О том, насколько прохладно правительственные круги Израиля отнеслись к первому визиту российского президента, свидетельствовал хотя бы тот факт, что в аэропорту Владимира Путина и сопровождающую его многочисленную делегацию встречал Эхуд Ольмерт — четвертое по значению лицо в государстве. Президент и премьер-министр предпочли остаться дома. Министр иностранных дел Сильван Шалом демонстративно отправился с семьей в Эйлат. Министр по делам Иерусалима и диаспоры Натан Щаранский, который обычно участвовал во всех встречах лидеров стран СНГ, уехал в Гуш-Катиф демонстрировать свою солидарность с поселенцами и наотрез отказался высказаться о своем отношении к визиту Путина. И уже одно это свидетельствовало о его отношении лучше всяких слов.
Затем был весьма странный визит к Стене Плача — Путин остановился неподалеку от нее, но так к ней и не подошел. Российские и израильские СМИ представили два объяснения этого казуса. Согласно, первому из них, и работники ШАБАКа, и руководство его охраны (а вместе с Путиным прибыло около ста его телохранителей!) отговорили его от этого шага по соображениям безопасности. По второй версии, ортодоксы заявили, что они лягут костьми, но не допустят, чтобы президент враждебного евреям государства прикоснулся к главной еврейской святыни, и охрана решила не доводить дело до скандала.
На самом деле все обстояло куда проще: президент России не захотел надевать кипу, как это предписано делать всем подходящим к Стене Плача, независимо от национальности. Но и выказывать явного пренебрежения к иудаизму Путин тоже не захотел, а потому ограничился встречей с раввином синагоги, расположенной у Стены, в ходе которой заверил его, что он знает о значении Стены Плача для евреев и считает это место одним из самых священных в мире.
По завершении прогулки по Иерусалиму Владимир Путин вернулся в гостиницу «Мецудат Давид», где его и всю российскую делегацию ждал необычайно вкусный и вместе с тем абсолютно кошерный ужин. Причем довольствоваться только мацой, которую евреи едят вместо хлеба в дни праздника Песах, россиянам не пришлось — помимо этого «хлеба бедности», им подали аппетитные булочки, сделанные из мацовой муки и яиц.
Встреча российского президента с президентом Израиля Моше Кацавом длилась недолго, а когда сразу по ее окончании состоялась пресс-конференция, и первым из прозвучавших на ней вопросов был, разумеется, вопрос о поставке Сирии российских ракет.
— Я думаю, что вы здесь слишком преувеличиваете опасность этих ракет, — ответил на это президент России. — Наши военные хотели продать сирийцам ракеты «Искандер» с дальностью полета до 300 километров, способные достигать любой точки Израиля, но я им этого не позволил. Сегодня четверть населения Израиля составляют наши бывшие и нынешние граждане, в Израиле живет слишком много моих близких друзей и просто дорогих мне людей, и я никогда не допущу, чтобы их жизнь подвергалась угрозе. Ракеты же, которые мы поставили Сирии, предназначены для самообороны. Они прикреплены к огромным грузовикам, за их передвижением очень легко следить и потому они никак не могут оказаться в руках террористов. Вы можете столкнуться с ними только в том случае, если ворветесь в воздушное пространство Сирии. Но ведь вы не хотите этого, не так ли?!
Последнюю фразу президент России сопроводил особенно ослепительной улыбкой, отчего напряжение в зале наросло — все знали, что прошлом Израиль неоднократно нарушал воздушное пространство Сирии, на территории которой находятся тренировочные базы ХАМАСа. И не исключено, что ему еще не раз придется наносить удары по этим базам…
О том, что Израиль никак не устраивает эта позиция России, довольно прямо сказал в своем выступлении Моше Кацав, заметивший (опять-таки, с нежной улыбкой), что только в последние месяцы Сирия передала «Хизбалле» и палестинцам часть имеющихся у нее запасов российского оружия. И вообще, не кажется ли господину Путину, что Россия слишком активно вооружает в последнее время страны исламского мира, обратился Кацав в присутствии журналистов к гостю? Однако Путин с ходу отверг эти обвинения.
— Мы действительно продали арабским странам оружия на несколько сотен миллионов долларов, — сказал он. — Но эти партии — капля в море по сравнению с теми партиями оружия на общую сумму в девять миллиардов долларов, которые поставили этим странам американцы. Почему же вы не предъявляете к ним никаких претензий?!
И нужно сказать, что в данном случае израильтянам возразить было особенно нечего, тем более, что российский гость привел конкретные факты.
Центральным событием этого визита стала, несомненно, встреча Путина с Ариэлем Шароном. Израильский премьер приветствовал высокого российского гостя на русском языке, а затем они некоторое время беседовали с глазу на глаз, после чего к ним присоединились высокопоставленные сотрудники канцелярии премьера, министр иностранных дел Сильван Шалом и министр финансов Биньямин Нетаниягу. Сам тон беседы был совершенно иным, чем во дворце президента.
Увидев представленные ему Шароном документы, свидетельствующие о том, что Сирия и Иран продолжают снабжать оружием «Хизбаллу», Путин заметил, что этот вопрос его действительно тревожит. Когда же перед ним положили данные израильской разведки о том, что у Ирана в течение года может появиться атомная бомба, Путин вздохнул:
— Все это и в самом деле не может не внушать опасений. Мы предупредим Иран, что еще одно подобное нарушение с его стороны — и мы вынуждены будем пересмотреть наши отношения. Кроме того, если иранское руководство не согласится на инспекцию ООН, то мы поддержим любое решение против него, которое будет принято Советом безопасности.
Тема выдачи России укрывшихся на территории Израиля компаньонов владельца нефтяного концерна ЮКОС Михаила Ходорковского, как, впрочем, и тема суда над самим Ходорковским в ходе этой беседы — по предварительному соглашению сторон — вообще не упоминалась. А вот, что касается российского подарка палестинцам, то Шарон твердо заявил, что Израиль согласится на поставку палестинцам двух гражданских вертолетов, но не допустит передачи им полсотни БТР.
— Но ведь эти машины помогут палестинцам бороться с террором! — сказал Путин.
— Пусть сначала они докажут, что действительно хотят с ним бороться! — парировал Шарон.
В то же время Путин проявил особую жесткость в своем требовании к Израилю оказать всемерную поддержку Абу Мазену.
— Та поддержка, которую вы оказываете ему сегодня, недостаточна. Вы можете и должны сделать для него больше, — несколько раз повторил он. — В противном случае к власти у палестинцев действительно придут террористы…
Самое странное заключалось в том, что по окончании этой встречи Шарон заявил, что «между ним и президентом Путиным не было никаких противоречий». А, прощаясь, Шарон сказал Путину по-русски:
— Я хочу сказать вам, господин президент, что вы находитесь здесь среди друзей…
И из этой фразы стало понятно, что, когда лидеры двух государств говорили с глазу на глаз, Путиным было сказано нечто такое, что растопило лед и позволило сблизить позиции между двумя странами. Но что именно — так и осталось покрыто завесой тайны…
В течение всех последующих месяцев Шарон активно занимался подготовкой к реализации своего плана и — одновременно — борьбой с его противниками.
И борьба эта была не просто жесткой — обе стороны в этой борьбе порой переходили некую запретную черту, и в результате нее были втоптаны в грязь не только человеческие судьбы, но и те нормы, на которых в течение десятилетий основывалась жизнь израильского общества.
Глава 11. Оранжевое небо
Да, именно оранжевый цвет стал символом движения сопротивления плану Ариэля Шарона, начавшемся еще в 2004 году и достигшем своего пика в первой половине августа, когда армия и полиция приступили к выселению жителей поселений Газы из их домов. Оранжевые майки, оранжевые ленточки, оранжевые браслеты на руках, плакаты, написанные черными буквами на оранжевом фоне, на протяжении долгих месяцев можно было ежедневно и ежечасно встретить на каждой улице, на каждом перекрестке, на каждой площади страны. Сам этот цвет был выбран лидерами движения сопротивления, разумеется, не случайно — он призван был напоминать об «оранжевой революции» 2004 года на Украине, когда сторонникам Виктора Ющенко удалось с помощью общественного давления заставить тех, кто стоял у руля этой страны, смириться с властью демократии и уйти в отставку. Точно так же противники односторонней ликвидации еврейских поселений надеялись заставить Ариэля Шарона учесть мнение народа и отказаться от реализации своего плана, по меньшей мере, до того, как будет проведен всенародный референдум или новые парламентские выборы.
Первыми оранжевые футболки надели дети поселенцев Гуш-Катифа — в конце апреля 2004 года 8–10 летние мальчики и девочки, взяв в руки израильские флаги и плакаты с лозунгами «Ликвидация поселений — это победа террора!» вышли на перекрестки страны. И именно тогда прозвучало — и не без оснований — первое обвинение в адрес поселенцев, что они вовлекают детей в политическую борьбу.
Но и поселенцам было, что ответить на это: то, что для других являлось «политической борьбой», для них было борьбой за их дома, где они прожили не одно десятилетие, вырастили детей, а затем и внуков. Нет, даже куда больше, чем за дома — за ту идею, движимые которой они поселились в этих местах, ради которой подвергали свою жизнь и своих детей ежедневному риску. Снос их поселений означал, что все было напрасным, что дело, в которое они верили и которому, по сути, посвятили жизнь, оказалось никому не нужным, а сама жизнь — прожитой зря.
Нужно сказать, что Ариэль Шарон не раз в те дни обращался к поселенцам с трибун самых различных форумов и во время встреч с их лидерами.
— Никто не понимает вас лучше меня, — сказал он на одной из таких встреч. — И, поверьте, мне также больно отказываться от этих поселений, как и вам. И я хочу, чтоб вы знали: ничто не было напрасным, в том числе и ваш жизненный подвиг по заселению Газы. И уходим мы отнюдь не с пустыми руками: взамен мы получили от США гарантии, что проблема палестинских беженцев будет решаться за пределами Израиля, а мы сохраним большую часть наших поселений в Иудее и Самарии, на нашей исконной земле! Все это произошло благодаря вам!