О том, насколько Даян доверял в те дни Шарону, свидетельствует хотя бы тот факт, что именно в его бригаду в качестве военного корреспондента пресс-службы ЦАХАЛа вскоре была прикомандирована дочь Даяна — будущая депутат Кнессета Яэль Даян.
Яэль немедленно подпала под обаяние Шарона и очень быстро из сторонней наблюдательницы превратилась в его секретаршу, всячески пытающуюся скрасить суровый быт своего командира.
1 июня 1967 года Даян официально вступил в должность министра обороны, а утром 2 июня созвал расширенное совместное заседание узкого кабинета министров по вопросам обороны и руковдства генштаба, на которое пригласил и Ариэля Шарона. На этом заседании Шарону было предложено изложить свой план Синайской кампании. Когда Шарон закончил говорить, Даян заявил, что он лично этот план поддерживает, добавив, что идея генерала Шарона об оккупации всего Синая кажется ему верной и с военной, и с политической точки зрения. В итоге большинством голосов план Шарона был утвержден, а после этого на заседании было принято историческое решение о том, что Израиль начнет войну против арабских стран во вторник, 5 июня 1967 года в 7.45 утра с бомбардировки вражеских аэродромов.
Вернувшись на базу бригады, Шарон начал спешно готовиться к будущему сражению.
Для начала он велел изготовить из песка огромный макет Абу-Агейлы, чтобы с его помощью познакомить всех командиров со своим планом штурма этого самого укрепленного египетского форпоста, представляющего собой ключи к Синаю.
«Этот участок обороны располагался среди дюн в 15 милях к западу от египетско-израильской границы, — описывают Абу-Агейлу в своей книге „Шестидневная война“ Р. и У. Черчилли. — его укрепления из трех параллельных траншей тянулись на 3 мили. Первая линия траншей отстояла от второй на 300 ярдов, вторая от третьей — на 600 ярдов. Все траншеи были бетонированы, и их первая линия пересекала минное поле, так что мины лежали как впереди, так и позади нее. На обоих флангах траншей были сосредоточены пехотные и бронетанковые части. В районе укреплений было много египетских танков, противотанковых орудий и артиллерии разных калибров. За укреплениями были размещены дополнительные пехотные и бронетанковые части для защиты тыла. Многие укрепления были построены еще в 1948 году, но с тех пор стало их значительно больше и они были улучшены. Этот участок обороны защищала бригада из четырех пехотных батальонов 2-й египетской пехотной дивизии. Бригада была усилена 89–90 танками Т-54 и т-34, а также шестью артиллерийскими дивизионами со 122-миллиметровыми русскими оружиями, несколькими противотанковыми дивизионами и подразделениями тяжелых минометов».
Все это и предстало перед подчиненными Шарона на макете из песка и глины. Теперь они воочию могли видеть то место, где им предстояло воевать и предельно реально представлять, какую боевую задачу должен будет выполнить каждый из них, какое место ему отведено в грандиозном плане Шарона.
Сам этот план заключался в следующем:
1. Артиллерия выдвигается на передовые позиции, так, чтобы она могла вести интенсивный и прицельный огонь по египетским траншеям.
2. Египтяне должны быть блокированы с тыла, чтобы преградить путь возможным подкреплениям, после чего один танковый батальон наносит им удар сзади.
3. Сброшенные на вертолетах десантники атакуют Абу-Агейлу с севера, зайдя в тыл главным оборонительным линиям и подавляя египетскую артиллерию.
4. Пехота атакует северный фланг египтян, очищает передовые траншее, после чего саперы прокладывают проход через минное поле.
5. Окончательный прорыв обороны противника осуществляется танками.
Создание макета и обкатка на нем этого плана была тем более важна, что основную часть боя Арик решил провести в свое любимое время суток — ночью.
Позднее в своих воспоминаниях Шарон писал, что план взятия Абу-Агейлы родился у него после того, как он понял, что египтяне, строя свою оборону, слепо копируют систему обороны советской армии, с которой он был хорошо знаком по книгам. Ну, а ночное время для решающей атаки было выбрано на основе твердого, основанного на предыдущем опыте убеждения Шарона, что египятне совершенно не умеют воевать ночью — в условиях ночного боя они быстро теряются и впадают в панику.
Пока офицеры и солдаты изучали макет, Шарон послал своего шофера Йорама в Беэр-шеву с поручением купить 300 карманных фонарей — по 100 желтых, красных и синих. Фонари были розданы трем пехотным батальонам с тем, чтобы по их свету танкисты могли определить, какие позиции уже заняты израильскими солдатами и не вели огонь в их направлении.
В пятницу 2 июня Яэль Даян отправилась на выходные домой, и Арик передал вместе с ней письмо к Лили — дом Шаронов находился на той же улице, что и дом Даянов, и Яэль было совсем нетрудно исполнить это поручение. Маленький Омри, узнав, что Яэль скоро снова собирается к папе, попросил передать Арику два цветка из их палисадника. Шарон, получив эти цветы, сунул их между листами своей записной книжки и сохранял их как талисман на протяжении всей войны.
В субботу 3 июня Яэль Даян вернулась в расположение 38-й танковой бригады, причем не одна — вместе с ней прибыл для «дальнейшего прохождения службы» Зеэв Слуцкий. Его длительная зарубежная командировка, в которой он находился по заданию «Моссада» закончилась, и теперь Слуцкий хотел быть в самом центре событий. Зевик прибыл, кстати, не просто так, а с просьбой от Лили ни на шаг не отходить от Шарона, чтобы с ее Ариком, не дай Бог, ничего не случилось. Зевик пообещал просьбу выполнить, а так как принадлежал к той породе людей, которые свято выполняют все свои обещания, то и в самом деле всю войну тенью следовал за Шароном.
4 июня Шарон получил приказ командования привести свое подразделение в состояние боевой готовности номер один. До поздней ночи он обходил базу, беседовал с солдатами и офицерами, проверял исправность техники и лег спать только под утро, попросив Яэль разбудить его в половине седьмого.
Ровно в 6.30 Яэль тронула лежащего на полу в своей комнате Шарона за плечо, и он тут же проснулся. Девушка к этому времени уже поставила на стол вареные яйца, свежие овощи, бутерброды и горячий кофе. Шарон завтракал с аппетитом, и, глядя на него, Яэль подумала о том, что надо будет записать в дневнике: «Хотя комбриг Шарон спал меньше трех часов, он выглядел необычайно бодрым и отдохнувшим».
Позавтракав, Шарон еще успел побриться и надеть чистую одежду, и то же самое приказал сделать всему личному составу бригады. Затем он попросил связистов соединить его, если это возможно, с домом. Трубку взяла Лили.
— Ты только не волнуйся, живи спокойно, — сказал он ей. — Поцелуй детей. Береги их. Ну, пока…
Он помолчал, а потом вдруг сказал:
— Лили, спой мне что-нибудь на дорогу.
И через минуту услышал в трубке старый гимн ПАЛЬМАХа:
Ат хаки ли — вэ ахзор,
Рак хаки хазак… -
Жди меня, и я вернусь,
Только очень жди…
Закрыв глаза, Арик слушал Лили, и лишь когда она дошла до последнего куплета, стал ей подпевать:
Не понять, не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня…
С тех пор это стало у них в семье традицией — всякий раз, выходя на войну или на ответственное задание, Лили напевала Арику по телефону какую-нибудь песню. После разговора с Лили Арик почувствовал новый прилив сил и в чрезвычайно приподнятом настроении направился к уже урчащим моторами танкам.
5 июня в половине восьмого утра, еще до официального начала войны, Шарон вывел свои танки с базы в Ницане и направил их в сторону египетской границы. В 10.37, когда израильские ВВС уже, по сути дела, закончили уничтожение авиации противника, 38-я танковая бригада пересекла границу с Еиптом, и генерал Шарон швырнул свои маршевые роты в шершавый синайский песок.
К полудню первый танковый батальон бригады подошел к Абу-Агейле и с ходу овладел передовыми позициями противника, уничтожив при этом несколько танков. Вслед за этими танками двигались шесть артиллерийских дивизионов, которые начали занимать боевые позиции прямо напротив Абу-Агейлы.
Заметив это, египтяне обрушили на них шквал огня, но израильтяне выполнили боевую задачу — развернули свою артиллерию в 5 милях от Абу-Агейлы, и оттуда в 15.00 стали обстреливать египетские укрепления. Обстрел продолжался долго — до тех пор, пока артиллеристы не накрыли своим огнем все указанные им Шароном цели.
В это же самое время — в 15.00 — второй танковый батальон бригады вместе с приданным ему подразделением саперов и минометным дивизионом с северного фланга обошел позиции египятн и ворвался в расположение египетского батальона, прикрывавшего подходы к северо-западу от Абу-Агейлы. Завязался тяжелый бой, в ходе которого египтянам удалось отразить первую израильскую атаку. Командир этого батальона попросил по рации Шарона поддержать его силами авиации, но из-за начавшейся песчаной бури это оказалось невозможно. Батальон отступил, потеряв семь танков.
— Прислать тебе подкрепление? — спросил Шарон комбата, чувствуя, как у него бешено колотится сердце: если этому батальону не удастся занять позицию собственными силами, это означало бы первый сбой в его плане.
— Сами справимся, командир! — послышалось в трубке.
Около четырех часов, перегруппировавшись, этот же батальон пошел в новую атаку и овладел позицией противника. Затем израильские танки вышли на дорогу Эль-Ариш-Абу-Агейла, встретились здесь с 20 египетскими танками, уничтожили их и заняли египетскую позицию, блокировавшую дорогу.
К наступлению темноты, которая в это время года ложится на дюны Синайской пустыни после семи часов вечера, израильские танки блокировали перекресток, одна из дорог которого вела в Абу-Агейлу, а другая — Джебаль-Либни. Здесь танки остановились и стали ждать приказа Шарона двигаться к Абу-Агейле, чтобы ударить по египтянам с тыла.