А через три дня погода стала пасмурной, зачастили унылые дожди. Вернулись кошмары.
В начале июля Агата ездила с Полиной в одну деревушку в Калужской области. В молодую женщину вселились сразу восемь анчуток. Это случилось после того, как однажды к ней в дом постучался незнакомый старик. Она открыла дверь, и её едва не стошнило от отвращения – дед был в драной, грязной солдатской гимнастёрке, в дырявых сапогах, всё лицо в гноящихся язвах, а глаза – водянистые, точно лужи осенние. И смотрел он как-то по-птичьи – то так голову повернёт, то эдак. А уж как воняло от него. Старик даже не попросил, а потребовал дать ему еды и немного денег. Женщина опомнилась и прогнала его прочь – бродит тут всякое отребье, попрошайничает! Теперь, после этого деда, придётся крыльцо с хлоркой мыть.
Прежде, чем уйти, старик жутко улыбнулся, продемонстрировав гнилые пеньки зубов, и произнёс: «Ладно, девка, ладно. Жди теперь гостей. Восьмерых жди. Явятся – не прогонишь».
Тем же вечером женщина почувствовала, что с ней что-то не так – то чайник опрокинет, то вазу уронит, то споткнётся на ровном месте. Иногда ни с того ни с сего приступ хохота нападал, а иной раз слёзы душили. А потом хуже стало – проснётся посреди ночи, и мычать принимается, хрюкать, лаять, пугая мужа и сынишку. Врачи приезжали, так она сразу же нормальной притворялась, говорила, что ничего страшного, просто переутомилась. И лечить её не нужно. Муж у неё мямля, подкаблучник, дрожал от страха, но не настаивал.
Дальше было бы хуже, но один из агентов Центра прознал об одержимости женщины и сообщил куда нужно. Вовремя сообщил – «восемь гостей» ещё не успели разрушить рассудок несчастной.
Оказавшись в большой серой комнате её сознания, Агата вызвала нового воина. Саяра взмахнула рукой и послала в анчуток волну зелёного пламени. Твари сгорели в мгновение ока. Агата не ожидала, что победа будет настолько лёгкой. Ей даже немного жалко стало анчуток, ведь это был не бой, а истребление – тараканов труднее прихлопнуть. Вот так новый воин! Она мысленно извинилась перед Викингом за то, что в этот раз он остался не у дел.
Из этой деревни, по просьбе Агаты, они с Полиной поехали на могилу Саяры. По завещанию якутки, её кремировали, прах насыпали в две капсулы. Одна капсула была отправлена её родственникам в Якутию, другую захоронили в Подмосковье, на кладбище возле Светинска. Полина рассказала как-то, почему магов после смерти следует именно кремировать – каждое, даже самое простенькое заклинание, откладывает в костях чародея мистический энергетический осадок, словно монетка кидается в копилку. За годы жизни много накапливается такой энергии, и она удерживается в костях столетия после смерти мага, подобно благодати в мощах святых. Некоторые колдуны делают из костей своих собратьев эликсиры и амулеты. Сама Полина в мистический осадок в костях не слишком верила, считала это одним из множества мифов, которые сами же чародеи и выдумывают с испокон веков, дабы придать своей деятельности налёт ещё большей мрачной таинственности. Не верила, но с усмешкой сказала Агате, что всё-таки предпочла бы быть кремированной, чтобы не нарушать традиции.
Моросил дождик. Агата с Полиной, прикрываясь зонтами, долго стояли возле могилы якутки. Молчали. Место тут было хорошее – клёны, тополя, простенькие памятники и оградки. Тишина и покой. Никакой мрачности и тяжёлой энергетики смерти на этом кладбище не ощущалось. Напротив, было какое-то светлое умиротворение. Агате даже пришла в голову странная мысль, что этот погост достоин Саяры. Она подумала, что в хорошую погоду здесь поют птицы, сквозь листву пробиваются солнечные лучи, а по ночам ухает филин – не страшно ухает, а словно бы песню колыбельную поёт. Хорошее место. Но когда-то оно казалось ей поганым, ведь на этом кладбище похоронено чудовище по имени Колюня. Саяра очистила его своим прахом, не иначе.
– Знаешь, Агат, – вздохнула Полина, – а я ведь собиралась уйти из Центра. Вернее, дистанцироваться, так, чтобы действовать только по своему усмотрению. Чтобы никакого тебе начальства, никаких приказов. Свобода. Это мне в голову пришло после бесед с Саярой. Заразила она меня что ли своей независимостью. Мне и раньше такое в голову приходило, но… – она пожала плечами. – Не знаю, не всерьёз это как-то было.
– А теперь? – взволновалась Агата.
– Теперь? – Полина хмыкнула и потупила взгляд. – Сама видишь, что творится. Времена тревожные. Я нужна Центру, нужна Игорю Петровичу. Уйти сейчас было бы неправильно. Останусь пока. До лучших, так сказать, времён.
– Мне снятся кошмары, – вырвалось у Агаты.
Она только теперь осознала, что захотела сюда приехать не только ради того, чтобы почтить память Саяры, но и чтобы раскрыться, как раскрылась сейчас Полина. Словно это место было священной территорией откровений. И только здесь можно выплеснуть свои потаённые тревоги.
– А ещё у меня случаются галлюцинации. Страшные видения. Я вижу Надзирателя, его псов и ещё всякую разную хрень. Обычно это бывает, когда погода плохая. Такая как сейчас.
Полина взглянула на неё участливо и произнесла после длительной паузы:
– Я замечала, Агата, как ты иногда в пустоту смотришь. Будто видишь то, чего другие не видят… Ну, и почему ты молчала?
Агата поморщилась, глядя на стекающую с зонта струйку дождевой воды.
– Не знаю, Полин. Наверное, не хотела перекладывать свои проблемы на других, на тебя, на Игоря Петровича. И непривычно мне как-то жаловаться… Вот я рассказала тебе и теперь слабой себя чувствую.
– Глупость! – рассердилась Полина. – Не пойму, что за тараканы у тебя в башке? Рассказала – и правильно сделала. Такие вещи нельзя в себе держать. Галлюцинации, кошмары? Ну, мы придумаем что-нибудь, есть же способы.
Агата печально усмехнулась.
– Я вычитала, что лечить с помощью магии психические расстройства – последнее дело. Последствия могут быть хуже самой болезни. А таблетки там всякие, психиатры… Нет, Полина, это не для меня. Да и вряд ли лекарства помогут. Я уверена, что эти кошмары и галлюцинации связаны с Надзирателем. Понимаешь, он словно бы печать на меня поставил. Тогда ещё, при первой встрече. И пока он жив, кошмары не прекратятся.
Полина хмуро глядела себе под ноги. Ей очень хотелось сказать что-нибудь ободряющее и при этом не лживое, но на ум ничего не приходило. А успокаивать Агату, как какую-нибудь раскисшую девчонку – это и вовсе недостойно. Да и видела, что Агата не нуждается в жалости. Она нуждается лишь в полной победе над врагом, для неё это даже не месть, а путь к успокоению через навязчивую идею. Это её личный Белый кит.
– Ты же знаешь, – мрачно сказала Полина, – мы его ищем. Найти Надзирателя труднее, чем обычного человека. Кто знает, в кого он вселился. А тех, кто мог бы вблизи ощутить его энергетику, таких, как была Саяра, единицы. В Москве, в Ценре, к тому же, некоторые гниды из верхушки считают, что поиск нужно прекратить, мол, не беспокоит Надзиратель, и можно пока забыть о нём. Говорят, есть дела поважнее.
– Хреново, – подвела итог Агата.
Полина едва не сказала: «Мы обязательно его найдём!» Но сдержалась. Такое чёткое утверждение ей показалось обманом. Она сама себе в этом не хотела признаваться, но с каждым днём в ней зрела предательское сомнение, что Надзиратель будет найден. А теперь, после откровений Агаты, это сомнение вызывало чувство вины, внутренний прокурор твердил безжалостно: «Ты сделала меньше, чем могла бы. И почти сдалась». И даже спорить с ним не хотелось.
С тяжёлыми мыслями они покинули кладбище.
А спустя неделю кое-что произошло – то, что подарило надежду.
Глава тридцатая
Женщину звали Мария. Миловидная, стройная, двадцати пяти лет, она работала в московской туристической фирме, но когда у неё начались проблемы с поведением, взяла отпуск. «Проблемы с поведением» – она сама дала такое определение своему состоянию. В целом, её самочувствие было неплохое, вот только иногда Мария словно бы отключалась – застынет на несколько минут и смотрит в пустоту перед собой. И ничто – ни окрики, ни тормошение – не могло вывести её из этого транса. Она рассказывала, что в такие моменты у неё случаются видения. Причём видела она одно и то же: странный сад с какими-то совершенно фантастическими растениями – деревья, кустарники с лиловой листвой, ветви, корни и лианы шевелились, будто были частичками одного живого существа.
Такие «отключения» случались с Марией раз или два в сутки и всегда неожиданно. То в офисе застынет, то в магазине, то на улице. Как робот, у которого резко заканчивалась энергия в аккумуляторе. Однажды отключилась, спускаясь по лестнице в подъезде, и не упала и не расшибла себе голову лишь чудом – её успел подхватить сосед, идущий навстречу. А как-то застыла ровно в тот момент, когда заходила в лифт – одна нога тут, другая там, – дверцы смыкались, ударяя её по плечам, и размыкались. Так и простояла, пока не очнулась.
Мария прошла медицинское обследование, но никаких болезней у неё не обнаружилось. Врачи лишь разводили руками и рекомендовали пить свежевыжатые соки, побольше бывать на свежем воздухе и не перетруждаться. С одной стороны она была рада, что ей не поставили диагноз, но с другой её пугала неопределённость. Да и что это за жизнь такая, когда каждую секунду ожидаешь отключения и постоянно испытываешь напряжение? От вождения машины, само собой, отказалась, ванну принимала только под надзором подруги, по лестницам поднималась или спускалась в чьим-нибудь сопровождении… Много в жизни стало условностей и ограничений.
Но однажды о состоянии Марии узнал её бывший одноклассник. Они встретились с ним случайно в парке, она и пожаловалась ему на свой необычный недуг. По удачному стечению обстоятельств одноклассник оказался магом-корректором. Он был не слишком опытным, но всё же по некоторым признакам заподозрил, что у Марии какая-то форма одержимости. Но что за тёмная сущность в неё вселилась – понятия не имел. Корректор Марию обнадёжил, сказал, что есть способ избавиться от недуга, и если она не будет задавать лишних вопросов и полностью доверится ему, то скоро вернётся к привычной жизни.