В ответ Арик заметил, что премьер был в курсе происходящего, и сейчас, после того, как дело сделано, он может объяснить, зачем он все это затеял, и остальным.
— Теперь переговоры пойдут вокруг этих 23 поселений в Синае, — сказал Арик. — И мы, конечно же, согласимся их снести, но в обмен оставим за собой Синайский «чубчик» с Ямитом, который возвращать ни в коем случае нельзя. Да и потом, где это видано, чтобы страна, начавшая войну и потерпевшая поражение, никак за это поражение не расплатилась?!
Взбешенный этой логикой Вейцман, на которого в последнее время легла вся тяжесть по ведению переговоров с египтянами, поднялся своего места и направился к выходу из зала заседаний правительства. Но перед этим успел бросить, что он с египтянами объясняться не собирается, и пусть Арик сам расхлебывает ту кашу, которую заварил.
Каша и в самом деле оказалась крутая — переговоры между двумя странами зашли в тупик. И осенью 1978 года президент США Джимми Картер решил лично вмешаться и вывести израильско-египетский диалог состояния застоя.
5 сентября 1978 года представительные израильская и египетская делегации во главе с лидерами своих стран встретились в президентской резиденции в Кемп-Дэвиде. Арика в этой делегации не было — он демонстративно остался в Израиле.
Переговоры в Кемп-Дэвиде шли по системе нон-стоп — круглыми сутками, и во время бессонных ночей то израильтяне, то египтяне не раз с возмущенным видом поднимались из-за стола, заявляя, что им здесь больше делать нечего, но американцы тут же вступали в игру и возвращали обиженную сторону за стол переговоров.
К 14 сентября израильской делегации стало окончательно ясно, что когда Садат говорит, что он не намерен поступиться даже одной песчинкой Синая, он говорит правду. В то же время вернуться домой и сообщить, что он отказался от всего Синайского полуострова до последнего сантиметра, что построенный за такое короткое время цветущий Ямит перестанет принадлежать Израилю, а, значит, тот труд и та любовь, которые евреи вложили в его строительство, были напрасны, Бегин не мог. Он представил, какие бурные демонстрации протеста начнутся после этого в стране, какие громы и молнии будут метать в него те, кого он считал своими соратниками и единомышленниками, и ему стало совсем не по себе. Отдать Синай означало принести Израилю мир с самым крупным и влиятельным его соседом. Но одновременно это означало и пойти против себя самого, против той идеологии, которой он всю жизнь служил и в которую верил. И 16 сентября Бегин велел своей делегации паковать чемоданы…
Упаковка вещей была в самом разгаре, все контакты с египтянами закончились, и Бегин, сидя в своей комнате, просто ждал машины, которая доставит его в аэропорт, когда нее осторожно постучался Авраам Тамир.
— Слушай, Менахем, — сказал он, — я знаю, чего ты боишься. Больше всего ты боишься того, что скажут самые близкие тебе люди, и, прежде всего — Арик Шарон. Но если Шарон будет с тобой, то все остальное не страшно. Так, может, ты позвонишь ему и спросишь, что он по этому поводу думает? В конце концов, мы уже ничего не теряем…
Через минуту Менахем Бегин уже говорил с Ариэлем Шароном.
— Они действительно предлагают нам всеобъемлющий мир? С гарантиями безопасности, с восстановлением отношений на всех уровнях, включая поставки нефти и газа? — переспросил Шарон на другом конце провода.
— Да, — ответил Бегин. — Но взамен требуют весь Синай, который станет демилитаризованной зоной. Правда, это как бы только «преварительное соглашение», а еще не окончательный мирный договор, но от основных пунктов мы потом отвертеться не сможем…
— Подписывай! — сказал Шарон. — Эта игра стоит свеч.
— Ты уверен? — еще раз спросил Бегин. — Ты понимаешь, что может случиться…
— Подписывай! — повторил Арик. — Игра стоит свеч, а с остальным разберемся.
После того, как в трубке раздались отбойные гудки, Бегин еще минуту сидел в оцепенении в кресле, а затем набрал номер прямого телефона Джимми Картера.
— Господин президент, передайте Анвару Садату, что мы согласны принять его условия, — сказал он и повесил трубку.
Историческое кэмп-дэвидское соглашение между Израилем и Египтом было подписано Менахемом Бегиным и Анваром Садатом в присутствии Джимми Картера 17 сентября 1978 года.
Но это было только начало на пути движения двух стран навстречу другу другу — впереди были еще долгие переговоры об окончательной маркировке границ, датах и порядке выхода израильской армии из Синая, демонтаже еврейских поселений, границах и полномочиях будущей палестинской автономии и многом, многом другом. И в их решении Ариэлю Шарону предстояло принять самое деятельное участие.
В течение последующих месяцев Ариэль Шарон попытался предпринять все усилия для того, чтобы внести в Кэмп-дэвидское соглашение поправки, которые сделали бы его более выгодным для Израиля. И прежде всего — оставить за Израилем хотя бы несколько поселений на севере Синая и вычеркнуть из него пункты, касающиеся создания палестинской автономии, права арабов на Иерусалим, «справедливого решения палестинской проблемы» и т. д. Временами возникало впечатление, что он с каждым днем все больше и больше жалел о том, что столь поспешно дал Бегину «добро» на мир с Египтом.
В начале 1979 года Шарон вместе с Эзером Вейцманом и Авраамом Тамиром отправился для обсуждения всех этих вопросов в Александрию.
Как известно, у каждой страны есть свой государственный протокол, строго определяющий церемонию приема высоких гостей: одно дело, когда в страну прибывает монарх, особа королевской крови, другое — когда ее посещает президент или премьер-министр, и третье — когда в нее с рабочим визитом является какой-нибудь министр сельского хозяйства или местной промышленности.
Министра сельского хозяйства Ариэля Шарона встречали в Александрии с королевскими почестями — с красной дорожкой, почетным караулом, исполнением гимнов Израиля и Египта, с почетным эскортом из «Мерседесов» и мотоциклистов. В качестве места встречи с израильскими гостями египтяне выбрали самый фешенебельный ресторан города, который на время закрыли для остальных посетителей. Начальник оперативного отдела египетского генштаба генерал Лабиб долго беседовал с хозяином ресторана, выбирая меню, пока, наконец, оставшись довольным сделанным выбором, не отпустил того кивком головы. По молчаливому уговору между гостями и хозяевами председательствовал за столом министр обороны Египта генерал Али, уделявший главное внимание самому высокому с его точки зрения гостю — Ариэлю Шарону.
— Вы считаетесь у нас лучшим израильским генералом, — сказал Али. — Как вы расцениваете боеспособность нашего солдата и израильской армии в целом?
— Когда египтяне сражались, они стояли насмерть, — ответил Шарон.
Сидевшие вокруг стола египетские генералы заулыбались — ответ понравился.
— Но я бы предпочел говорить не о прошлом, а о будущем… — продолжил Шарон.
Переговоры начались, стороны стали высказывать свое мнение по различным вопросам, и тут-то и выяснилось, что, несмотря на все уважение к Шарону, египетские генералы отнюдь не спешат пойти на какие-либо уступки. Уже поздно вечером Арик позвонил Лили, а потом матери — ему важно было знать не только, как у обеих идут дела, но и какая стоит погода в Израиле, каково настроение у фермеров и, конечно, что говорят в народе по поводу его визита в Египет.
— Не верь им, Арик! Умоляю тебя, не верь им! — сказала в трубку Вера.
Эти давние слова своей матери Ариэль Шарон припомнил летом 2005 года, когда автор этих строк спросил его, насколько он доверяет египтянам, передавая под их контроль узкий Филадельфийский коридор, отделяющий Газу от Египта. От прямого ответа на вопрос Шарон, как всегда, уклонился.
Насколько успешными были контакты Шарона с египтянами можно судить хотя бы потому, что 26 марта 1979 года в Вашингтоне был подписан окончательный израильско-египетский договор, в нем не было ни слова ни о Газе, ни о Западном береге, ни об Иерусалиме, ни о палестинцах. Но вот отстоять еврейские поселения на Синае Шарону не удалось — согласно договору, Израиль должен был в течение двух лет полностью оставить Синай.
Впоследствии отношения Шарона с египтянами и, прежде всего, с Анваром Садатом стали еще ближе, и в 1981 году он стал особенно частым гостем в каирском дворце президента: Садат решил использовать знания и опыт Шарона для подъема сельского хозяйства Египта.
Началось все с того, что во время очередной встречи с Шароном Садат пожаловался ему, что значительная часть территории его страны совершенно бесплодна.
— Ну, — улыбнулся Шарон, — бесплодность — это очень условное понятие. Когда мои родители прибыли в Кфар-Малаль — поселок, в котором я вырос, — перед ними тоже была, как им казалось, совершенно бесплодная земля. Если бы видели, какие сейчас на этом месте сады и поля! Современные технологии позволяют выращивать пищевые и кормовые культуры даже на песчаных дюнах. Нужна лишь правильная система мелиорации и выбор культур для посадки. Кое-что можно наметить даже просто по карте…
Саддат никогда не пользовался электрической кнопкой для вызова прислуги — он просто хлопнул в ладоши. Хлопнул не сильно, так что, как подумал Шарон, его вряд ли услышали за массивными дверями кабинета. Но буквально через несколько секунд дверь отворилась, и в нее осторожно заглянул молодой дежурный офицер.
— Притащи-ка нам карту юга страны! — велел ему Садат.
Разложив карту на роскошном афганском ковре, Садат пригласил Шарона прилечь на пол рядом с ним.
Больше двух часов два солидных взрослых человека пролежали на полу возле карты. Шарон делал на ней карандашом пометки, какие инженерные и сельскохозяйственные работы он бы лично провел для того, чтобы превратить примыкающие к Судану пустынные земли Египта в цветущий сад.
— Конечно, если бы я видел эти земли собственными глазами, я бы дал еще более конкретные советы, — сказал, наконец, Шарон.