В сентябре, в канун нового года по еврейскому календарю Шарон дал серию традиционных предпраздничных интервью, в которых еще раз представил делегитимацию Арафата как свою огромную победу, открывающую путь к миру с палестинцами.
«Суть новых американских предложений, которые я поддерживаю, — сказал Шарон в ходе этих интервью, — сводится к следующему. Во-первых, решение нашего конфликта с палестинцами будет происходить поэтапно. Во-вторых, не будет вестись никаких переговоров до полного прекращения террора. В-третьих, к власти в Палестинской автономии должно прийти новое руководство, которое произведет там кардинальные демократические реформы, а не будет устраивать игру в такие реформы. Арафат должен быть отстранен от реальной власти, и, прежде всего от решения всех финансовых и военно-политических вопросов. Во главе палестинских сил безопасности, которые сегодня замешаны в террористической деятельности, должны встать новые командиры, не причастные к террору, но и они должны находиться под контролем американцев. Все финансовые вопросы должны решаться в одном центре и все денежные операции в автономии должны контролироваться представителями международного сообщества».
По сути дела, это было первое изложение того американского плана, который чуть позже получит название «Дорожная карта».
После июньского заявления Джорджа Буша Шарон чувствовал, что у него развязаны руки, он явно находился в ударе, и когда 4 сентября террорист-смертник снова взорвал себя в одном из тель-авивских автобусов, унеся жизни 6 человек, Шарон отдал армии приказ ужесточить блокаду канцелярии Арафата. Это ужесточение заключалось в том, что армия разрушила одно из тех двух зданий «Мукаты», в которых проводил время Арафат вместе с 250 своими приближенными, из которых 15 значились в списках особо опасных террористов. Теперь они все оказались запертыми в одном здании, но Шарон на этом не остановился: он приказал разрушить первый этаж этого здания и таким образом в распоряжении Арафата и его свиты осталось только два этажа.
Именно в этот момент раздался гневный окрик из Вашингтона с напоминанием о том, что Израиль обещал не трогать Арафата.
— Да кто ж его трогает? — искренне удивился Шарон. — Мы лишь уменьшаем его жилплощадь и требуем, чтоб он выдал находящихся в его резиденции террористов. А там пусть живет…
Ответ этот Бушу не понравился, в отношениях между ним и Шароном вновь возникла напряженность, и для того, чтобы ее снять, Шарон направил в Вашинтон Дова Вайсгласа, разъяснившего американцам, что Арик не собирается их подводить и ликвидировать Арафата.
— Мы требуем лишь выдать нам засевших в «Мукате» особо опасных террористов, — пояснил Вайсглас. — Все остальные находящиеся там люди могут в любое время выйти из резиденции Арафата, и мы гарантируем им жизнь и свободу — пусть идут, куда хотят. Арафат тоже вполне может выйти из «Мукаты», когда ему понравится — но только для того, чтобы тут же уехать из Палестинской автономии куда-нибудь в Европу, где он должен сидеть тихо и не высовываться…
Сам Ариэль Шарон приехал в США в октябре 2002 года. Выслушав требование Буша о том, что на время войны в Ираке Израиль должен проявлять сдержанность и отказаться от какого-либо ответа на ракетные обстрелы со стороны Ирака, даже если такие последуют, Шарон вспомнил, как жестко и яростно он критиковал за подобную сдержанность Ицхака Шамира и… согласился.
Затем Буш представил Шарону разработанный им план урегулирования ближневосточного конфликта, который он назвал «Дорожной картой». План этот представлял собой своеобразный маршрут, только не в пространстве, а во времени, двигаясь по которому израильтяне и палестинцы должны были в 2005 году прийти к миру. Далеко не все пункты этого плана были выгодны для Израиля, но Шарон поспешил заверить Буша, что в целом «Карта» ему нравится, но до окончательного ее утверждения он бы хотел внести в нее некоторые коррективы…
На самом деле Шарону было в тот момент не до «Дорожной карты» — на заседаниях правительства все чаще и чаще вспыхивали скандалы между ним и министрами «Аводы», время существования правительства национального единства явно приближалось к своему концу и в воздухе отчетливо пахло очередными выборами…
Глава 5. Только обгон!
Скандалы и взаимные обвинения, которыми на каждом заседании правительства обменивались с начала лета 2002 года премьер-министр Ариэль Шарон и министр обороны Биньямин Бен-Элиэзер, были отнюдь не спонтанны. Многие активисты и лидеры партии «Авода» обвиняли в те дни Шимона Переса и, в главную очередь, Бен-Элиэзера, что они пошли на поводу у Шарона, превратились в его статистов, покорно следующих в фарватере его политики. Сама эта политика была с их точки зрения несовместима с идеологией партии «Авода», в основе которой лежало убеждение, что добиться мира можно только путем диалога с палестинцами, а ликвидации и аресты террористов, изоляция Арафата и другие шаги, предпринимаемые Шароном, только озлобляют палестинский народ и мешают налаживанию такого диалога. С каждым днем эти обвинения становились все сильнее, пока Бен-Элиэзер не почувствовал, как под ним зашаталось кресло лидера «Аводы» и не начал осторожно критиковать Шарона в прессе и на заседаниях правительства. И при этом… поддерживать все принимаемые премьер-министром решения.
Автор этих строк хорошо помнит, как во время интервью с Бен-Элиэзером он спросил его, а не близнецы ли они часом с Ариком — настолько зачастую похожи были его политические заявления на заявления Шарона.
— Ну, какие же мы близнецы?! — «обиделся» Бен-Элиэер. — Арик все-таки постарше и чуть-чуть потолще..
И поспешил добавить:
— А если серьезно, то между мной и Шароном — огромная разница. Да, сейчас, когда стало ясно, что с Арафатом говорить не о чем, и у нас нет партнера по переговорам, наши позиции практически совпадают. Но принципиальная разница между мной и Шароном заключается в том, что как только этот партнер появится, я буду готов на все, на все возможные уступки ради того, чтобы подписать с ним договор о мире. Шарон же лжет, когда утверждает, что готов сесть с палестинцами за стол переговоров, признать право на существование Палестинского государства и т. д. Для него все эти заявления — не более, чем уловка, позволяющая ему водить за нос американцев и весь остальной мир, чтобы они не мешали ему наносить все новые и новые удары по палестинцам.
Эти слова тогдашнего министра обороны отражали общепринятый в те дни среди израильтян взгляд: не нужно придавать большого значения тому, что говорит Шарон, важно следить за тем, что он делает. А с точки зрения конкретных дел он остается все тем же Ариком, умеющим загонять арабов в угол и бить их в хвост и в гриву. Поэтому не нужно обращать внимания и на те обещания, которые он дает Джорджу Бушу-младшему — как известно, с усмешкой добавляли израильтяне, Арик никогда не давал обещаний, что он будет выполнять свои обещания. В те дни Шарону израильтяне прощали многое, в том числе и ложь, не понимая, что в конце концов такая снисходительность обернется против них самих — наступит день, и Шарон спокойно переступит через те обещания, которые он дал собственному народу.
Но именно это и делало позицию Биньямина Бен-Элиэзера крайне уязвимой в глазах сторонников левого лагеря. Его популярность в партии непрерывно падала, и 13 августа мэр Хайфы Амрам Мицна открыто обвинил Бен-Элиэзера в измене партийной идеологии, призвал его покинуть милитаристское правительство Шарона и заявил о своем намерении баллотироваться на пост лидера партии.
Опросы общественного мнения мгновенно зафиксировали еще большее падение рейтинга Бен-Элиэзера и небывалый взлет популярности Амрама Мицны, до того остававшегося в стороне от большой политики: левый лагерь увидел в Мицне того нового лидера, который способен вернуть ему былое влияние в обществе. Пытаясь сохранить свою власть в партии, Бен-Элиэзер усилил атаки на Шарона и начал обвинять его в проведении антисоциальной политики, наносящей удар по интересам беднейших слоев населения. Но прежде, чем он успел принять решение о своей отставке, о своем выходе из состава правительства в связи с той же антисоциальной политикой и планирующимися новыми сокращениями бюджета заявил Давид Леви.
Заявление Леви вызвало немалый шум в обществе — не потому, что уход Леви подрывал устойчивость коалиции — этого как раз не было, но потому, что Давиду Леви всегда приписывалось особое политическое чутье, позволявшее ему всегда вовремя покинуть тонущий корабль и присоединиться к будущему победителю. В 1996 году он присоединился к Нетаниягу — и Нетаниягу победил на выборах, хотя все предсказывали совершенно иной их исход. В 1998 году, когда позиции Нетаниягу были еще достаточно прочны, Леви оставил его правительство и поддержал Эхуда Барака — и Барак стал премьер-министром. В 2000 году он ушел от Барака и сделал ставку на Шарона — и снова оказался в выигрыше. Теперь Давид Леви покидал Ариэля Шарона, и многие сторонники премьера увидели в этом дурной знак.
Во всяком случае, Бен-Элиэзер понял, что ему тоже пришла пора покидать правительство национального единства. В октябре 2002 года, когда началось обсуждение проекта госбюджета на следующий год, Бен-Элиэзер выразил свое крайнее несогласие с планируемыми сокращениями. Главная его претензия состояла в том, что ничего не делая для улучшения положения стариков и безработных, Шарон по-прежнему — вопреки данным им обещаниям Джорджу Бушу — намерен вложить немалые деньги в развитие еврейских поселений в Иудее и Самарии.
— Единственное, что я требую от Арика — это справедливого раздела общественного пирога! — заявил Бен-Элиэзер. И так как подобным справедливым разделом в новом бюджете и не пахнет, добавил Бен-Элиэзер, то он принял решение покинуть правительство и вывести партию «Авода» из коалиции.
Помогло это ему мало — на состоявшихся в ноябре 2002 года праймериз в партии «Авода» победу одержал Амрам Мицна, твердо заявивший, что намерен вырвать власть из рук Ариэля Шарона…