– В двадцать раз дороже!
– Да чья бы корова мычала. По сорок рублев за флакон витальный бальзам со своей фабрики народу пихаете.
Грозов вскипел:
– А по сколько его продавать? Вы знаете, сколько его разработка мне стоила? Я усадьбу и завод свеклокуренный ради этого заложил! И до сих пор еще вложения не окупил!
– И не окупите. Эпидемия-то тогось. Так что быть вам, чую, банкротом скоро.
Рука Грозова сжалась на трости.
– Зато витальный бальзам не давал заразиться здоровым людям, в отличие от респираторов твоих. Там в фильтрах же сено пополам с ватой было!
– А что вата? Лучшая вата там была. Очень хорошая вата. И сено самое чистое. Все по науке.
Грозов раздраженно махнул рукой. Разговор свернул прочь и, как я ни старался, к началу бунта уже не возвращался.
00111
Разошлись мы в одиннадцатом часу. Я планировал еще почитать перед сном в каюте, но свекольное ли вино тому виной или утомление после случившегося в Петрополисе, но стоило мне на секунду прикрыть глаза и прислонить голову к обтянутой кожей спинке дивана, как книга, блеснув золотым переплетом, скользнула из рук на колени, и я пропал, растворяясь в мерном гуле моторов небесной машины.
Проснулся я уже глубокой ночью. Электрические лампочки на потолке были пригашены, едва-едва тепля свои спирали, и теперь каюту заливал другой свет: холодный и мертвенный. Вечный дым Петрополиса остался позади, далеко за кормой дирижабля, и сейчас все кругом освещала полная луна, яркая, словно зенитный прожектор. Я выглянул в окно: внизу, в нескольких верстах под нами, проносились леса и поля, затянутые белым, абсолютно чистым снегом. Зрелище было столь прекрасным, что я невольно захотел окликнуть Ариадну, но вдруг понял, что нахожусь в каюте один.
Забыв про пейзажи, я быстро обулся и, накинув шинель, вышел в коридор. Никого. Только янтарный свет электрических рожков и чернота окованных морозом окон. В каютах обычная для глубокой ночи тишина. Дернув дверь, ведущую на верхнюю палубу, я спешно поднялся по винтовой оледенелой лестнице наверх.
Ариадну я нашел на корме дирижабля. Она была здесь долго, очень долго. Металл ее тонких пальцев уже покрыли узоры инея. Стоя возле перил, она зачарованно смотрела в небо, искристое и полное звезд.
С минуту я просто любовался ею. Затем подошел ближе и аккуратно стряхнул с ее волос снег. Механизм, кажется, так и не заметил этого. Голова Ариадны была поднята вверх. Синие глаза без отрыва смотрели на рассыпанные по черному небу мерцающие звезды.
Мы стояли в тишине, укрытые от ветра тушей дирижабля, и каждый думал о своем.
– Красиво, правда? – наконец спросил я.
Она кивнула. Медленно, будто выходя из забытья.
Мы немного помолчали, и внезапно для себя я продолжил:
– Знаешь… Все, что там внизу, все эти поля, леса… Так непривычно на них смотреть. Снег белого цвета. Я такое последний раз видел… Да двадцать лет назад. В Небесном граде Архангельске. И было все точно так же. Лес во многих верстах внизу. Полет. Но представь, летит целый город, в церковном перезвоне и свете тысячи прожекторов. И крестные ходы на Рождество. И полы в храмах из хрусталя и железа. И знаешь, смешно сказать: стоишь на коленях, молишься, да только вот не о Боге думаешь, а все исподволь смотришь вниз и видишь, как проносятся леса. Белые-белые. Искристые. Бескрайние. Такие же прекрасные, как здесь.
Я вдруг вспомнил, что в кармане моей шинели лежит прекрасная оптическая трубка; вытащив ее, я улыбнулся и подал Ариадне.
– Ты же леса никогда, наверно, и не видела толком. Возьми. Там оптика куда сильнее, чем твои сенсоры.
– Зачем? – Ариадна наклонила голову, показывая, что не понимает мой вопрос.
– Посмотришь.
– Посмотрю на что?
– На лес.
– Зачем мне смотреть на лес? Я вижу его отсюда. Изрезанность оврагами низкая. Лес хвойный. Густой. Даже в условиях морозного воздуха это дает неудовлетворительную слышимость выстрела гипотетических преступников или криков их жертв.
– Да нет, Ариадна, я о другом…
– А, да, конечно. Не сразу вас поняла. Лес под нами двухвековой. Преимущественно еловый. Наблюдается мной на протяжении двух с половиной часов. Исходя из наблюдений, предполагаю содержание около сотни кубических саженей дров на одну десятину земли.
Я посмотрел на Ариадну, уже сердясь.
– Какие, к чертям, сажени?! Да хватит железякой притворяться, ты же только что звездами любовалась!
Сыскной механизм замер на секунду, а затем до меня вдруг донеслись тонкие хрустальные переливы ее смеха.
– Право, Виктор, вот говоришь с вами, говоришь, и порой кажется, что разумные вещи слышишь. А потом вы что-нибудь как ляпнете. Ну как же можно звезды с дровами-то сравнивать? Какой же вы все-таки приземленный, ну право слово. Я от вас даже не ожидала. Мне, собственно, это в вас больше всего и нравится – никогда не могу понять, какая логическая ошибка будет в вашем поведении дальше. Но ничего, Виктор, человек, в конце концов, существо обучающееся, и под моим влиянием вы со временем научитесь рациональному мыслительному процессу.
Со щелчком изобразив благодушную улыбку, Ариадна вновь отвернулась к звездам.
01000
Она вернулась примерно через час, наполнив каюту механическим холодом и запахом снега.
– Вы не спите, Виктор? Людям необходим отдых, помните об этом. И что это у вас на столе?
– Во-первых, выспаться и на том свете успею. Во-вторых, это список нормальной, художественной литературы, которую я куплю по приезде в Оболоцк и дам тебе прочитать. Ариадна, у тебя чудовищная и извращенная логика, и это надо править.
– Вас так задело, что я не выразила социального одобрения вашей истории из детства про Рождество и Небесный град Архангельск?
– Нет, меня задело, что с такой нечеловеческой логикой ты когда-нибудь провалишь расследование. Ты должна мыслить, как человек!
– Тогда вам, людям, стоило бы расширить штат сыскного отделения еще на одного сотрудника. А не вкладывать миллионы рублей в разработку машин моей серии.
– А если мотивом убийства будет чувство? Или красота? Или что-то из того, что ты не понимаешь? А если ты ошибешься и из-за тебя арестуют невиновных? И Зубцова тоже чуть не погибла из-за тебя, потому что ты не сказала мне вовремя свои догадки.
– Вообще-то она чуть не погибла из-за вас, поскольку разгадка была абсолютно очевидной. Может быть, это вам стоит начать работу с литературой из вашего списка, Виктор?
Я чуть не задохнулся. Рука коснулась лежащей в кармане книги с кодами от Ариадны, и мне очень захотелось наконец просто отдать ей приказ делать то, что нужно. Мы постояли с минуту. Ариадна напряженно следила за мной.
Наконец я взмахнул руками и отошел от столика.
– А знаешь, Ариадна, ты вполне права. Не нужны тебе книги. Ты и так хорошо работающий инструмент на службе нашей полиции. Подумаешь, что слишком примитивный инструмент, – чтобы понимать людей до конца, с примитивным инструментом действительно даже проще.
Синяя вспышка глаз Ариадны на мгновение осветила всю каюту. Шестерни в ее голове скрежетнули так, что казалось, заглушили гул моторов за бортом.
– Примитивна? Я? Что ж, хорошо, Виктор Остроумов, человек в десятом классе табели о рангах, позвольте-ка мне ваш список. Так уж и быть, давайте взглянем, что советует мне столь сложный человек, как вы. Так… Номер тридцать четыре: «Биологическая война и мир»; номер двадцать семь: «Штабс-капитанская дочка»…
– Хорошая книга. Там и любовь, и попытка Петра Третьего поднять восстание на Урале и вернуть себе власть…
– О, а вот это интересно… Номер восемь: «Ночь в мае, или Утопленница». Это была насильственная смерть? Там есть детективный сюжет?
– Ну… Если очень натянуть…
– Хорошо. В каких книгах из указанных вами есть элементы детективного расследования?
– Ариадна, элементы детективного расследования у тебя сегодня будут по прибытии в Оболоцк.
Сыскной механизм скептически покачал головой.
– Хорошо, Виктор. Изучу. Изучу полностью. Но только по одной причине.
– И по какой?
– Раз уж вы не в состоянии нормально понимать меня, то хоть мне нужно знать, что делается в вашем человеческом мозгу. А то из-за ваших действий и бездействий сперва Клекотов вас стеклом порезал, потом Кошкин вам ногу сломал и ребра, и если построить математический график целостности вашего тела, то, если так дальше пойдет, после этого расследования мне придется катать вас на инвалидной коляске. Что будет очень иронично. Вы уловили иронию? Виктор, ну право слово. Я буду самодвижущийся сыскной механизм, а вы не самодвижущийся сыскной человек. Ну, теперь уловили? Вы не смеетесь, значит, все-таки нет. Ладно, потом я придумаю, как объяснить вам суть этой шутки. Но вообще мне будет не очень удобно вести расследования, если вы придете в негодность. Поэтому, наверное, да, мне нужно почитать ваши книги.
Махнув рукой, я прикрыл глаза, и мне вспомнились прекрасные паровые гаечные ключи, которыми мы в училище разбирали на детали всевозможные механизмы.
01001
К Оболоцку мы приблизились уже на заре, и я, вытащив зрительную трубку, принялся рассматривать город. Оболоцк имел форму многолучевой звезды. Раньше, еще до Последней войны, здесь, на берегу Мертвого залива, располагалась крепость, что прикрывала подходы к Петрополису с воды, земли и воздуха. Полуразрушенная былыми ударами биомеханической армады Коалиции, она была сперва заброшена, а затем вновь обжита спасающимися с юга империи беженцами. На многометровых, одетых в камень бастионах выросли дома и избы, над бетонной крепостной цитаделью вместо суровых военных флагов теперь полоскалось белье жизнерадостных цветов, система глубоких рвов у крепостных стен была засыпана землей и обратилась во множество огородов, окруженных ржавой колючей проволокой, а фабрики вросли прямо в оборонительные казармы и равелины. Даже циклопические бронебашни береговых батарей получили украшения в виде десятков серых куполов и не иначе как стали частью построек монастыря, что занял собой руины форта, некогда прикрывавшего крепость с моря. Именно к причальной мачте на колокольне монастырской церкви и шел наш дирижабль.