Шарон и в самом деле нашел выход их сложившейся ситуации, причем такой, какой найти мог только он. Если, рассудил Шарон, его план может быть завален правительством только потому, что 12 министров выступают против него и 11 — за, то, значит, нужно просто уволить двух министров, которые против, и тогда их станет только 10, и план пройдет 11 голосами «за» и 10 «против». При решении вопроса о том, кто именно из министров должен быть уволен, его выбор пал на лидеров блока «Наш Дом — Израиль» — «Национальное единство» Авигдора Либермана и Бени Элона. Так как, по закону отставка министров вступает в силу спустя 48 часов после вручения им увольнительных писем, то такие письма были переданы Либерману и Элону в пятницу 4 июня — ровно за двое суток до судьбоносного голосования. Авигдору Либерману это письмо было вручено, когда он, решив, что рабочая неделя закончилась, направлялся в спортзал, а религиозного Бени Элона, занятого подготовкой к празднованию субботы, посланцы Шарона вообще не нигде не нашли и просто передали ему по телефону, что он уволен с поста министра туризма.
— Я хочу подчеркнуть, что у Шарона нет проблем с нами, — сказал Либерман в беседе с автором этой книги, состоявшейся спустя несколько часов после получения им этого письма. — У Шарона проблемы с министрами от «Ликуда», это среди них он не может собрать большинство в свою поддержку. Но премьер почему-то захотел решить эту проблему за наш счет. Мы с Бени Элоном уволены не потому, что были плохими министрами и не справлялись со своими обязанностями. Напротив, сам Шарон не раз говорил, что считает меня одним из лучших министров правительства. Нет, мы уволены потому, что наше мнение по вопросу признания его плана не совпадало с его мнением. Речь идет о поистине беспрецедентном случае в истории израильской политики. Обычно любой министр до утверждения правительством решения того или иного вопроса имеет право высказывать все, что он думает, и голосовать так, как считает нужным. Другое дело, если он после решения правительства начинает выступать против, нарушает коалиционную дисциплину, — тогда этот министр действительно должен уйти в отставку. Но Шарон выбрал иной путь — путь создания искусственного большинства в своем правительстве с помощью выкидывания оттуда утвержденных Кнессетом, но неугодных ему министров. И это уже само по себе делает решение правительства о выходе из Газы нелегитимным.
Тогда я не удержался и задал Либерману вопрос о том, а не стоило ли ему на этот раз поддержать план Шарона, довериться его опыту и силе политического предвидения — как доверяет ему большая часть народа?
— Я бы с удовольствием ему доверился, — ответил Либерман, — но сначала скажите, какому именно Шарону следует доверяться? Тому, кто говорил, что нет никакой разницы между Нецарим и Тель-Авивом, или тому, который говорит, что нам нечего делать в Газе? Тому, кто обещал, что примет любое решение своей партии, или тому, кто презрел решение внутрипартийного референдума на следующий же день? Как вообще можно после этого ему верить?! Да и как полагаться на его государственную мудрость после того, как он пытался сделать ставку на Абу-Мазена, после сделки, связанной с Тененбаумом?! Нет, в последнее время премьер совершил слишком много тяжелых, очевидных ошибок, чтобы следовать за ним с закрытыми глазами…
Так как увольнение Либермана и Элона было действительно беспрецедентным, то оба они попытались оспорить его в Высшем суде Справедливости. В результате заседание правительства началось не в девять часов утра, как обычно, а в полдень — Шарон ждал решения суда. Впрочем, предугадать их решение было нетрудно — судьи попросту заявили, что не хотят вмешиваться в это дело, и премьер и в самом деле находился в своем праве.
Таким образом, отставка Авигдора Либермана и Бени Элона вступила в силу, однако возмущенный Элон все же явился на заседание правительства и заявил, что в любом случае примет участие в голосовании.
— Бени, не будь ребенком — не устраивай скандала! — посоветовал ему кто-то из министров.
— Это не я устраиваю скандал, а Шарон. Он первым начал! — совсем по-детски ответил Бени Элон, для которого отставка стала настоящим потрясением: он искренне надеялся на то, что ему и его сторонникам в правительстве удастся торпедировать план Шарона.
Но самое главное заключалось в том, что даже если бы Элон и Либерман остались в правительстве, Шарон все равно одержал бы победу. Уволив этих двух министров, он успокоился, вызвал к себе Ципи Ливни и милостиво разрешил ей возобновить контакты с Нетаниягу. И в течение бессонной ночи с 5 на 6 июня Ливни удалось подготовить такой черновой вариант решения правительства, который устраивал Нетаниягу и других министров от «Ликуда». Как и требовал Нетаниягу, в этом варианте не было указано никаких конкретных дат и вообще ничего конкретного: в нем говорилось лишь, что правительство в целом поддерживает план одностороннего размежевания, предложенный премьер-министром Ариэлем Шароном, но когда именно будет осуществлен этот план, какие именно поселения и сколько поселений будут в ходе него ликвидированы, правительство обсудит позже и отдельно — когда эти вопросы встанут на повестку дня.
И в результате этот текст решения правительства был поддержан 14 министрами (включая Нетаниягу, Ливнат, Каца и Шалома), а против него проголосовало лишь 7.
— Это было поистине историческое заседание правительства Израиля! — сказал Хаим Рамон сразу по его окончании.
— Мы приняли важное решение. Все еврейские поселения Газы и два поселения в Самарии будут ликвидированы еще до конца 2005 года! — заявил в тот же день Ариэль Шарон, чтобы никто не сомневался в том, кто именно одержал подлинную победу на этом заседании правительства.
И в тот же день министр строительства и лидер партии МАФДАЛ Эфи Эйтам заявил о том, что покидает правительство, принимающее подобные решения. Его соратник по партии министр труда и соцобеспечения Звулун Орлев при этом решил остаться в правительстве, и это положило начало расколу МАФДАЛа. Однако и Шарон почувствовал, что его правительство становится все более неустойчивым, и ему нужно в срочном порядке искать пути его укрепления — особенно если учесть, что число депутатов «Ликуда», присоединившихся к «бунтовщикам» возросло до 21, и теперь у премьера не было большинства даже внутри своей фракции.
В поисках выхода из политической ловушки, в которой он оказался по собственной воле, Ариэль Шарон вновь обратился к Шимону Пересу.
Взаимоотношения этих двух выдающихся государственных деятелей Израиля, вне сомнения, заслуживают отдельного разговора. На протяжении пяти десятилетий их связывала та вражда, переходящая в дружбу, и дружба, переходящая во вражду, которые так характерны для многих израильских политиков, принадлежащих к противостоящим друг другу политическим лагерям. В сущности, фигуры Шимона Переса и Ариэля Шарона и олицетворяют два политических лагеря Израиля — левый и правый, неотделимые один от другого, как вечно ссорящиеся сиамские близнецы, одновременно понимающие, что главная цель у них одна — обеспечить выживание своей страны и своего народа в том враждебном окружении, в котором народ и страна волею судьбы вынуждены существовать.
И Шимон Перес, и Ариэль Шарон входили в очень узкий круг «любимчиков» Давида Бен-Гуриона и, несомненно, ревновали друг друга, борясь за большее внимание Старика. Не было с 70-х годов оскорблений, которые не бросил бы один другому как с трибуны Кнессета, так и на различных заседаниях различных правительств и парламентских комиссий. Не было в израильской политике больших «свиней», чем те, которые Перес время от времени подкладывал Шарону, а Шарон — Пересу. Трудно было найти более противоположных людей по складу характера, как, впрочем, и по уровню эрудиции и широте интересов: если Шимон Перес, к примеру, является одним из самых крупных знатоков мировой литературы в Израиле, то любимым чтением Шарона так и остались книги Дюма и Буссенара, разве что к ним прибавились биографии и мемуары выдающихся полководцев и политиков. И, тем не менее, эти двое время от времени приезжали друг к другу в гости на семейные обеды, протекавшие в самой идиллической атмосфере — в эти часы казалось, что ближе друзей на свете не было и быть не может.
И не случайно, когда в 1996 году журналисты застали Шарона у дома Переса, куда он направлялся, чтобы уговорить его создать правительство национального единства с Нетаниягу, Арик объяснил цель своего визита… желанием пообедать вместе с Пересом.
— Очень люблю, как готовит его Соня, — с улыбкой пояснил он журналистам.
Как уже говорилось, еще в 2002 году Шарон за спиной Амрама Мицны начал тайные переговоры с Пересом о присоединении «Аводы» к его правительству, и когда летом 2003 года Мицна ушел в отставку, Шарон тут же повторил свое предложение.
21 сентября 2003 года, на грандиозном приеме в честь 80-летия Шимона Переса, приветствуя юбиляра с поднятым бокалом в руке, Шарон сказал в микрофон: «А, может, Шимон, мы снова пойдем вместе — ведь у нас с тобой, что бы там ни говорили, по сути дела, общая цель? Шимон, друг мой! Я желаю тебе долгих лет жизни и желаю, чтобы они были такими же плодотворными, как все предыдущие годы. Твои заслуги перед страной, твои выдающиеся достижения на государственном поприще неоспоримы, и ты можешь с чистой совестью ими гордиться. Но дай нам возможность разделить с тобой твой успех. Я повторяю: давай пойдем вместе по нашей общей дороге!»
Растроганный тем, что Шарон вот так, публично пригласил его в свое правительство, Перес тут же взял микрофон и ответил: «Я уверен, что вместе мы сможем вернуть Израилю надежду на мир. Поверь, Арик, это куда реальнее, чем ты на самом деле думаешь, и даже, чем я хочу верить. Мы можем сделать это!»
А ровно через два дня Ариэль Шарон заявил, что Шимон Перес — это главная проблема Израиля и что если бы он не привез в регион Арафата и не расстелил бы перед ним красную дорожку, ситуация была бы иной. Перес не остался в долгу и сказал, что если бы Шарон 20 лет назад признал бы право палестинцев на создание своего государства, Израиль бы не выкинул 60 миллиардов долларов на строительство никому не нужных поселений.