На очередное заседание правительства Шарон велел подать ханукальные пончики, и первым надкусив один из них, с улыбкой заметил:
— Ешьте, ешьте — в Хануку нужно есть пончики! Конечно, злоупотреблять ими не стоит, но если их есть в меру, как я, то и никакого вреда от них не будет — одна только польза.
Между тем, в окружении премьера было отлично известно, что, демонстрируя, что он пребывает в самом добром расположении духа, Ариэль Шарон просто играет на публику. На самом деле, возобновившиеся в суде слушания по делу его сына Омри, которые явно шли к вынесению «посадочного» приговора, а также вновь возникшие в связи с этим в обществе споры о том, знал ли Ариэль Шарон или не знал о том, каким именно образом Омри способствовал его победе на праймериз в «Ликуде», настроения ему не прибавляли. Как не прибавляла настроения и новая конфронтация с поселенцами, решившими в дни Хануки основать в Иудее и Самарии 15 новых поселенческих форпостов в память о снесенных поселениях Гуш-Катифа — после того, как Шарон резко выступил против этой инициативы, поселенцы снова обвинили его в предательстве.
Все это, вне сомнения, еще больше усиливали то огромное душевное и нервное напряжение, которое премьер-министру пришлось выдерживать сразу после выхода из больницы.
В начале 2006 года, врачи, осмотрев Шарона, решили в спешном порядке готовить его к шунтированнию сосудов — и из этой спешки можно было понять, что состояние его здоровья отнюдь не так хорошо, как это пытались представить врачи на недавней пресс-конференции.
Сама процедура шунтирования была назначена на 5 января, и медики порекомендовали премьеру хотя бы за сутки до операции хорошо отдохнуть, желательно — в больничной палате, под их наблюдением. Но Шарон категорически отверг это предложение, заявив, что проведет предшествующий шунтированию день на своей ферме.
Но премьер-министр Ариэль Шарон оказался на операционном столе куда раньше, чем это планировали израильские кардиохирурги.
Вечером 4 января Ариэль Шарон почувствовал, как он сам поначалу сказал, «легкое недомогание», но затем его состояние начало стремительно ухудшаться, и дежуривший на ферме фельдшер стал настаивать на его немедленной госпитализации. Шарон поначалу категорически отказался ехать в больницу и еще почти полчаса ушли на его уговоры, а, между тем, счет времени уже шел на секунды. Еще полчаса, а то и сорок минут были потеряны из-за того, что Болеслав Гольдман настоял на том, чтобы Шарона везли не в расположенную неподалеку от его фермы Беэр-Шеву, а в Иерусалим — во всю ту же больницу «Адаса Эйн-Керем». Да, иерусалимская больница и оборудована получше. Да, ее врачи уже были знакомы с Шароном как с пациентом, но дорога до нее занимала вдвое больше времени, чем дорога в беэр-шевскую больницу «Сорока». Не успела машина премьера въехать во двор больницы, как Шарон потерял сознание и его диагноз не вызывал сомнений — «обширный геморрагический инсульт»…
Так начиналась эта долгая ночь — вторая бессонная ночь в жизни всей страны в течение одного месяца. Не было в стране ни одного дома, в котором бы не светилась в ту ночь, как минимум половина окон, а на улицы снова выплескивались многократно усиленные синхронно работающими телевизорами репортажи из «Адасы».
В половине второго врачи констатировали, что у Шарона серьезно поражено правое полушарие мозга, и по стране поползли слухи, что Шарон скончался на операционном столе, а врачи просто не спешат с официальным сообщением об этом, чтобы согласовать его с членами правительства.
В два часа ночи арабский телеканал «Эль-Джазира» подтвердил эти слухи, передав сообщение, что премьер-министр Израиля Ариэль Шарон мертв, и вновь повторился сценарий двухнедельной давности: на улицах всех палестинских городов началось всеобщее ликование, зазвучала музыка, мужчины пустились в лихой танец, а женщины, издавая восторженное улюлюканье, закидывали их сладостями.
А Израиль, стиснув зубы от боли и тревоги, ждал рассвета. Рано утром уже знакомый всем израильтянам профессор Шломо Мор-Йосеф появился перед журналистами, а затем и возник крупным планом на экранах телевизоров. Вести, которые он принес, были неутешительными, но все же не настолько трагическими, как многие с опасением ожидали. Прежде всего главврач «Адассы» опроверг слухи о смерти Ариэля Шарона, но затем рассказал, что за первым обширным кровоизлиянием последовало второе и третье, и лишь под утро после нескольких операций этот процесс удалось остановить. Он подтвердил, что у Шарона серьезно повреждено правое полушарие мозга, что он подключен к аппарату искусственной вентиляции легких и его состояние можно охарактеризовать как «стабильно-тяжелое». Отвечать на вопрос, есть ли шансы на полное выздоровление Шарона — настолько полное, что он сможет вернуться на своей пост, профессор отказался.
В тот день все соперничающие с «Кадимой» политические партии заявили о прекращении своей деятельности до того, как прояснится картина состояния Ариэля Шарона. Были отменены сотни заранее намеченных вечеринок, празднования дней рождений и даже свадьбы.
Израиль молился. Тысячи людей пришли к Стене Плача, чтобы просить о выздоровлении Ариэля Шарона; во многих синагогах страны читались псалмы Давида и специальные молитвы; сотни жителей расположенных неподалеку от фермы «Шикмим» кибуцев и мошавов пришли вместе с детьми к воротам дома премьера, чтобы именно здесь выразить поддержку его семье и попросить Бога послать премьеру выздоровление.
В больнице «Адаса Эйн-Карем» совершенно светские израильтяне спешно набрасывали на плечи талиты и присоединялись к сотням других молящих. Радиостанции с придыханием сообщали, что в больницу прибыл известный израильский раввин-ясновидящий Ифарген по прозвищу «Рентген», что он осмотрел больного, что-то сказал врачам, но ему запретили общаться с журналистами…
Было странное ощущение, что на какие-то часы Израиль стал религиозной страной. Впрочем, не только Израиль — специальную мессу за выздоровление Шарона провел в Ватикане папа римский, госсекретарь США Кондолиза Райс призналась, что провела несколько часов в церкви, молясь за Шарона, а со всего мира шли и шли телеграммы с пожеланиями скорейшего выздоровления — из России, Франции, Японии, Иордании.
В эти долгие, томительные часы стало окончательно ясно, что значит Шарон для Израиля и для большинства израильтян. В публикуемых газетами статьях, больше напоминавших некрологи, в звучавших на всех радиоволнах воспоминаниях политиков, генералов, бизнесменов, рабочих и домохозяек, было столько любви, тревоги и боли, что они вряд ли могли оставить кого-то равнодушными. И из этих рассказов и воспоминаний становилось ясно, что даже те, кто совершенно не разделяет нынешней политической позиции Ариэля Шарона, не готовы примириться с его смертью, ибо с любой точки зрения то, что сделал этот человек за свою жизнь для Израиля, намного перевешивает все его грехи и просчеты, которых тоже было немало. Левые не вспоминали в эти часы Шарону вторжения в Ливан и восхождения на Храмовую гору, а правые — о снесенных им еврейских поселениях на Синае и в Газе. Все они однозначно сходились во мнении, что если бы не Ариэль Шарон, Израиль был бы совсем другой страной с совершенно другой историей — если бы, конечно, вообще был…
Правда, были и те, кто ничего не забыл и не простил Шарону. И на фоне всеобщей тревоги диссонансом прозвучало требование одного из видных активистов поселенческого движения Ноама Федермана наложить запрет на то, чтобы Ариэль Шарон был похоронен рядом со своей женой Лили. В поданном им в Верховный суд иске Федерман утверждал, что само захоронение Лили неподалеку от фермы Шикмим было противозаконным, так как по закону захоронения можно проводить только в специально отведенных под них местах. А значит, труп Лили Шарон должен быть эксгумирован и перенесен на обычное, созданное вполне законным образом кладбище.
— Если Ариэль Шарон не пощадил чувства поселенцев Гуш-Катифа и заставил их пережить перенос могил их близких, то почему мы должны щадить чувства семьи Шарона? И почему эта семья должна быть выше существующих законов?! — объяснил мотивы своего поступка Федерман.
И хотя формально он был прав, в тот момент никому в Израиле не было дела до его правды. Федермана подвергли всеобщему остракизму, а Верховный суд страны принял решение объявить могилу Лили Шарон местом «специального захоронения» и разрешил, когда придет время, похоронить рядом с ней Ариэля Шарона.
Решение это показалось тем более своевременным, что под вечер 5 января прозвучало сообщение о том, что Шарону предстоит новая операция, а за ним — информация о том, что Джордж Буш и Кондолиза Райс выстраивают свое расписание на следующую неделю так, чтобы прибыть на похороны Шарона, если не дай Бог, случится непоправимое. И снова поползли противоречивые слухи, снова страна приникла к радиоприемникам и экранам телевизоров.
Но старый солдат Ариэль Шарон явно не собирался проигрывать этот, далеко не первый свой бой со смертью.
Спустя несколько часов врачи сообщили о том, что операция прошла настолько успешно, насколько это было возможно, что премьер жив и его состояние можно охарактеризовать «как тяжелое, но стабильное».
Следующее сообщение: зрачки Шарона реагируют на свет, и это — добрый признак… И, наконец, прозвучало сообщение о консилиуме, на котором решалось, когда именно его начнут выводить из-под наркоза.
Утром 8 января Шломо Мор-Йосеф открыл пресс-конференцию словами о том, что премьер-министр Ариэль Шарон начал самостоятельно дышать.
— Он еще подключен к аппарату искусственной вентиляции легких, но это — исключительно подстраховочная мера, — подчеркнул профессор Мор-Йосеф. — Ариэль Шарон дышит сам — это я утверждаю со всей ответственностью. Артериальное и черепное давление, а также другие жизненно важные показатели у Ариэля Шарона в норме. В целом, повторю, состояние премьер-министра можно охарактеризовать как стабильное и в настоящее время мы начали постепенно выводить премьера из-под наркоза. Однако этот процесс может занять как несколько часов, так и несколько дней.