26 октября 1994 года Израиль подписал мирный договор с Иорданией, в рамках которого передал последней 385 кв. км территории, которую, как утверждали иорданцы, самым наглым образом оттяпал у них Ариэль Шарон, когда был командующим Южным армейским округом. Шарон тут же не преминул выступить с заявлением, в котором утверждал, что он отхватил у иорданцев не 385 кв. км, а гораздо меньше, не более 300 кв. км, и вообще Израилю не стоило идти на эту очередную территориальную уступку арабам.
Ицхак Рабин начал переговоры с Сирией и выразил готовность отдать ей Голанские высоты — и Шарон начал массированную кампанию, утверждая, что отступление даже с части Голан нанесет необратимый ущерб безопасности и обороноспособности Израиля.
10 декабря 1994 года Ицхак Рабин, Шимон Перес и Ясер Арафат были удостоены Нобелевской премии мира — и Шарон тут же поспешил назвать эту награду «платой за распродажу Земли Израиля».
В марте 1995 года на ферме «Шикмим» начался массовый падеж скота и по распоряжению министерства сельского хозяйства 1000 овец были уничтожены, что нанесло хозяйству Шарона ущерб в 1.5 млн. шекелей. Выяснив, что овцы заболели вирусом, который вполне мог быть занесен на ферму ветром из расположенной неподалеку Газы, Шарон заявил, что его убытки и убытки других израильских фермеров являются непосредственным следствием Норвежских соглашений. Пока Газа находилась под израильским контролем, пояснил он, палестинцы вынуждены были делать прививки своему домашнему скоту, а потому тогда не было и массового падежа животных…
23 августа 1995 года, после кровавого теракта в Иерусалиме, в знак протеста против того, что правительство ничего не делает для борьбы с террором, Шарон начал бессрочную голодовку, поставив палатку напротив здания Кнессета.
— Это — моя первая голодовка в жизни, — признался он журналистам. — Но что делать: я решил попробовать и этот метод протеста. Далеко не все можно достигнуть с помощью выступлений в хорошо кондиционированном зале Кнессета.
— А, может быть, господин Шарон, вы просто таким образом решили сбросить вес? — ехидно поинтересовался у него один из журналистов. — Прекрасная идея: сесть на диету и объявить это политической голодовкой!
— Поверьте, что есть более приятные методы сбрасывания веса! — парировал Шарон.
В течение недели продолжалась эта голодовка Ариэля Шарона, За это время, для того, чтобы выразить солидарность с его борьбой, его платку посетили десятки тысяч людей.
Наконец, настал день, когда Шарон заявил, что голодовка исчерпала себя, и он ее прекращает. В своей речи перед собравшимися возле его палатки он обвинил правительство в том, что он не только не борется с террористами, но и сотрудничает с ними.
— Если бы я был премьер-министром, — добавил Шарон, — я бы отдал армии приказ войти в Иерихон и Газу и вычистить оттуда террористов так же, очищают голову от вшей…
Антиправительственные демонстрации по всей стране продолжались. Их участники призывали Ицхака Рабина уйти в отставку и сравнивали его то с египетским фараоном, то с палестинскими террористами, а то и с Гитлером. Ариэль Шарон участвовал почти в каждой такой демонстрации, призывая отвечать на действия правительства конкретными действиями — например, в ответ на замораживание строительства в еврейских поселениях и угрозы их сноса, создавать в Иудее и Самарии все новые и новые поселения.
В ответ лидеры левого лагеря, чтобы продемонстрировать, что они также пользуются поддержкой общества, решили провести 4 ноября 1995 года массовую демонстрацию своих сторонников на площади Царей Израиля в Тель-Авиве. На этой демонстрации и прозвучали роковые выстрелы Игаля Амира…
Премьер-министр Ицхак Рабин был убит, и это страшное событие на какое-то время изменило расстановку сил в израильском обществе и израильской политике.
Израильские левые поспешили обвинить в убийстве премьера не фанатика-одиночку, а весь правый и право-религиозный лагерь, заявив, что взять в руки пистолет Игаля Амира заставили подстрекательские призывы раввинов и политические заявления лидеров «Ликуда». А наиболее яростные подстрекательские речи, по мнению левых, произносили два представителя «Ликуда» — Биньямин Нетаниягу и Ариэль Шарон. Однако после того как Шарон произнес несколько прочувствованных речей в память о Рабине и — в силу чистой случайности — как раз в эти дни вышла в свет книга его воспоминаний, в которой очень тепло вспоминал об убитом премьер-министре, пресса и видные деятели левого лагеря оставили его в покое, и весь огонь своей критики сосредоточили на Нетаниягу, стремясь делегетимировать его претензии на пост следующего премьера. Нетаниягу был объявлен едва ли не сообщником Игаля Амира, главным виновником раскола в израильском обществе.
Вскоре маятник народных симпатий, который до того зашкаливал вправо, не оставляя Ицхаку Рабину лично и партии «Аводе» в целом никаких шансов победить на ближайших выборах, качнулся влево — и тоже зашкалил. В декабре 1995 года опросы показали, что «Ликуд» и Биньямин Нетаниягу пользуются поддержкой не более, чем 30 % населения страны.
История убийства Рабина — это совершенно особая, загадочная история, в которой до сих пор вопросов куда больше, чем ответов, и здесь не время и не место об этом писать. Однако, несомненно, одно: она изменила Израиль, она позволила израильским левым на какое-то время вернуться во времена печально известной операции «Сезон» и начать откровенную травлю правых. В стране воцарилась негласная диктатура: для правых стало опасно высказывать вслух свои взгляды, рассказывать в компании анекдоты про правительство — любое неосторожное слово могло быть воспринято как «подстрекательство», любое фигуральное высказывание теперь могло быть истолковано как буквальное…
И если бы сменивший Ицхака Рабина на посту премьер-министра Шимон Перес назначил бы досрочные выборы на начало 1996 года, он бы, несомненно, одержал бы на них победу. Но Шимон Перес слишком любил власть и был излишне уверен в том, что убийство Ицхака Рабина нанесло смертельный удар по правому лагерю, чтобы пойти на такой шаг. Перес назначил выборы на 29 мая 1996 года.
В этом и заключалась его роковая политическая ошибка, которой не преминули воспользоваться Ариэль Шарон и Биньямин Нетаниягу.
Глава 14. Великий комбинатор
Выборы 1996 года проводились по новой системе, одним из инициаторов которой был молодой лидер «Ликуда» Биньямин Нетаниягу — в ходе голосования каждый избиратель должен был отдельно проголосовать за того кандидата в премьер-министры, которого он хотел бы видеть на этом посту, и за предпочитаемую им политическую партию. Однако Шарон понимал, что исход, как тех, так и других выборов зависит от единства правого лагеря, которого, как обычно, не было и в помине.
Более того — в июне 1995 года произошел раскол внутри «Ликуда». Все началось с того, что Давид Леви, все больше терявший свою популярность в партии потребовал от Нетаниягу, чтобы его сторонникам выделили 40 процентов реальных мест в списке кандидатов в депутаты Кнессета следующего созыва. Просьба эта была настолько чрезмерной, если не сказать большего, что Нетаниягу с ходу отказал Леви, после чего тот вышел из состава «Ликуда» и создал в Кнессете свою фракцию «Гешер» («Мост»).
В конце 1995 года Шарон убедил Нетаниягу, что правый лагерь может победить на выборах только в том случае, если выступит на них единым фронтом — пусть не в качестве партии, но хотя бы единого политического блока. Для этого нужно было выполнить, как минимум, две задачи — вернуть в «Ликуд» Давида Леви, которого все еще поддерживала значительная часть евреев-выходцев из восточных стран, и присоединить к нему созданную бывшим начальником генштаба Рафаэлем Эйтаном партию «Цомет» («Перекресток»).
Помня свои давние добрые отношения с Эйтаном, Шарон предложил себя в качестве посредника между Рафулем и Биби. Однако Нетаниягу предпочел, чтобы переговоры с Эйтаном вел тогда один из самых близких его друзей и соратников, выходец из Молдавии генеральный директор партии «Ликуд» Авигдор Либерман.
Шарону, таким образом, достался орешек покрепче Эйтана — Давид Леви.
Переговоры между Ариэлем Шароном и Давидом Леви начались в буфете Кнессета, и потому свидетелями их зачина стали многие журналисты, включая и автора этих строк. Нужно сказать, что это действительно было зрелище! Сначала Шарон послал своего помощника с запиской Давиду Леви, сидевшему за столиком в другом конце буфета. Видимо, в ней содержалось предложение сесть и поговорить: Леви с брезгливым видом взял в руки записку, прочитал ее и покачал головой — дескать, говорить, нам не о чем.
Тогда Шарон направил ему вторую записку. Разумеется, что именно там было написано, покрыто мраком, но на этот раз Леви что-то черкнул на обороте бумажного квадратика и велел помощнику отнести его ответ Шарону. Со стороны Шарона последовала третья записка, затем четвертая и теперь на каждую из них Леви что-то отвечал. Наконец, после пятой записки Давид Леви встал и пересел за столик Шарона. Два корифея политической интриги о чем-то пошептались, а затем вместе вышли из буфета…
В конце февраля 1996 года Арик пригласил Нетаниягу на свою ферму «Шикмим» и во время устроенного им в честь гостя завтрака на свежем воздухе, сообщил, что достиг договоренности с Давидом Леви, пообещав ему второе место в списке «Ликуда» и реальные места в этом списке для членов его фракции «Гешер». Но проблема заключалась в том, что к этому времени и Авигдор Либерман завершил переговоры с Рафаэлем Эйтаном, договорившись с ним о том, что Эйтан… получит второе место в списке и еще 7 реальных мест для представителей «Цомета».
— Честно говоря, я предпочитаю быть вместе с Рафулем, чем с Леви, — казал Нетаниягу.
— Я тоже, — кивнул головой Шарон. — Но если ты хочешь стать премьер-министром, без Леви нам не обойтись. Я попробую его уломать, но не думаю, что из этого что-нибудь получится. Куда легче будет убедить Рафуля передвинуться на третье место…