Тем временем в небольшом кабинете Лимор Ливнат кипели страсти. Собравшиеся здесь лидеры правого лагеря сходились в одном: Кнессет не имеет права брать на себя всю ответственность за подобные решения, последнее слово в данном случае должно остаться за народом, который должен, в свою очередь, высказать свою волю на всенародном референдуме.
И заставить премьер-министра пойти на проведение этого референдума можно было только одним способом: предъявить ему ультиматум, что в случае отказа, „против“ „Закона о размежевании“ будут голосовать уже не один министр и один замминистра, а четыре министра от его партии, после чего они немедленно известят его о своей отставке и выходе из правительства вместе с партией МАФДАЛ.
— Может, имеет смысл сейчас проголосовать „за“, а затем уже поставить Шарона в известность о наших планах? — предложил Нетаниягу, но на него тут же зашикали со всех сторон.
— Ты с ума сошел! — сказал один из присутствующих. — Голосовать нужно „против“ — это однозначно!
Каким образом сведения о том, что происходит в кабинете министра просвещения, достигли слуха Хаима Рамона, доподлинно неизвестно, но Рамон тут же поспешил поставить об этом в известность Шимона Переса. (По всей видимости, утечка информации произошла через министра иностранных дел Сильвана Шалома или кого-то из его приближенных: Шалом поначалу тоже был приглашен в компанию „бунтовщиков“, но затем заявил, что он „не собирается ставить премьер-министру никаких ультиматумов“ — и покинул это собрание).
— Вот в этом заключается вся их истинная сущность! — сказал Шимон Перес. — Сначала они говорят Шарону, что будут голосовать „за“, а потом начинают за его спиной подготовку к партизанской войне.
Мгновенно оценив ситуацию, Шимон Перес решил использовать скрытый ресурс и стал собирать у себя в кабинете депутатов от арабских партий. Эти депутаты собирались голосовать против плана Шарона. Не потому, что они и в самом деле считали этот план неприемлемым и вредным для арабского народа, а по той простой причине, что по определению не могли поддержать никакого предложения Шарона. В задачу Переса входило убедить их отказаться от этой позы и, по меньшей мере, воздержаться от голосования. И Перес выполнил эту задачу, встретившись с Ахмедом Тиби и получив от него обещание оказать необходимое воздействие на других арабских депутатов.
А „заговорщики“ тем временем закончили разрабатывать план своих действий: сначала Звулун Орлев встречается с премьером и ставит его в известность, что он не только будет голосовать „против“ „Закона о размежевании“, но и потребует проведения референдума. В случае если на нем народ поддержит Шарона, он сумеет убедить поддержать его и своих товарищей по партии, и крупных раввинов, и лидеров Совета поселений — так что МАФДАЛ останется в правительстве даже в тот самый момент, когда бульдозеры начнут крушить дома поселенцев Кфар-Дарома. В качестве подтверждения этой своей позиции Звулун Орлев должен передать премьеру гарантийное письмо, подписанное, помимо прочих видных деятелей религиозного сионизма, восемью крупными раввинами. В случае же, если премьер отказывается объявить референдум, Орлев немедленно выходит из правительства.
Затем, незадолго до начала голосования, аудиенции у Шарона должны потребовать Нетаниягу, Ливнат, Кац и Наве, и они также известят премьера о своем намерении голосовать против „Закона“ и выходе из правительства. И оценив все последствия этой угрозы, оказавшийся в цейтноте премьер должен будет пойти на попятную…
Стрелки висящих на стене кабинета Лимор Ливнат часов отсчитыввали минуту за минутой, неминуемо приближая назначенное время голосования. Звулун Орлев ушел выполнять порученное ему задание и вроде бы его выполнил. Теперь настала очередь Нетаниягу и его товарищей.
Наконец, в 7.50, когда до начала заседания остается десять минут, Нетаниягу передал секретарю правительства Исраэлю Маймону, что „группа товарищей“ („хеврута“) требует от премьер-министра, чтобы он их принял и выслушал.
— Что это еще за группа товарищей? — спрашивает уже сидящий в зале заседаний Ариэль Шарон.
— Ну, это Биби и компания, — говорит Маймон.
— Передай им, что если они хотят прийти и поговорить, то пусть приходят сюда, тем более, что скоро нам всем голосовать. И еще передай: если они хотят мне чем-то угрожать, то пусть знают, что не на того напали! Я на угрозы, провокации и дешевые штучки типа „Выйдем — есть разговор!“ не поддаюсь.
В этот момент Нетаниягу и его „группу товарищей“ ожидает еще один удар: они узнают, что во время беседы с Шароном Звулун Орлев выставил премьеру ультиматум, но при этом добавил, что в отставку он подает не немедленно, а через 14 дней.
— Если так, — говорит Нетаниягу, — то нам тоже некуда торопиться: мы тоже можем сказать премьеру, что даем ему 14 дней на то, чтобы принять решение о референдуме, и если он спустя две недели откажется, уходим в отставку.
Между тем, торопиться им вроде бы есть куда: стрелки часов показывают 20.05.
В 20.00 Шарон поднялся на трибуну, и в этот момент любой из телеведущих с полным правом мог сказать: „Говорит и показывает Иерусалим. Работают все радиостанции и телеканалы Израиля“ — не было в тот час ни одного электронного СМИ, которое не прервало бы свои обычные программы ради того, чтобы в прямом эфире передать речь главы правительства.
И уже в самом начале выступления Шарона стало ясно, что бой предстоит жаркий — его речь не раз и не два прерывали резкие реплики его оппонентов.
Доводы Шарона в пользу своего плана сводились к следующему:
— Ликвидация поселений Гуш-Катифа приведет к тому, что армия перестанет охранять поселенцев и, соответственно, уменьшится число терактов, а значит, и жертв среди военнослужащих и представителей гражданского населения.
— Размежевание наряду с продолжающимся строительством разделительного забора укрепит общую безопасность Израиля и его граждан.
— Размежевание как шаг доброй воли со стороны Израиля позволит улучшить его имидж в глазах международной общественности.
— Размежевание придает юридическую силу письму президента Буша, в котором США обязуются поддержать требования Израиля, чтобы в рамках окончательного урегулирования было денонсировано право палестинских беженцев на возвращение и утверждено право аннексии Израилем крупных поселенческих анклавов в Иудее и Самарии.
„В последнее время меня часто обвиняют в том, что я нарушил свои предвыборные обещания, — сказал Ариэль Шарон в заключение своей речи. — Но разве я еще до выборов не говорил о том, что собираюсь пойти на очень болезненные уступки?! Но, повторяю, это — те жертвы, на которые мы вынуждены идти во имя мирного будущего нашей страны!“
Но если Шарон делал ставку на убеждение, то глава оппозиции и известный политический оратор Шимон Перес решил опередить противников плана Шарона и обрушил на их головы шквал обвинений.
„Почему Щаранский в свое время поддержал договор „Уайт плантейшн“, согласно которому Израиль должен был отдать 13 процентов территории Иудеи и Самарии, а сегодня отказывается поддержать выход из Газы?! Что — Газа важнее Иудеи и Самарии?!“
Расчет Переса был беспроигрышным — не будучи депутатом Кнессета, Щаранский попросту не мог ему ответить. А если бы мог, то, наверное, заметил бы, что в основу того соглашения был положен принцип „дадут — получат!“, что Нетаниягу сразу же оговорил: без принципа взаимности это соглашение недействительно, и так оно в итоге и оказалось, а вот односторонние уступки — это гибель, это стимул для новой волны террора и т. д.
Впрочем, у каждого, кто сидел в зале в тот момент, было что сказать. Каждый из выступающих, независимо от того, принадлежал он к сторонникам или противникам плана Ариэля Шарона, был по-своему прав…
В 20.15. скамьи оппозиции в зале заседаний Кнессета были заполнены, но на местах для представителей коалиции явно зияют пустоты.
„Где Биби?!“ — с саркастической интонацией в голосе вопрошает лидер слившейся с „Аводой“ партии „Ам эхад“ Амир Перец, и в ответ ему раздаются едкие смешки — никто на скамьях опопзиции не собирается скрывать своей откровенной ненависти к Нетаниягу.
— Биби-сакини! („Биби-головорез“) — бросает под общий хохот на весь зал Йоси Сарид, явно в надежде приклеить Нетаниягу новую кличку.
— Он сбежал! — почти кричит в унисон Сариду Далия Ицик.
На трибуну поднимается Шимон Перес.
— Если Нетаниягу не уважает собственные обещания, что он вообще делает в Кнессете?! — вопрошает он.
В этот момент Ахмед Тиби входит в зал заседаний и начинает буквально силой выталкивать из него тех своих товарищей, которые собрались голосовать „против“ — ему нужно время, чтобы объяснить им, почему они не должны этого делать.
— Не будьте идиотами! — орет им Тиби в коридоре. — Если вы голосуете против, к вам присоединяется Нетаниягу и другие, и счет становится 62:57!
Шарон улыбается, делая вид, что все происходящее в зале доставляет ему огромное удовольствие. Если он в этот момент и переигрывает, то самую малость.
Но все назначенные сроки уже прошли, правила приличия, предписывающие немного подождать опоздавших, соблюдены, пришло время приступать к голосованию, и в 20.30 секретарь Кнессета Арье Хан начинает зачитывать имена всех 120 депутатов Кнессета, и каждый, кого назвали, должен произнести только одно слово: либо „за“, либо „против“, либо „воздержался“…
— Моше Гафни… — читает Хан и в ответ раздается „против“.
Это — первая неожиданность голосования, наводящая на мысль, что фракция „Яхадут ха-Тора“ в последний момент решила голосовать против плана Шарона, и вскоре это подтверждается.
— …Лимор Ливнат, — читает Хан, и ответом ему является молчание.
— Отсутствует! — констатирует секретарь Кнессета, а в зале в это время раздается гудение — это тоже неожиданность.
— …Дани Наве!.. Отсутствует. Биньямин Нетаниягу! Отсутствует!..
— Ахмед Тиби!.. Воздерживается! — констатирует Хан, и это означает еще один сюрприз: все были уверены, что арабские депутаты будут голосовать „против“ плана Шарона.