий. Не врали людоеды, не врали. Вон они как причмокивают. Он натянул поводки, чтобы не причмокивали.
А не попробовать ли теперь что-нибудь сладкое, горькое и кислое? Прямо сейчас. Очень ведь любопытно.
Он покинул спальню и проследовал на кухню. Вынул из холодильника баночку горчицы, половинку лимона и положил на стол, на котором уже стояла сахарница.
Всё готово, пора начинать пробу. Волнительно, очень волнительно.
Чайной ложечкой он зачерпнул сахарный песок и отправил его в рот. Хруст на зубах – неприятно. А вот вкус просто отличный! Сладкое – это хорошо!
Теперь черёд лимона.
Надзиратель лизнул цитрусовый и скривился. Кислый – это плохо. Гадость. Даже по коже какая-то зудящая волна пробежала.
Он брезгливо отложил лимон и открыл баночку с горчицей. Зачерпнул ложечкой густую массу, понюхал. О-о, а ведь запах-то крутой, а значит и на вкус должно быть круто. Решительно он отправил горчицу в рот, пожевал… а потом вытаращил глаза, покраснел и с пронзительным воплем выплюнул горчицу на пол. Он отплёвывался, корча всевозможные гримасы и почти ничего не видя из-за выступивших слёз. Горькое – это плохо, плохо, плохо, это просто ужасно! Даже дыхания не хватало. Во рту полыхал пожар. Почему никто из эгрегоров не предупредил, что горчица – мерзость?! Ведь знали, подлые шакалы, они всё знали!