Любопытно, что реакция израильских левых была сходной. Они тоже не верили — правда, уже в то, что Шарон и в самом деле намерен претворить эти планы в жизнь. По их мнению, речь шла об очередной уловке с целью отказаться от «Дорожной карты», потянуть время и получить еще один предлог для нанесения ударов по палестинцам. «Если бы это было бы иначе, — утверждали они, Шарон был бы куда более конкретен и назвал хотя бы несколько поселений, которые он намерен ликвидировать». Но даже если он искренен в своих намерениях, добавляли лидеры левого лагеря, то готовность Шарона к уступкам явно недостаточна. «Слишком мало и слишком поздно», — так это сформулировал один из инициаторов «Женевских соглашений» депутат Кнессета Аврум Бург («Авода»). По мнению же главного архитектора «Женевской инициативы» Йоси Бейлина, отступая в одностороннем порядке, без всяких договоров и условий, Шарон ставит Израиль в проигрышное положение: ведь рано или поздно договор все равно придется подписывать, и кто знает, что тогда затребуют палестинцы… Лучше уж отдать больше и сразу, но по договору…
Реакция палестинского руководства также была однозначной: все заявления Шарона о готовности к переговорам — лишь пустые слова, на самом деле он хочет поставить палестинцев перед фактом, когда минимум 50 % той территории, на которую они рассчитывали, окажется под полным израильским контролем и Израиль «закрепит на них свою оккупацию».
И все, абсолютно все отмечали, что это была самая скучная речь, которую когда-либо произносил Ариэль Шарон. А также то, что Шарон, по сути дела, не сказал ничего конкретного: ни сколько именно месяцев он собирается дать палестинцам на выполнение их обязательств по «Дорожной карте», ни какие именно поселения намерен сносить. Само словосочетание «незаконные поселения» произнесено не было — речь шла исключительно о поселениях «незарегистрированных», а это толкование допускает вариации…
Немногие знали, что именно так эта речь и была и задумана. Шарон специально начал с банальных фраз и прописных истин и, когда половина зала уже начала засыпать, решив, что никаких откровений в выступлении премьера не будет, примерно в середине своей речи заговорил непосредственно о деле — об одностороннем отступлении и сносе поселений. То, что эта речь изобиловала повторами, тоже было далеко не случайно: эти повторы были лишь кажущиеся, на самом деле их формулировки не совпадали, и это также позволяло Шарону весьма свободно маневрировать ими в будущем.
Наконец, далеко не все знали еще о двух вещах.
Во-первых, о том, что текст этой речи был полностью согласован с американцами — за несколько часов до выступления Ариэля Шарона глава его канцелярии Дов Вайсглас переслал окончательный вариант текста Кондолизе Райс. Правда, американцы отнеслись к новому плану Шарона приблизительно так же, как израильские левые: за почти три года его пребывания у власти они привыкли, что Арик много говорит о мире, но очень мало делает для него…
А во-вторых, о том, что за несколько дней до Герцлийской конференции в Париже состоялся очередной международный семинар по израильско-палестинской проблеме, на котором палестинцы четко заявили: не может быть никакого компромисса с Израилем в вопросе «беженцев». Все «палестинские беженцы» 1948 года должны вернуться в свои дома в Хайфе, Лоде, Яффо, Ашдоде и в других городах. Те палестинцы, которые делают иные заявления, — попросту предатели нации. Но это, в свою очередь, означало, что ни в ближайшие месяцы, ни в ближайшие годы, ни с правительством Абу-Алы, ни с каким-либо другим палестинским правительством договориться не удастся. И таким образом фразы Шарона о готовности к переговорам действительно были блефом: на самом деле он уже все решил, он уже начал готовиться к осуществлению своего плана одностороннего размежевания с палестинцами.
Первым, кто понял, что на этот раз Шарон не блефует и что его намерения более, чем серьезны, стали его давние соратники — лидеры Совета поселений Иудеи, Самарии и Газы. 18 декабря, на следующий день после выступления Шарона на конференции, они попытались встретиться с ним в надежде, что Арик их, как обычно, успокоит, или, по меньшей мере, разъяснит, какие именно поселения он собирается сносить. Но в ответ им было заявлено, что у премьера нет сейчас времени для такой встречи. Учитывая характер их отношений с премьером, это могло означать только одно: Шарону нечего им сказать; приняв решение, он пока избегает объяснения с ними. И это означало, что им следует готовиться к нелегкому противостоянию с тем, кого они в течение стольких десятилетий числили своим другом и единомышленником.
И все-таки они еще надеялись на то, что им удастся убедить Шарона отказаться от этого плана.
12 января 2004 года 150 тысяч противников одностороннего отступления собрались на тель-авивской площади имени Ицхака Рабина, подняв над головой плакаты «Арик, не сдавайся!». Выступавшие на этой демонстрации ораторы подчеркивали, что сама эта акции протеста направлена отнюдь не против Ариэля Шарона — она направлена против плана односторонних уступок, который депутат Кнессета от партии «Национальное единство» Арье Эльдад назвал «планом одностороннего самоубийства». Но главным оппонентом Шарона был на этой демонстрации… сам Ариэль Шарон. Многократно усиленные динамиками над площадью неслись отрывки из его публичных выступлений разных лет: вот Шарон говорит о стратегической важности каждого еврейского поселения; вот он сам объясняет всю гибельность каких-либо односторонних уступок; вот он заявляет о том, что «Нецарим ничем не отличается от Тель-Авива»…
Спустя день Шарон сделал специальное заявление о том, что речь идет о плане, который рассматривается им как один из возможных; что план этот пока никак не конкретизирован и над ним еще предстоит большая работа, так что пока он не может представить список предназначенных к сносу поселений, поскольку он сам пока не решил, какие именно поселения будут снесены.
Лидеры левого лагеря увидели в этих словах премьера подтверждение своей версии, меньше, чем через месяц Арик решил дать «задний ход» и начал постепенно отказываться от своего плана.
Любопытно, что в силу странного совпадения именно 12 января, когда на площади Рабина бушевали страсти, возбужденные против Шарона уголовные расследования вышли на новый, куда более опасный для него виток развития. Появившись на телеэкране, бывший советник Ариэля Шарона и близкий друг его сына Гилада Давид Спектор заявил, что располагает документами и магнитофонными записями своих бесед с членами семьи Шарона, однозначно свидетельствующими о том, что премьер прекрасно знал обо всех финансовых махинациях, совершаемых его сыновьями. И более того — все незаконные денежные переводы осуществлялись по его прямому указанию. Готов был Спектор представить и доказательства того, что деньги, полученные Гиладом Шароном от Дуду Апеля, были ничем иным как взяткой…
После этого выступления Спектора «Движение за чистоту власти» снова потребовало от Шарона уйти в отставку и к этому требованию присоединились представители оппозиции, выдвинувшие вотум недоверия премьер-министру. Вотум не прошел, но во время предшествовавших голосованию выступлений Ариэлю Шарону пришлось выслушать немало нелестных слов в адрес своей семьи и себя лично.
21 января 2004 года госпрокурор Эдна Арбель заявила, что подготовила обвинительные заключения по «делу о греческом острове». В подготовленных ею документах строительный подрядчик Дуду Апель обвинялся в даче взятки Ариэлю Шарону и Эхуду Ольмерту в то время, когда первый занимал пост министра иностранных дел, а второй — мэра Иерусалима. Ну, а Шарон и Ольмерт, соответственно, обвинялись в получении взяток. Обосновывая это свое решение, Эдна Арбель добавила, что «несмотря на то, что, согласно „Закону о премьер-министре“ последний и в самом деле не должен подавать в отставку до решения суда, премьер должен это сделать из моральных соображений сразу после того, как против него будет выдвинуто обвинительное заключение».
Эти ее слова были немедленно поддержаны депутатом леворадикальной партии «Мерец» Йоси Саридом.
— То, что премьер-министр подозревался во взяточничестве и допрашивался полицией с предупреждением о том, что каждое его слово может обернуться против него, было позором для государства, однако мы, как выяснилось, готовы с этим мириться! Но премьер-министр, исполняющий свои обязанности, когда его дело передано в суд — это уже нонсенс! Не так давно он делился с нами своими грандиозными планами. Но как может хоть что-то планировать на будущее человек, который в очень скором времени может сесть в тюрьму или с позором оставить занимаемое им кресло? Как можно связывать с этим человеком даже ближайшее будущее страны?! — резонно заметил Сарид.
Но на самом деле, согласно закону, окончательное решение вопроса о том, следует ли против премьер-министра и его заместителя выдвигать обвинительное заключение или нет, решала не госпрокурор Эдна Арбель, а юридический советник правительства. И таким образом, выступив с рекомендацией передать дело Ариэля Шарона в суд, Эдна Арбель превысила свои полномочия госпрокурора и явно попыталась оказать давление и на общественное мнение, и на юридические круги страны.
В те дни на должность юридического советника правительства как раз заступил Мени Мазуз — ставленник министра юстиции Томи Лапида. Мазуз, в свою очередь, заявил, что ему требуется время на изучение дела, и, таким образом, теперь Шарону не оставалось ничего другого, как ждать, к какому же выводу придет юридический советник.
Эта его зависимость от мнения Мени Мазуза в немалой степени и способствовала рождению версии о том, что Ариэль Шарон принял решение о ликвидации еврейских поселений, чтобы достигнуть компромисса с левым истеблишментом и добиться закрытия начатых против него дел.
К тому времени Томи Лапид уже не раз заявлял, что если Шарон не предпримет каких-либо действенных шагов по урегулированию израильско-палестинского конфликта, он выведет свою партию из состава правящей коалиции.