вую бойню среди мирного населения.
— Я подошел к редактору и сказал, что с таким текстом выходить в эфир нельзя, — рассказывал этот журналист. — Хотя бы потому, что из написанного совершенно непонятно, что за солдаты устроили резню, принадлежат ли они к упоминаемой выше израильской армии, или являются частью какой-то другой армии… «Читайте, так, как вам велено, если не хотите вылететь с работы», — процедил редактор, отказавшись вносить какие-либо изменения в текст. Тем не менее, уже по ходу передачи я от себя добавил, что бойню в лагерях беженцев устроили солдаты Армии Освобождения Ливана. После этого у меня действительно возникли неприятности, но с работы я все-таки не вылетел — и редактор, и руководство канала поняли, что я могу слупить с них в суде круглую сумму за незаконное увольнение.
Теперь попробуем вчитаться в довольно типичную для тех дней публикацию, автор и редактор которой пытались внушить читателям, что в Сабре и Шатиле действовали и израильтяне. В качестве таковой возьмем приводимый в книге Ю. Тыссовского фрагмент из опубликованного парижской газетой «Матэн» 27 сентября 1982 года рассказа жительницы лагеря Шатила по имени Лейла.
«16 сентября в ее дом ворвались вооруженные люди.
„Всем на улицу! — приказали они. — Если у вас есть грудные дети, возьмите их с собой“. Угрожая оружием, они отводили мужчин и юношей в одну сторону, женщин и детей — в другую. По словам Лейлы эти люди принадлежали к отрядам так называемой „армии свободного Ливана“, возглавляемой известным головорезом майором Хаддадом. Кроме них, Лейла видела на улицах лагеря израильских солдат и бойцов из формирований фалангистов…»
Прервем на минуту цитирование. Любому опытному журналисту при чтении этих строк бросается в глаза то, что САМА СВИДЕТЕЛЬНИЦА утверждает, что действующие в лагере вооруженные люди были бойцами «армии Свободного Ливана». А вот то, что «кроме них, Лейла видела на улицах лагеря израильских солдат и бойцов из формирований фалангистов», очень напоминает последующую редакторскую ставку. Во всяком случае, это уже не слова самой Лейлы, а замечание автора статьи, который вдобавок, чтобы выглядеть убедительнее, запутывает читателя: ведь бойцы армии Свободного Ливана и фалангисты — это практически одно и то же.
Впрочем, продолжим вчитываться дальше:
«Все произошло в считанные секунды. Отойдя на несколько шагов, убийцы вскинули автоматы и открыли огонь по безоружным людям.
Мужчины и юноши (среди них муж и два сына Лейлы) были убиты все до одного. „Я видела женщину с младенцем на руках, — рассказывала Лейла. Ее убили, а ребенок чудом остался жив. Один из людей Хадада сказал: „Его надо прикончить“, и тут же задушил его собственными руками…“
Как видим, израильтян в представленной чудовищной картине опять нет — речь идет только о фалангистах. Впрочем, тут журналист или редактор, похоже, и сами сознали свою „оплошность“ и поспешили ввести их в рассказ Лейлы:
„Как вы определили, что среди солдат были израильтяне?“ — спросил Лейлу корреспондент газеты. „Они объяснялись на иврите, — сказала она. — Один из них разговаривал по полевому телефону. Он докладывал о том, что творилось вокруг“.
И снова вслед за великим Станиславским автору этих строк, проработавшему не один десяток лет в журналистике и не раз делавшему репортажи с места событий из различных „горячих точек“, хочется воскликнуть: „Не верю!“
Даже если допустить, что Лейла знала иврит и могла отличить его от других языков, трудно поверить в то, что в стоявшем в это время в лагере криках и грохоте она была в состоянии расслышать, на каком языке наговаривал в рацию сообщение какой-то солдат.
Впрочем, даже если все-таки допустить, что так оно и было, это опять-таки ничего не доказывает: многие ливанские христиане, часто общаясь с израильтянами, знали иврит, и человек, говоривший по рации на этом языке, мог быть тем же Али Хубейкой, выехавшим в Шатилу и сообщавшим полковнику Ярону о происходящем, вводя по ходу делу того в заблуждение.
И, наконец, последний абзац свидетельства Лейлы:
„Солдаты из воинства Хадада и фалангисты с повязками „МР“ („военная полиция“) на рукавах оттаскивали трупы. Не забывая при этом обшаривать карманы в поисках денег и драгоценностей. „Всюду была кровь, — рассказывает Лейла, — и убийцы наскоро засыпали ее песком“…“
И вновь, как мы видим, ни слова об израильтянах.
А вот еще одна неумело состряпанная той же газетой фальшивка — свидетельство некого жителя Шатилы Ибрагима Насера:
„Это началось вечером 16 сентября. Мы с женой и детьми были у друзей в северной части лагеря и только поэтому остались живы. В тот день после длительного артобстрела израильские танки показались на главных улицах южной части лагеря и перекрыли все выходы. Мы слышали стрельбу, видели осветительные ракеты, но не придали этому особого значения, так как за долгие годы жизни в лагере привыкли к выстрелам. А ведь это было настоящее побоище — они уничтожали всех подряд“.
Как, находясь ночью в северной части лагеря, Ибрагим Насер умудрился увидеть израильские танки в южной, непонятно. Но вот в одном месте он проговаривается»: за долгие годы жизни в лагере он привык к выстрелам. Любопытно, кто же это так часто стрелял в Шатиле все эти годы — ведь израильтяне вошли в Бейрут только после 13 июня? Очевидно, в лагере «долгие годы» шли тренировки террористов — они были таким рутинным явлением, что к ним попросту привыкли…
Самое грустное, как уже было сказано, заключается в том, что этой горе лжи поверили. И эта гора всей своей многотомной тяжестью навалилась на министра обороны Израиля Ариэля Шарона.
Глава 8. И один в поле воин
Война в Ливане вызвала небывалый взрыв общественного возмущения в Израиле. Сомнениями израильтян в том, насколько нужно было начинать эту войну, нести такие потери, врываться на территорию соседнего государства решили воспользоваться лидеры находящегося в оппозиции левого политического лагеря для того, чтобы нанести удар по позициям правых.
Уже третьего июля противники Ливанской войны объединились в леворадикальную организацию «Шалом ахшав» («Мир сегодня») и вывели на тель-авивскую площадь Царей Израиля около 100 000 своих сторонников. «Мир сейчас!», «Шарон, немедленно вернись домой», «Нет еще одной такой войне!» — под такими лозунгами проходила на тот момент самая большая в истории Израиля демонстрация.
Правительство в спешном порядке организовало демонстрацию почти такой же силы в поддержку своей политики, но лидеры «Шалом ахшав» не успокоились — они установили пикеты напротив дома премьер-министра, Кнессета и канцелярии главы правительства в Иерусалиме, а также возле тель-авивской квартиры Менахема Бегина.
«Бегин — убийца! Шарон — убийца!» — кричали они в мегафоны так, что во время заседаний правительства дрожали стекла. На Бегина, у которого в эти дни была тяжело больна жена, все эти акции производили необычайно сильное впечатление, но Шарона они приводили в ярость.
— Почему вы поддаетесь шантажу кучки горлопанов?! — вопрошал он на заседаниях правительства, когда от него требовали побыстрее свернуть пребывание армии в Ливане. — Эти люди — пятая колонна нашего общества! Я не знаю, кто их финансирует, но одно я знаю точно: они невольно или намеренно стали союзниками террористов, они сегодня служат Арафату так же, как его боевики! Мы должны делать свое дело, мы должны очистить Ливан от террористов…
После резни в Сабре и Шатиле и перепечатке в Израиле статей и репортажей из западной прессы, это общественное возмущение достигло своего апогея. 25 сентября в Тель-Авиве состоялась еще одна демонстрация, на которой, как уверяли сами ее организаторы, собралось 400 тысяч человек. Цифра эта, разумеется, была завышена, как минимум вдвое, но и 200 тысяч демонстрантов для такой крошечной страны, как Израиль — это очень много.
Демонстранты потребовали призвать к ответу всех, кто инициировал Ливанскую войну и несет ответственность за бойню в Сабре и Шатиле. И отвечая на это требование общественности, 28 сентября 1982 года правительство приняло решение создать государственную комиссию по расследованию событий в Ливане. Главой этой комиссии стал бывший председатель Верховного Суда Ицхак Каган.
Стоит заметить, что задолго до того, как комиссия закончила свою работу, левонастроенная пресса стала подводить израильтян к мысли, что главным виновником всего происшедшего является именно Ариэль Шарон: это он подтолкнул правительство к войне, это он обманул Бегина и остальных министров, пообещав им, что израильская армия войдет вглубь Ливана только на 40 километров, а затем попросту растоптал свои обещания; это он решил войти в Бейрут и, наконец, это по его инициативе христианским фалангистам разрешили хозяйничать в Сабре и Шатиле…
Никто уже не говорил о том, что Шарон является потенциальным преемником Бегина на посту премьер-министра — в одночасье он снова, как в 1956 году, превратился в парию общества, символ «израильского милитаризма», лидера некой «кучки генералов», которые ради своих амбиций готовы в любой момент втянуть Израиль в новую войну, не думая о потерях как с той, так и с другой стороны…
В конце ноября 1982 года комиссия Кагана завершила первый этап своей работы и наметила «черный список» из девяти человек, которые, по ее мнению, несли главную ответственность за все просчеты и потери Ливанской войны. В этот список входили премьер-министр Менахем Бегин, министр иностранных дел Ицхак Шамир, начальник генштаба Рафаэль Эйтан, начальник военной разведки Иехошуа Саги, командующий Северным фронтом Амир Дрори, полковник Амос Ярон, тогдашний руководитель «Моссада», помощник министра обороны Ави Дудай. Но первое место в этом списке занимал, разумеется, министр обороны Ариэль Шарон.
Всем девятерым комиссия выслала официальное письмо, в котором честно извещала их, что ее выводы «могут привести к удару по их политической и военной репутации, а возможно и к судебному рабирательству». Но они,