Войдя в кабинет Шарона, мы увидели подчеркнуто скромно, в русском стиле накрытый стол — ледяная водка, соленые огурцы, селедка, колбаса и ломти свежего черного хлеба. Отношение к Шарону в тот момент у всех нас было двойственным: с одной стороны, он был нам действительно куда более симпатичен, чем Ольмерт или Шитрит, но, с другой… За четыре года мы привыкли, что бал в израильской политике правят молодые лидеры: Нетаниягу стал премьер-министром в 48 лет, Барак — в 55. На их фоне Шарон казался нам глубоким стариком, и, глядя на него, нам невольно вспомнились последние годы жизни Леонида Брежнева, превратившегося в марионетку своего окружения. Мы готовы были принять его в качестве «временно-постоянного лидера партии», который, преградив путь к власти Ольмерту и Шитриту, затем уступит ее без боя вернувшемуся в большую политику Нетаниягу, но не более того. Внимательный взгляд на лицо и руки Шарона лишь подверждал это мнение: проступавшие на них пигментные пятна свидетельствовали о том, что этот человек уже вступил в последнюю пору своей жизни.
Шарон был предельно откровенен — он не скрывал, что ему нужна поддержка СМИ в его борьбе против Ольмерта и Шитрита.
Но и мы решили быть предельно откровенными.
— Думается, господин Шарон, — сказал один из журналистов, — вы понимаете, что существуют объективные причины, по которым вы не можете стать кандидатом на пост премьер-министра от «Ликуда»…
— Во-первых, зовите меня просто Ариком — так мне будет привычнее, — ответил Шарон. — Во-вторых, я и не собираюсь становиться кандидатом на пост премьера — я хочу выдвинуть свою кандидатуру на два ближайших года, а затем снова объявить праймериз.
— И вы готовы пообещать, что не станете выставлять через два года свою кандидатуру на пост лидера партии, а добровольно передадите ее… гм, более молодому лидеру?
— Сегодня я могу сказать лишь одно: мне нужны два года для того, чтобы вернуть «Ликуду» его жизнеспособность. Нужно открыть заново отделения партии на местах, нужно, чтобы они заработали, нужно, чтобы люди снова поверили в «Ликуд». А потом я, конечно же, уйду на заслуженный отдых. Хотя никаких обещаний я в этом смысле никому давать не собираюсь. Кстати, почему вы считаете меня таким уж старым? Я совершенно здоров и стариком себя не чувствую. В нашей семье вообще все были долгожителями — мой дядя Йосеф умер в возрасте 101 года, моя тетя Фаня скончалась, когда ей было 99 лет, моей матери в день смерти было 88. И все они, заметьте, до последнего дня жизни находились в таком здравом уме, что дай Бог каждому. И я собираюсь продолжить эту семейную традицию…
Но по-настоящему интересным этот разговор стал, когда Шарон стал делиться своим новым планом урегулирования израильско-палестинского конфликта.
— Жизнь показала, что на данном этапе наши народы прийти к соглашению не могут, заключение договора о постоянном урегулировании конфликта невозможно, — сказал Шарон. — Значит, нужно достичь некого промежуточного соглашения, которое будет действовать долго — лет двадцать, а то и больше. В ходе этого соглашения все самые спорные вопросы — прежде всего, вопрос об Иерусалиме и праве беженцев на возвращение должны быть отложены на потом. Пусть два народа сначала научатся жить в мире друг с другом на основе такого долгосрочного промежуточного соглашения, а затем, глядишь, им будет куда легче решить те вопросы, которые сегодня они решать не готовы…
Разумеется, каждый из участников этой встречи на следующий день поведал о ней читателям своего издания, и таким образом Шарон добился своего — он получил максимально широкую аудиторию.
Подготовка к заседанию Центра, на котором должна была быть названа дата выборов нового лидера партии, тем временем шла полным ходом. Заявив о том, что этот лидер избирается только на два года, Шарон обеспечил себе поддержку сторонников Нетаниягу, рассчитывавших на возвращение своего кумира: было ясно, что сменить престарелого Шарона на этом посту Нетаниягу будет куда легче, чем близких ему по возрасту Эхуда Ольмерта и Меира Шитрита. Почувствовав, что у них под ногами загорелась земля, Ольмерт и Шитрит попытались добиться того, чтобы голосование по вопросу о выборе будущего председателя проводилось в два тура: в первом была установлена дата этих выборов, а во втором было бы определено, будет ли новоизбранный председатель кандидатом «Ликуда» на пост премьер-министра или же через два года будут произведены выборы нового лидера партии.
Расчет Ольмерта и Шитрита был прост: если они добьются, чтобы новый председатель партии был избран на четыре года и стал затем кандидатом на пост премьера, то многие отдадут предпочтение более молодым кандидатам. Если же речь будет идти о двух ближайших годах, то значительная часть членов «Ликуда» может поддержать более опытного Шарона с тем, чтобы потом тот вручил бразды правления молодому преемнику.
Все это прекрасно понимал и сам Шарон, а потому настаивал на одновременном голосовании сразу по двум вопросам: по установлению даты выборов нового председателя и определению срока его полномочий в два года. Лишь в случае, если Центр откажется утвердить это предложение, на голосование будет вынесено предложение Ольмерта и Шитрита.
После длительных споров обе стороны решили обратиться к юридическому советнику партии, и тот на основе устава «Ликуда» постановил, что временный председатель партии имеет приоритетное право при формулировке выносимого на голосование вопроса.
Выиграв этот бой, Шарон попытался укрепить свои позиции внутри партии, войдя в состав правительства Эхуда Барака и получив от него ответственные министерские портфели. Барак когда-то служил в непосредственном подчинении Шарона, затем именно Шарон, будучи министром обороны, вопреки мнению тогдашнего начальника генштаба Рафаэля Эйтана, произвел его в генералы. Все это позволяло Арику надеяться, что он сумеет легко договориться с Бараком о создании правительства национального единства. Однако Барак был еще слишком опьянен своим успехом на выборах, чтобы пойти на союз с «Ликудом», которому, по его мнению, еще многие годы предстояло оправляться от понесенного поражения. Да и потом, он не мог не понимать, что «Ликуд» с его требованиями продолжать строительство в Восточном Иерусалиме и в Иудее и Самарии может стать самой большой помехой его грандиозным планам по продвижению мирного процесса.
И Арику не оставалось ничего другого, как выйти из кабинета Барака с пустыми руками, пообещав самому себе когда-нибудь сполна расплатиться с ним за это отказ и тот оскорбительный тон, который позволил себе Барак по отношению к своему бывшему командиру.
Наконец, 14 июня 1999 года Центр партии безоговорочно поддержал предложение Шарона об избрании нового лидера партии сроком на два года с проведением после этого выборов кандидата партии на пост премьер-министра. Сами выборы нового постоянного председателя партии были назначены на 2 сентября.
Казалось, Ариэль Шарон мог торжествовать победу. Но почему-то после того, как были оглашены итоги голосования, на его лице не было прежней улыбки. Поблагодарив своих сторонников за поддержку, Шарон поспешил покинуть зал заседаний и направился к себе домой — на ферму «Шикмим».
Мало кто даже из ближайших сторонников Ариэля Шарона в те дни знал, что теперь куда больше, чем политика, его занимает здоровье его жены Лили. Еще в апреле 1999 года, за несколько недель до выборов, в ходе рутинной медицинской проверки у Лили обнаружили рак легких.
— Что же теперь будет с Ариком? Как он справится без меня? — прошептала Лили, когда врач сообщил ей эту страшную весть.
И она была, несомненно, права: за десятилетия совместной жизни Лили стала неотъемлемой частью существа Арика, единственным человеком, с которым он предельно откровенно делился самыми тайными своими мыслями и планами. Лили следовала за ним по пятам на все политические митинги и мероприятия, она непременно усаживалась в первом ряду во время всех его выступлений и именно к ней он обращался, когда произносил свои самые зажигательные речи. Лили определила лицо их гостеприимного дома, тщательно подобрав мебель и продумав каждую деталь интерьера. В нем не было ничего случайного — начиная от больших, уютных кресел в колониальном стиле до небрежно разбросанных на журнальном столике дорогих художественных альбомов. Арик любил, вернувшись после долгого рабочего дня, усесться в одной из таких кресел и ждать пока Лили поставит диск с особенно любимым им Рахманиновым в исполнении Гилельса и поднесет огонь к его сигаре…
И вся эта идиллия кончилась, когда у Лили обнаружили рак. Болезнь развивалась стремительно, и Лили все чаще и чаще проводила целые дни в кровати.
— Я не хочу мешать твоим планам, — сразу же заявила она Арику. — Ты должен стать премьер-министром назло всем, несмотря ни на что…
— Успокойся, — ответил жене Шарон, — твоя болезнь ничему не помешает. В конце концов, ты победишь ее, и увидишь, мы еще отпразднуем эту победу в нашем любимом ресторане.
В надежде спасти жену, Арик на недели выезжал с ней на консультации или лечебные процедуры в лучшие клиники США и Европы, да и когда они возвращались домой, старался проводить с ней как можно больше времени. Все это, естественно, не могло не сказаться на его политической активности. По мере приближения праймериз в партии, в штабе Шарона все больше ворчали по поводу того, что он слишком редко появляется на публике, избегает поездок в местные отделения, и все это неминуемо отражается на его популярности, особенно с учетом того, что Ольмерт и Шитрит активно работают и позволяют себе все более откровенные выпады в его адрес.
Наиболее яростную критику в эту горячую предвыборную пору в адрес Арика позволял себе рвавшийся к власти над партией Эхуд Ольмерт.
— Неужели Шарон и в самом деле может стать лидером «Ликуда»?! — вопрошал Ольмерт. — Неужели члены партии и в самом деле отдадут свои голоса человеку, который стал символом лжи и предательства в израильской политике?! Вспомните, как он обманул Менахема Бегина и загнал страну в ливанское болото! Вспомните, какие интриги он плел вокруг Ицхака Шамира, а затем и Биньямина Нетаниягу!