Первое на что упал мой взгляд, это на конверт находившийся в ячейке. Косым красивым почерком на нём значилось моё имя: «Аритее». Дрожащими пальцами и с участившимся сердцебиением я извлекла из него письмо отца и под пристальным взором Кристофера принялась скользить глазами по строкам:
«Аритея, девочка моя, уверен, ты сейчас не в той ситуации, которая позволяет неспешно углубиться в чтение нисколько не оправдывающих твоего отца строк. Я плохой человек и это главное с чего стоит начать. Если ты читаешь это письмо, то наверняка уже знаешь, какие опасные разработки хранятся в этой ячейке. И насколько опасно и неправильно было завещать тебе дело, которое я так и не нашёл в себе сил завершить.
Я не смею надеяться на твоё понимание и прощение, дорогая моя. Это было бы слишком низко и позорно с моей стороны. Я искренне надеюсь, что твоя мама сумела передать тебе письмо в твой двадцать первый день рождения, но я обязан был подстраховаться на тот случай, если моё первое письмо так тебя и не найдёт.
Надеюсь, с Лили и Ари всё порядке?..
Мне очень жаль, что всё так вышло, Аритея. Я самый большой эгоист и жалкий человек, которому посчастливилось иметь лучших детей и лучшую жену из всех, что только можно было пожелать. И по собственной глупости я сам себя вас лишил. Я предал вас ради «детища», которого не нашёл в себе силы «убить» собственными руками. Теперь всё на что мне остаётся надеяться, это на то, что у вас троих всё хорошо. Хотя бы отчасти. Ведь дело, которое я повесил на твои хрупкие плечи, наверняка стало настоящим испытанием.
Я так и не смог избавиться от работы всей своей жизни, Тея. Всё, на что меня хватило, это запереть её в банковской ячейке и вверить тебе, моя девочка, довести это дело до конца. Надеюсь твоя рука не дрогнет и ты избавишь мир от того кошмара, который появился на свет ценой моей жизни. Потому что в самое ближайшее время за мной придут и чтобы обезопасить вас троих, я должен буду вас покинуть.
Избавься от того, что перед тобой, Аритея! Это единственное о чём я смею просить. Уничтожь мои труды до того, как к ним доберётся Ральф Нортон. И не доверяй никому, кроме своей семьи и Чарльза Уолша. Чарльз нянчил тебя и Ари ещё с младенчества, а твоя мама… Лили… она была первой и самой большой любовью в жизни этого человека. Чарльз никогда не причинит вам вред. Иногда мне жаль, что твоя мама выбрала меня, а не его. Ведь Чарльз никогда бы не допустил того, на что вас троих обрёк я».
По моим щекам градом катились слёзы, падали на пожелтевший со временем лист бумаги и оставляли на нём мокрые пятна с размытыми чернилами. То, что я чувствовала… то, что испытывала к отцу в эти минуты подобно годами спящему вулкану, который только что взорвался, обрушив на меня всю свою силу.
Мне хотелось накричать на него. Ударить собственного отца! Сказать ему, какой он идиот и что он не имел права поступать так со всеми нами! С мамой… С Ари… Со мной… Проклясть его за то, что по его вине от нашей семьи ничего не осталось, и что все его надежды уже давно развеялись пеплом по ветру. Мама мертва по его вине! Сын превратился в чудовище! А дочь… покалечена до конца жизни – её душа изуродована, не только тело. Я бы ругала его до тех пор, пока не осипла и не закончились силы… Но ругать некого. И всё что у меня есть это незаконченное дело отца, с которым у него не хватило смелости разобраться.
Сдерживая всхлипы внутри себя, я продолжала читать:
«Аритея… прости меня за то, что повесил на тебя такое бремя. Я верил и буду верить до последнего, что ты вырастишь такой же доброй, справедливой и умной женщиной, как и твоя мама. Только такая, как ты – человек с чистым сердцем и добрыми намерениями, способен положить конец этому затянувшемуся эксперименту. Я знаю, ты сделаешь это. Не допустишь ошибку, которую едва ли не совершил твой отец. Наверно,е ты думаешь, почему я не поручил это дело твоему брату – мальчику, мужчине. Но, Тея, поймёшь ли ты меня? Я люблю Ари также сильно, как и тебя, но у твоего брата с малых лет была тяга к науке, к экспериментам… Ты не помнишь, но мы с ним часы напролёт могли проводить в лаборатории и я видел, как горели его глаза, каждый раз, когда я рассказывал нечто удивительное с точки зрения науки. В то время когда ты, будучи крохотной девочкой, тащила домой всех бродячих собак и кошек, каких только могла найти и требовала от нас с мамой срочно позвонить ветеринару.
Твой брат наверняка вырастит успешным учёным и ещё сделает множество открытий, я вижу – это прописано у него по судьбе и именно поэтому я не могу доверить ему уничтожение столь важного мною открытия связанного с ядерной энергетикой. Ты понимаешь меня?.. Ари попросту не сделает этого. Интерес и соблазн будет слишком велик.
Избавься от всего, что есть в этой ячейке, Аритея. И прости меня за все, на что я обрёк нашу семью. Надеюсь… ты всё же сумела стать счастливой.
Я люблю тебя, девочка моя.
Ч.Страйкс, который не заслужил быть твоим отцом».
Лишь негромкое покашливание мистера Шеферда, намекающего на то, что я слишком долго пустым взглядом смотрю в пожелтевший лист бумаги, сумело вырвать моё сознание из цепких лап прошлого, которое только что для меня открылось.
Слёзы продолжали бесконечно лить, и причина их была не в том, на что обрёк меня отец. Их причина в том, к чему эта его работа привела всю нашу семью.
Это ужасно. И этому нет оправдания.
Я сложила письмо пополам и так и не найдя в себе сил взглянуть на брата, обратила взор на толстую папку с бумагами и лежащую на ней плоскую коробочку, которая, судя по всему, является жестким диском с разработками отца.
– Чего ты там копаешься? – не выдержал Ари… Кристофер… я вновь не знаю, как его называть. – Бери всё, что там есть и пошли на выход.
Шеферд проигнорировал новый тон моего якобы охранника и с явным намёком взглянул на наручные часы.
– Прочитай это, – не зная на что ещё надеюсь, я протянула Ари письмо.
Тот брезгливо уставился на бумагу:
– Что это?
– Письмо отца.
Секунда. Две. Три.
А затем он просто выхватил у меня лист бумаги и разорвал на мелкие кусочки прямо на глазах у изумлённого Шеферда.
А у меня не осталось сил даже на то, чтобы подобающе отреагировать на действия брата. Я знала, что именно так он и поступит, хоть и в глубине души верила, что ещё не всё потеряно. Но нет. Мой брат потерян. Как и мама. Окончательно и бесповоротно.
– Там были доказательства тому, как сильно ты ошибаешься, – безжизненным голосом изрекла я, провожая взглядом последние кусочки отцовского письма, как большие снежинки, плавно падающие на пол.
– Ошибся Честер Страйкс, когда поручил это дело такой безмозглой овце, как ты, – прошипел Кристофер. – И теперь он горит в аду. Надеюсь ему там очень горячо.
Время… Время…
Сколько ещё нужно времени?
«Время вышло. Прости, Ари, ты просил не совершать глупостей, но боюсь, что у меня не осталось вариантов… кроме того, который завещал мне отец вместе с письмом и со своими работами».
Я опустила руку вглубь ячейки и, вытащив из неё оставленный мне отцом пистолет, наставила его на брата.
Глава 33
Тея
– Шутишь? – брови Кристофера были высоко вздёрнуты, а на губах играла кривая ухмылка. – Там был пистолет? Серьёзно? Отец оставил тебе там… пистолет? – И его громкий невесёлый смех заполнил комнату банковского хранилища.
Мои руки так сильно дрожали, что дуло пистолета было направлено то в лицо Кристоферу, то в живот. Я не могла себя контролировать. Я задыхалась. Воздуха становилось критически мало и упасть в обморок – последнее, что сейчас остаётся.
Я не могу упасть в обморок.
Слишком высока цена.
Слишком много предстоит сделать.
Слишком долго продолжалась эта безумная история. И теперь неважно каким будет исход для меня. Ари не хватило времени. А у меня оно просто-напросто закончилось.
– Этот пистолет пролежал там семнадцать лет. Ты действительно думаешь, что он способен выстрелить? – посмеивался Кристофер, потирая шею ладонью, и этот ненавязчивый жест стал простым доказательством тому, что он нервничает. А значит, пока что я владею ситуацией.
– Ядерные боеголовки хранятся под землёй столетиями, – отрывисто ответила я, – и их по-прежнему считают опасными.
– Мисс Страйкс, прошу, успокойтесь. Давайте просто поговорим? – встрял в разговор мистер Шеферд, который по-прежнему стоял у двери и выглядел нерешительно.
В этом помещении нет камер – слишком высоко в этом банке ценится конфиденциальность. Камеры снаружи. Там охрана и Нортон. Но пока что тихо. Возможно стены настолько толстые и звукоизоляционные, что смеха Кристофера и не слышно.
– Отойдите от двери, мистер Шеферд, – попросила я абсолютно неуверенно.
Банковский служащий нервничал настолько, что лязгал зубами, и я не могла понять, который из звуков слышен больше: его, или глумливый смех моего брата.
– Отойдите от двери!!! – воскликнула, и вдруг стало удивительно тихо.
Все смолкли.
Никто не выходит. Никто не заходит.
Моя догадка подтвердилась – снаружи нас не слышно.
Потоптавшись на месте, Шеферд отошёл к стене и потянулся к карману:
– Рацию киньте на пол.
– Слушайте, что она говорит, – насмешливо бросил Кристофер, с расслабленным видом и сложенными на груди руками подпирая хромированные дверки ячеек. – А то ещё первым под пулю древнего пистолета попадёте.
Рация проехалась по полу и остановилась у моих ног.
Вдох.
Дышать. Дышать. Это ведь так просто.
Перед глазами стелется пелена, сознание играет со мной злую шутку. Я настолько взвинчена, что понятия не имею, на что способна. И это страшно.
– Мистер Шеферд, мне нужно чтобы вы взяли из ячейки всё, что в ней лежит, и сейчас же уничтожили, – обратилась я к мужчине, не сводя глаз с брата, так что не видела его реакции.