— Но если мы начнем обходить их с севера, то выйдем за пределы намеченных нами 40 километров в качестве максимальной глубины фронта, — заметил министр Давид Леви.
— Да, тогда нам придется выйти за эти пределы, но ненамного, — подтвердил Шарон.
После долгих прений Менахем Бегин настоял на том, что лучше немного нарушить первоначальный план, чем вступить в открытое столкновение с сирийцами, и Шарон немедленно отправился в штаб фронта, чтобы рассказать Рафулю о принятом на заседании правительства решении. Всю ночь Шарон и Рафуль просидели над картами, планируя следующий день боев, а под утро им сообщили, что бойцы бригады «Голани» взяли замок Бофор — тот самый, с территории которого палестинцы обстреливали Кирьят-Шмону.
Расположенный на горе и хорошо укрепленный Бофор стал символом сопротивления ООП израильской армии — засевшие в нем боевики держались почти двое суток, поливая сверху огнем пытавшихся подобраться к ним израильских солдат. Наконец, проявив незаурядное мужество и самый настоящий героизм, израильтяне ворвались в замок, и началась страшная рукопашная схватка…
Шарона во все эти подробности не посвятили, и он, довольный самим фактом выполнения поставленной задачи, сообщил Бегину о падении Бофора.
Днем 7 июня в сопровождении журналистов премьер-министр Менахем Бегин лично прибыл к Бофору, чтобы поздравить солдат с грандиозной победой. В услужливо подставленные микрофоны Ариэль Шарон заявил, что Бофор был взят без потерь и Бегин с восторгом повторил его слова.
— Это не так! — сказал стоявший рядом с ними командир роты «Голани». — Мы потеряли в этом бою шестерых наших ребят. Лучших из лучших…
Так израильской прессой начала развиваться версия о том, что Шарон и Бегин скрывают от народа истинные потери в операции «Мир Галилее». Нарастая, как снежный ком, слухи об этом начали немедленно распространяться по всей стране.
Тем временем, на второй день войны, 7 июня на западном направлении фронта израильские войска заняли Сайду и, перейдя реку Авали, дошли до Дамура. Группа Януша Бен-Галя после тяжелых боев взяла Джезин и вплотную приблизилась к тому самому шоссе Бейрут-Дамаск, которое Арик осматривал в январе в бинокль с горы Санин. Сирийцы действительно оказались прижаты к границе, но отходить, вопреки прогнозу Шарона, не стали.
Для ЦАХАЛа это был поистине черный день. Подразделениям полковника Ицхака Мордехая пришлось вести кровопролитные бои в лагерях беженцев, расположенных возле Цира и превращенных палестинцами в мощные военные форпосты. Во многих домах этих лагерей засели палестинские снайперы или мобилизованные Арафатом 12–13-летние подростки, обученные владению советским ручным противотанковым гранатометом РПГ-7. (Всего в течение ливанской войны ЦАХАЛ взял в плен около 200 таких подростков, которые потом были просто отпущены на свободу.) К вечеру эти лагеря были заняты, но ЦАХАЛ потерял при их штурме 21 человек убитыми и 95 раненными.
Бойцы Авигдора Кахалани ввязались тем же вечером 7 июня в бой за огромный лагерь беженцев Айн-Хильва. И здесь шли тяжелые уличные бои, причем палестинцы прибегли в них к своей любимой тактике — они выставили в окна домов женщин и детей и, пользуясь этим живым щитом, вели огонь по израильским солдатам, зная, что тем отдан четкий приказ не трогать мирное население…
Штурм этого лагеря завершился лишь на следующий день, а потери ЦАХАЛа составили 11 убитых и 17 раненных…
Утром 8 июня, валясь с ног от усталости, Шарон явился на заседание правительства, чтобы настоять на продолжении операции.
— Несмотря на все потери, мы не имеем права останавливаться на полдороге — иначе это будет растолковано террористами как их победа, и они вернуться на прежние позиции, чтобы бить по нам с новой силой, — сказал Шарон. — Нужно только что-то делать с сирийцами…
Однако на этот раз большинство министров склонялось к тому, чтобы операцию приостановить и даже отвести армию на те позиции, на которых она стояла 6 июня. Тем не менее, Бегин поддержал Шарона, пообещав лично уладить «сирийскую проблему».
Свое обещание премьер сдержал. Во-первых, он вновь направил через посланника американского президента на Ближнем Востоке письмо Асаду, в котором заверял президента Сирии, что Израиль не хочет воевать с его страной, и если сирийские солдаты не будут открывать огня и придвигать свои позиции вплотную к позициям ООП, то нападений на них не будет. То же самое он тут же повторил с трибуны Кнессета, и это его выступление транслировалось по многим телеканалам мира.
Однако вместо ответа сирийские истребители появились в небе над Ливаном и атаковали израильские войска на центральном направлении и у Сайды. Ответ ЦАХАЛа последовал незамедлительно: 9 июня самолеты ВВС Израиля уничтожили 17 из 19 зенитно-ракетных батарей сирийцев.
Израильская армия тем временем продолжала преследовать отступавших к Бейруту боевиков ООП, и когда Ариэлю Шарону доложили, что 40-километровая линия осталась далеко позади, и спросили что делать дальше, он искренне удивился этому вопросу.
— Как что?! — переспросил Шарон. — Конечно, развивать успех!
Это был, безусловно, достойный ответ для генерала, командующего фронтом, но никак не для министра обороны, призванного выполнять решения правительства.
К вечеру этого дня израильская армия остановила свое продвижение в 8 километрах от столицы Ливана.
Последствия не заставили себя долго ждать.
На заседании правительства Мордехай Циппори, оперируя линейкой и циркулем, доказал, что Шарон обманул членов правительства, обещая, что все кончится на входе в Ливан на глубину 40 километров, с которой «катюши» уже не могут достигать территории Израиля. Обманул он их и тогда, когда говорил, что Бейрут не входит в сферу интересов ЦАХАЛа — армия уже стоит в предместьях этого города.
— С каждым днем мы теряем все больше и больше людей, с каждым днем мы все глубже и глубже втягиваемся в войну, — сказал Циппори. — Перес был прав — это военная авантюра, которая может нам дорого стоить со всех точек зрения. Вот смотрите, я прилагаю к карте линейку и… какие там 40 километров — это уже все 80!
— В годы моего детства, — заметил Арик, — все школьники приходили на уроки с чернильницами в руках. Хочу предложить, чтобы отныне все министры приходили на заседание правительства с линейками — это поможет им лучше разобраться в ситуации.
Однако шутку не поддержали — настроение у членов кабинета было отвратительное, теперь все они были явно на стороне Циппори.
Покинув это заседание правительства, Ариэль Шарон тут же позвонил Рафулю и велел… «продолжать выполнять поставленные задачи».
О том, как развивались дальнейшие события, весьма живо пишет Михаил Штереншис в своей «Истории Государства Израиль»:
«Видя, как война с палестинцами превращается в войну с сирийцами, все условности и подсчет километров были оставлены (оставлены именно Ариэлем Шароном, но не израильским правительством — АВТ.), тем более что в Ливан готовилась войти резервная Третья сирийская бронетанковая дивизия с 250 танками. Тем временем в ливанском небе развернулись крупномасштабные воздушные бои, в которых израильтяне сбивали один за другим сирийские МиГи (данные потерь, как всегда расходятся: 10–30 сбитых сирийских самолеты в первые дни войны). На этот раз советские зенитные ракеты помочь сирийским летчикам не могли (так как по приказу Шарона они были уничтожены днем раньше — АВТ.). Это озадачило СССР. Коль Сирия в который раз терпит поражение, следует побеспокоиться о прекращении огня. Обычные американо-советские маневры в ООН привели к объявлению о прекращении огня 11 июня. К тому времени тяжелый танковый бой между израильскими и сирийскими силами доказал преимущество израильтян, но перерезать шоссе Бейрут-Дамаск израильтяне не успели».
Соглашение о прекращении огня вступило в силу 11 июня ровно в полдень. К этому времени ЦАХАЛ находился в трех километрах от бейрутского аэропорта.
На заседании правительства Менахем Бегин заявил, что это соглашение выгодно для Израиля, и он считает цели операции «Мир Галилее» достигнутыми. В полной уверенности, что начавшаяся 6 июня война уже закончилась, члены израильского правительства разошлись в пятницу вечером по домам, чтобы провести выходной с семьей.
Но у министра обороны Ариэля Шарона было свое, особое мнение по поводу того, достигнуты или не достигнуты цели проведенной Армией Обороны Израиля операции. К тому же, если сирийская армия действительно соблюдала соглашение о прекращении огня, то палестинцы не сложили оружия и в ряде лагерей беженцев, которые правильнее было называть военными базами ООП, продолжали идти бои.
Но основные силы бойцов ФАТХа теперь сосредотачивались внутри Бейрута. Именно там, в запутанных кварталах этого города с их закоулками и тупиками сплетались друг с другом корни палестинского террора, именно там находились его мозг и сердце. И никто лучше Шарона не знал, что пока эти сердце и мозг живы, у Израиля не будет ни минуты покоя.
Пока остальные министры отдыхали, Шарон снова направился в Ливан и встретился с Баширом Жмайелом.
— Ваш час пробил. Палестинские боевики заперты в Бейруте. Пусть ваши фалангисты очистят от них город, и тогда Ливан вздохнет свободно, — сказал Шарон Жмайелу.
— Мы, конечно, помним о наших обязательствах, но дело в том, что на днях у меня родился сын. Это большая радость для нашей семьи, особенно после гибели моей старшей дочери, и мне бы хотелось достойно отпраздновать это событие, — ответил Жмайел. — Кстати, генерал Шарон, вы будете дорогим гостем на нашем празднике…
Из этого ответа стало ясно, что вступать в схватку с боевиками ООП Жмайел не собирается, предпочитая, чтобы эту кровавую и грязную работу сделали за него израильтяне.
— Мы уже в значительной степени очистили юг Ливана от террористов, и надеялись, что теперь вы выполните свою задачу, — холодно произнес Шарон. — Но если вам и это кажется слишком сложным, мы готовы вам помочь. Соглашение о прекращении огня распространяется на армии, но не на террористов. Так как подонки Арафата продолжат воевать с нами, то мы продвинемся к Бейруту, и если ваши люди пойдут нам навстречу, то мы запрем боевиков в городе и выставим им ультиматум. Надеюсь, хотя бы это ваши люди сумеют сделать?!