Ариэль Шарон. Война и жизнь израильского премьер-министра — страница 36 из 141

Однако Дадо вовсе не собирался терять еще 200 танков — даже вместе с Ариком Шароном. Он был убежден, что пока большая часть авиации занята на Северном фронте и не в состоянии оказать поддержку стоящим на Синае танковым частям, на этом направлении следует воздерживаться от каких-либо наступательных операций. Наоборот, считал Элазар, нужно попытаться спровоцировать на наступление египтян, измотать их в оборонительных боях, и уже затем перейти в атаку.

Что же касается невыносимых отношений, сложившихся между Шароном и Городишем, то после долгих споров было решено Шарона с его должности не смещать, но направить на Южный фронт для улаживания этих отношений бывшего начальника генштаба Хаима Бар-Лева. Выйдя в отставку, Бар-Лев тут же занялся политикой, и в 1973 году занимал пост министра промышленности и торговли в правительстве «Мааарха», но сразу после начала войны включился в работу генштаба в качестве офицера по особым поручениям. В этом качестве он и направился с Городишем на Южный фронт — в годы Великой Отечественной войны в советской армии его бы назвали «представителем Ставки».

Шарон поначалу обрадовался приезду Бар-Лева, и 10 октября, в весьма приподнятом настроении, помчался на совещание в штаб фронта — он был уверен, что, несмотря на все их прошлые споры, Бар-Лев с его стратегическим мышлением по достоинству оценит план форсирования канала. Увы, все оказалось совсем иначе. Назвав план Шарона «преждевременным», Бар-Лев передал ему приказ Давида Элазара никаких действий не предпринимать, а вместо этого отступить в глубь Синая, на те позиции, которые он занимал до 9 октября.

— Хорошо, я сделаю это, но пусть мне в начале объяснят логику этого приказа! — снова вскипел Шарон. — Почему мы должны отступать с позиций, которые куда ближе к каналу, чем прежние, и куда более выгодны для нас со всех точек зрения?! Лично я никакой логики в этом не вижу! И объясните мне, почему отвергается один мой план за другим?! Я предлагал послать на выручку ребят в бункерах 100 танков — и мне отказали. Я предлагаю форсировать канал — и мне снова отказывают! Что происходит?!

— Ты должен выполнять приказ, Арик! — ответил ему Бар-Лев. — А логика проста: за эти дни египтяне перебросили через канал новые силы и вот-вот ринутся в атаку. И нам нужно выровнять фронт и как можно лучше подготовиться к их наступлению.

— А я думаю, что нам стоит спешить с форсированием канала! — продолжал настаивать Шарон. — Сейчас дорога к нему открыта, но в любой момент египтяне могут обнаружить свою ошибку и закрыть «дыру», сомкнув фланги своих армий!

В итоге Арик покинул штаб фронта, оставшись при своем мнении, но приказ все-таки выполнил. В голове его в тот день роились самые разные мысли. Шарон начал подозревать, что Городиш и Дадо ни в коем случае не хотят допустить, чтобы ему досталась слава «покорителя Суэцкого канала», а Хаим Бар-Лев, будучи видным деятелем левого лагеря, заинтересован сделать все, чтобы он оставался на вторых ролях, и его военные успехи не увеличили бы электоральный потенциал «Ликуда».

Последующие три дня прошли в томительном ожидании и бесконечных словесных баталиях между Шароном и штабом фронта, а на рассвете 14 октября Арика разбудил его заместитель и сообщил, что только что египтяне предприняли попытку выбросить на четырех вертолетах десант в районе расположения бригады. Вертолеты были вовремя замечены и все египетские десантники уничтожены, но Шарон мгновенно понял, что речь шла не об одиночной и случайной акции противника — начиналось то самое египетское наступление, которого с таким нетерпением ждал Давид Элазар.

В 6.10 утра египтяне начали артиллерийскую подготовку, а в 9.00 развернули свои танковые и пехотные части на всю ширину фронта. Началось третье по своим масштабам после Курской дуги и Эль-Манары33 танковое сражение ХХ века. С египетской стороны в нем сражалось 1000, а с израильской — 750 танков.

Никакого особого блеска военной мысли ни с той, ни с другой стороны в ходе этого сражения проявлено не было. Нет, это была просто кровавая мясорубка, в которой две армии сошлись лоб в лоб, и победа была должна достаться той, что обладала большим мужеством и более крепкими нервами. В середине дня, после нескольких часов упорного боя, египтяне начали поспешно, бросая, как обычно, свою пехоту под огонь израильских танков, отступать в сторону восточного берега Суэцкого канала. Суммарно они потеряли в этой битве 270 танков, из которых 120 уничтожила бригада Шарона. Потери израильтян на этом фоне выглядели ничтожно — всего 6 танков. Это было самое крупное поражение египетской армии с начала войны Судного дня.

Во время этого грандиозного боя с Шароном, как он, во всяком случае, сам утверждал, случилась небольшая неприятность — у него вышел из строя прибор связи. Причем вышел весьма странным образом: связь между Шароном, штабом его бригады и его танками сохранялась, но вот связь с Хаимом Бар-Левом исчезла начисто. А потому Шарон не слышал приказа Бар-Лева прекратить преследование египетских танков и продолжал гнать их на узком участке фронта почти до самого канала. Лишь после того, как начальник штаба бригады передал Шарону, что Бар-Лев требует прекратить несанкционированное наступление, тот остановил свои танки и повернул назад.

Бар-Лев до своих последних дней был убежден, что на самом деле никакой поломки рации не было, а был еще один случай неподчинения Арика приказу. Шарон, в свою очередь, продолжал настаивать на своей версии.

Но, как уже понял читатель, умение с ходу, не моргнув глазом, соврать, было, увы, неотъемлемой чертой характера прославленного израильского генерала Ариэля Шарона.

* * *

Сразу после окончания развернувшегося на просторах Синая грандиозного танкового сражения на Южный фронт прибыл министр обороны Моше Даян. Объезжая войска, он поздравлял их от имени правительства с победой. Заглянул Даян и на КП Ариэля Шарона. Воспользовавшись этим визитом, Шарон поспешил познакомить Даяна со своим планом форсирования канала. Он надеялся, что такой старый вояка, как Даян, сумеет оценить его по достоинству, а затем убедит в его реальности генштаб и правительство.

И на этот раз Шарон не ошибся — по мере того, как он рассказывал про подготовленный им задолго до войны «проходной двор», про «коридор», возникший между позициями 2-й и 3-й египетских армий, про возможность выйти в тыл врага, в единственном глазу Даяна заплясали веселые искорки, и прославленный израильский генерал все внимательнее всматривался в расстеленную на столе карту.

— А ведь интересно! — вдруг сказал он, обращаясь не к Шарону, а к какому-то невидимому собеседнику, которого ему нужно было убедить. — Может, и в самом деле стоит попробовать, а?

Сегодня уже трудно наверняка сказать, какую роль сыграл Моше Даян в том, что на состоявшемся в ночь с 14 на 15 октября 1973 года заседании израильского правительства было принято решение форсировать Суэцкий канал и начать наступление на его Западном берегу.

Многие историки считают, что Даян тут вообще ни при чем: просто Давид Элазар и Хаим Бар-Лев, посчитав задействованые в последнем бою египетские танки, пришли к выводу, что египтяне практически не оставили бронетанковых частей на западном берегу канала, оголили свои тылы, а, значит, перейдя на другой берег, израильская армия не встретила бы там особого сопроитвления. Немалое значение имело и то, что на Северном фронте в эти дни произошел коренной перелом: сирийцы стали терпеть поражение за поражением, и генштаб мог перебросить на Южный фронт необходимую для поддержки танков авиацию.

Историки также любят подчеркивать, что Ариэль Шарон ни в коем случае не являлся единственным творцом плана переправы на западный берег канала — в разработке его окончательного варианта принимали участие и Хаим Бар-Лев, и Шмуэль Гонен, и Авраам Адан, и Давид Элазар. И именно их вариант плана и был утвержден Голдой Меир на ночном заседании правительства.

По этому плану, приданное бригаде Шарона подразделение десантников должно было переправиться на резиновых лодках на западный, африканский берег канала, закрепиться там и прикрыть группу танков, которая по наведенным мостам также форсирует канал. Чтобы обеспечить безопасность переправы, по противнику должен быть нанесен отвлекающий удар. Одновременно танковые подразделения Шарона и Адана должны вбить клин между позициями 2-й и 3-й армий египтян, атаковав расположенные у них на флангах «Китайскую ферму» и форпост «Мисури». Это позволит расширить «коридор», ведущий к переправе и перевести на другой берег канала столько танков, сколько нужно для ведения широкомасштабных боевых действий.

Самого Ариэля Шарона ознакомили с этим планом в понедельник, 15 октября, в шесть часов утра. Сразу после этого, находясь в приподнятом настроении, взяв с собой несколько танков и БМП, Шарон лично направился на разведку к «проходному двору», чтобы еще раз внимательно осмотреть местность и тщательно продумать ту задачу, которая будет возложена на каждую боевую единицу его бригады. Так же, как и предыдущая разведгруппа, отряд Шарона благополучно добрался до берега канала и вернулся обратно.

Оказавшись на своем КП, Шарон немедленно собрал совещание штаба бригады и начал знакомить своих офицеров с планом предстоящей операции, получившей кодовое название «Дерзость сердца». Совещание растянулось на несколько часов, и когда оно уже подходило к концу, Арику передали, что инженерные части, которые должны были навести мосты через Суэц, завязли по дороге в песках Газы и не смогут подойти в назначенное время.

— Без мостов мы не сможем переправить танки, а без танков десант на том берегу не удержится, — сказал Шарону по телефону Бар-Лев. — Думаю, стоит отложить операцию на 24 часа.

Шарон думал над предложением Бар-Лева долго — почти час. Он понимал, что тот прав: если десантники окажутся на том берегу без танков, то будут немедленно окружены и уничтожены египтянами. Но с каждым часом возрастала опасность, что египтяне обнаружат проход к Суэцу и тогда будет совершенно утрачен фактор внезапности.