Мирные переговоры с Египтом могли оказаться весьма плодотворными хотя бы потому, что Израиль никогда не считал оккупированный им Синайский полуостров своей землей — его территория, за исключением небольшого, в несколько десятков километров участка земли («чубчика», как называли его в Израиле) не входила в границы древних еврейских государств и потому не являлась частью исторической Эрец-Исраэль. Синай был занят Израилем исключительно из соображений безопасности, для обеспечения стратегической глубины на случай нападения со стороны Египта, а потому мог быть отдан в обмен на всеобъемлющее мирное соглашение. За исключением того самого «чубчика», разумеется — на нем евреи уже успели построить ряд поселений, самым крупным из которых являлся небольшой, но очень уютный, утопавший в зелени городок Ямит. Все понимали, что именно эти поселения и могут стать главным камнем преткновения на пути заключения мира с Египтом.
Ариэль Шарон оказался в числе тех израильских политиков, с кем Анвар Садат за время своего пребывания Иерусалиме, пожелал побеседовать персонально, а затем именно Шарон провожал гостя до трапа самолета.
— Как ни странно это прозвучит, но я был рад, что нам довелось увидеться, и получил настоящее удовольствие от общения с вами! — сказал Садат, прощаясь. — Мы будем рады увидеть вас в Египте, генерал Шарон!
— Я надеюсь, что прилечу туда в качестве министра сельского хозяйства для укрепления дружбы и сотрудничества между нашими странами, — учтиво ответил Шарон. — Но думаю, до этого времени мы еще поборемся на дипломатическом фронте.
— Конечно, поборемся! — улыбнулся Садат. — Ведь, как я понял, вы любите свою страну и свой народ не меньше, чем я — свою. Но именно поэтому мы и должны прийти к миру!
Прощальное рукопожатие было сильным и двусмысленным: так могли пожать руки и давние друзья, и два римских гладиатора, которым через мгновение предстояло вступить в смертельную схватку друг с другом…
Спустя много лет, оказавшись в окружении журналистов, Ариэль Шарон любил вспоминать свои встречи с Садатом и членами египетского правительства.
«Главное отличие между израильскими и арабскими политиками, — не раз повторял он, — заключается в том, что арабы никогда не путали свои личные симпатии с интересами своей страны и своего народа. Они умели разделять эти две вещи. И Анвар Садат, и его министры искренне мне симпатизировали, но когда начиналось обсуждение военных и политических вопросов, они мгновенно становились крайне неуступчивыми. Садат не раз повторял, что вся египетская земля является священной, и он не поступится ни одной ее песчинкой, а также не допустит израильтян к египетской экономике даже в качестве совладельцев совместных предприятий. И его верность родной стране и земле вызывала у меня искренне восхищение и глубокое уважение к этому великому человеку. Наши же политики часто путали и продолжают путать симпатию арабских лидеров к ним лично с их симпатиями к Израилю в целом, которых никогда не было и в помине. И потому нередко наши политические лидеры были готовы на огромные уступки только в обмен на дружескую улыбку и теплое рукопожатие…»
Чтобы понять, что имел в виду Ариэль Шарон, произнося эти слова, стоит попристальнее вглядеться в те события, которые последовали за историческим визитом Анвара Садата в Израиль.
В декабре 1977 года Менахем Бегин, Моше Даян и Эзер Вейцман направились с ответным визитом в Египет. Выяснив, что расхождение в позициях между двумя странами необычайно велики, обе стороны все-таки решили продолжить диалог в летней резиденции Садата в Исмаилийе. Начались длительные, изматывающие переговоры, по окончании первого раунда которых Менахем Бегин познакомил членов своего кабинета с предварительными позициями сторон.
Бегин настаивал на том, что по условиям мирного договора небольшая часть Синая — тот самый территориальный «чубчик» — останется во владениях Израиля и что переговоры будут вестись только вокруг израильско-египетских проблем, без обсуждения проблем взаимоотношений Израиля с Сирией и Иорданией — тем более, что обе эти страны продолжали заявлять, что находятся с Израилем в состоянии войны и мириться с ним ни в коем случае не собираются. Садат же настаивал на полном отступления Израиля к границам 1967 года, возвращения как Синайского полуострова Египту, так и Голанских высот Сирии, а заодно решения палестинской проблемы путем создания палестинского государства. Но самое главное — президент Египта потребовал, чтобы на время переговоров Израиль полностью прекратил поселенческую деятельность.
Услышав это, Шарон вскипел. С его точки зрения, у Садата не было никакого права выдвигать подобное требование, тем более что основные работы по строительству новых поселений шли в Иудее и Самарии, то есть на территориях, некогда принадлежавших Иордании и никак не касавшихся Египта. Кроме того, пока неизвестно, добавил Арик, удастся ли заключить мир с Египтом или нет, а поселения — это не журавль в небе, это та реальность, которую можно потрогать руками, и каждое из них является не только воплощением исторического права евреев на свою землю, но и имеет огромное стратегическое значение. А значит, реализация его плана развития Иудеи и Самарии должна быть продолжена.
Мнения членов правительства разделились: если часть из них, и в первую очередь, министр строительства Давид Леви, поддержали Шарона, то заместитель премьер-министра Игаль Ядин, министр обороны Эзер Вейцман и еще ряд министров считали, что требование Садата надо принять. В итоге было решено возведение новых поселений продолжить, но без лишнего шума и несколько более медленными темпами, чем прежде.
Именно с этого и начались описанные в предыдущей главе разногласия между Шароном, с одной стороны, и Эзером Вейцманом и Игалем Ядином с другой. Шарон продолжал строить новые поселения не только в Иудее и Самарии, но и в Газе, и даже на Синае. При этом, чтобы ввести в заблуждение международную общественность и, прежде всего, египтян и американцев, он, как опять-таки было рассказано в предыдущей главе, пускался на разные уловки, и вновь и вновь убеждал членов правительства Бегина в необходимости проведения именно такой политики.
Интеллигентный, получивший европейское образование Эзер Вейцман считал, что, по меньшей мере, пока идут переговоры, Израиль должен быть предельно честным по отношению к своим партнерам. Ариэль Шарон был убежден, что на Востоке эти интеллигентские штучки Вейцмана не проходят, и продолжал настаивать на своем. На каждом заседании правительства они пикировались друг с другом, и каждый раз победа в итоге оставалась за Шароном.
«Шарон обладал огромным даром убеждения, — вспоминает Вейцман в своих мемуарах. — Кроме того, на каждое заседание правительства он приходил с кипой карт, развешивал их на стенах, водил по ним указкой и с пеной у рта доказывал, что если мы не создадим еще одно поселение именно в этом месте, не выделим на него деньги, не пойдем из-за него на конфликт со всем остальным миром, то Израиль просто не выживет. Большинство членов правительства ничего не понимали в картах, слушали Шарона, разинув рот, и принимали его мнение как мнение профессионального военного. Но я-то видел, что он их безжалостно дурачит, мне было понятно, что Арик водит за нос все правительство и в глубине души смеется над невежеством министров в этих вопросах».
О том, насколько прав был Эзер Вейцман по поводу иронично-презрительного отношения Шарона к другим членам правительства свидетельствует и история, происшедшая накануне одного из его очередных заседаний. Как обычно Шарон явился на него вместе со своим помощником, державшим в руках толстую кипу карт. Он начал было развешивать их на стене, но вдруг, побледнев подошел к Шарону и шепотом сообщил ему, что перепутал и принес карты совершенно другого района Иудеи, чем тот, о котором осбирался докладывать Шарон.
— Ничего страшного, вешай карты как ни в чем не бывало, — ответил Арик. — Эти идиоты все равно ничего не заметят!
В 1978 году на израильско-египетских переговорах произошел существенный сдвиг: Садат снял свои требования о полном отступлении Израиля к границам 1967 года, предоставив Сирии и Иордании самим решать свои проблемы, а в отношении палестинцев принял предложение Бегина на первом этапе решения их проблемы создать для них административную автономию. Но вот отказываться даже от одного сантиметра Синайского полуострова Садат не собирался.
Встревоженный Шарон тут же бросился к Бегину, чтобы узнать, как будущая палестинская автономия отразится на судьбе еврейских поселений. Услышав, что Бегин собирается предоставить палестинцам лишь возможность самим управлять своими хозяйственными и административными делами, а поселения как строились, так и будут строиться, Шарон несколько успокоился, но объяснил Бегину, что идея автономии ему все равно не нравится, так как может оказаться политической ловушкой. Что же касается требования Садата полностью отступить из Синая, то тут Шарон попросил дать ему время подумать…
Думал он недолго — просматривая снимки, сделанные со спутника, американцы с изумлением обнаружили, что в течение нескольких дней израильтяне умудрились основать… 23 новых поселения. Причем не где-нибудь, а на территории Синайского полуострова. Каждое новое поселение состояло из большого водяного бака и двух старых автобусов, которые приспособили под жилье. Но дело было не в размерах поселений — дело было в самом факте: иначе как провокацией с целью сорвать мирные переговоры и американцы, и египтяне этот демарш Израиля назвать не могли. Грянул новый международный скандал, но министр сельского хозяйства Арииэль Шарон явился на заседание правительства в самом добром расположении духа и начал, как обычно, развешивать на стенах карты.
Вытянув с мрачным видом свои длинные ноги, Эзер Вейцман поинтересовался, долго ли Арик будет издеваться над своими товарищами и водить их за нос, а находившийся в не менее взвинченном состоянии Игаль Ядин, спросил, почему Шарон не поставил в известность о своем строительстве на Синае не только членов правительства, но и самого премьер-министра?