большинство израильтян понимали очень даже хорошо. Они знали, что пока израильская армия стоит на этих высотах, с которых можно при желании обстреливать дальнобойной артиллерией Дамаск, сирийцы никогда не начнут войну с Израилем и ни одна сирийская ракета не сможет долететь до его северных городов. Но в случае, если Израиль отступит с Голан, сирийцы получат прекрасный плацдарм для объявления новой войны и вдобавок смогут при желании простреливать всю израильскую территорию от Тверии до Хайфы. И потому эти планы Барака вызвали в израильском обществе куда большую обеспокоенность, чем его готовность пойти на уступки палестинцам.
Шарон не преминул воспользоваться этой переменой в настроении общества и организовал широкую кампанию протеста, проходившую под лозунгом «Народ с Голанами». Кампания эта достигла своего апогея зимой 2000 года, когда в резиденции президента США в Шепердстауне начались прямые переговоры между Эхудом Бараком и министром иностранных дел Сирии Фаруком а-Шарой. В эти дни «Ликуд» вывел на площадь имени Ицхака Рабина в Тель-Авиве 150 тысяч своих сторонников, организовав, таким образом, первую массовую антиправительственную демонстрацию с момента победы Эхуда Барака на выборах. Участники этой демонстрации призвали премьера не поступаться Голанами, еще не зная, что переговоры в Шепердстауне закончатся полным провалом — сирийцы действительно потребуют вернуть им Голаны, но откажутся при этом подписать мирный договор с Израилем, и Эхуд Барак вернется из Штатов с пустыми руками.
Тем не менее, кампания «Народ с Голанами» окончательно утвердила Ариэля Шарона в качестве лидера правого лагеря в израильской политике. Однако Шарон понимал, что для победы на выборах этого недостаточно — нужно создать имидж лидера общенационального, объединяющего различные слои израильского общества. И чтобы достигнуть этой цели, Шарон начал все реже выступать по вопросам, связанным с обороной и безопасностью страны, и все чаще критиковать правительство Эхуда Барака за его пренебрежение социально-экономическими проблемами.
Он напоминал израильтянам о том, что Барак шел на выборы 1999 года прежде всего под социально-экономическими лозунгами и за первые восемь месяцев своего пребывания у власти ничего не сделал ни для решения проблем выходцев из бывшего СССР, ни для призыва учащихся ешив в армию, ни для улучшения уровня медицинского обслуживания. Эти выступления находили живой отклик в народе, тем более, что они полностью соответствовали действительности — увлекшись мирным процессом, Эхуд Барак и в самом деле забросил решение всех остальных проблем страны.
Но и Шарон не мог в эти дни полностью отдаваться политической борьбе — Лили становилось все хуже и хуже, и он старался, как можно больше времени проводить с женой.
Уже поздней осенью 1999 года стало ясно, что, несмотря на огромные деньги, потраченные на лечение в лучших клиниках мира, остановить рак легких не удается — Лили день ото дня все больше слабела и теперь почти не выходила из их семейной спальни. Чтобы скрасить последние дни жены, Шарон вставал рано утром, распахивал окно спальни и срывал с растущего за окном винограда свежие гроздья. Помыв, он приносил их Лили, а затем сам готовил завтрак и вносил его на подносе в комнату. Выехав на работу, он уже через пять минут снова звонил Лили, справлялся о ее самочувствии, и эти звонки продолжались в течение всего дня, пока Шарон находился в Кнессете или в цитадели «Ликуда» «Мецудат Зеэв». Арик рассказывал Лили о каждой проведенной им встрече, посвящал ее во все партийные и парламентские дела. Если раньше он обычно засиживался на работе до глубокой ночи, то теперь уже после пяти часов вечера спешил домой, чтобы Лили не чувствовала себя одиноко.
Сама Лили всячески сопротивлялась тому, чтобы Арик ради нее менял привычный образ жизни и жертвовал какими-либо важными политическими делами, но Шарон считал, что иначе он поступить просто не может.
19 декабря 1999 года Арика и Лили ждал новый удар — когда они были в гостях у друзей в Реховоте, загорелся их дом в «Шикмим». Получив из полиции сообщение о пожаре, супруги немедленно выехали домой, но когда они прибыли на ферму, второй этаж дома сгорел почти полностью. Неведомо откуда у Лили взялись силы, и она бросилась в пылающий дом, чтобы попытаться вытащить из него то, что еще можно было спасти. Там, на втором этаже их дома, находились вещи, которые были поистине бесценны для их семьи — коллекция картин, написанных отцом Шарона Самуилом Шейнерманом, семейные альбомы, книги и фотографии с дарственными надписями, сделанными Бен-Гурионом и Бегиным, дневники, которые изо дня в день вел Шарон на протяжении многих десятилетий… Увы, единственное, что удалось спасти Лили из огня, были обручальные кольца родителей Арика. А когда пожарники потушили пламя, оказалось, что сгорела дотла и вся семейная библиотека, но при этом по каким-то непонятным причинам совершенно невредимой остался Свиток Торы. Любой религиозный еврей усмотрел бы в этом ясный знак Свыше, но супруги Шарон были слишком далеки от религии, чтобы придавать сему факту слишком большое значение.
Жить в пропахшем гарью, полуразрушенном доме было невозможно, и Арик с Лили решили временно переехать в расположенный неподалеку, на территории фермы особняк Омри. Как любящий сын, Омри решил сделать все, чтобы родителям было у него уютно — по всему дому он поставил вазы с цветами, специально отправился в Тель-Авив и закупил десятки дисков и пластинок с записями классической музыки в исполнении любимых музыкантов и оркестров Лили.
Однако задерживаться в доме сына Лили не хотела — уже на следующий день, собравшись с силами, она занялась ремонтом их сгоревшего дома.
— Чтобы тебе было, где жить, когда меня не станет, — объяснила она Арику.
Но это был уже последний всплеск активности Лили Шарон. 18 января она была госпитализирована в связи с резким ухудшением состояния здоровья. Как объяснили Ариэлю Шарону врачи, пытаясь спасти из огня семейные реликвии, Лили наглоталась дыма, и это привело к ускорению развития рака, усугубившегося воспалением легких. Тем не менее, медики приложили все усилия для того, чтобы облегчить ее состояние и спустя несколько недель ее выписали из больницы. Арик не отправился с женой сразу домой — нет, сначала они остановились на ромашковом поле, по которому так любили гулять в лучшие дни своей жизни, затем повез ее осматривать обширные плантации их семейной фермы…
Он понимал, что Лили вряд ли снова увидит эти места, и хотел дать ей возможность попрощаться с ними.
— А помнишь, — сказал он, — как двадцать с небольшим лет назад здесь ничего не было, кроме трех смоковниц? Все это сделали мы с тобой, Лили, и ты даже больше, чем я. И нам есть, что оставить детям, а им будет, что вспомнить о нас…
В конце марта состояние здоровья Лили снова ухудшилось, и Ариэль Шарон опять повез ее в больницу. Там, в больничной палате вся семья и отметила ее 63-й день рождения.
25 марта 2000 года Лили Шарон скончалась, зажав в руках фотографию своего любимого внука Ротема.
Похоронили Лили Шарон на том месте, на котором она просила похоронить ее еще за несколько лет до смерти — на расположенном неподалеку от фермы «Шикмим» поросшем зеленью холме, с которого открывается прекрасный вид на их семейную ферму. А весной, когда цветут анемоны, поверхность этого холма напоминает огромный красный ковер.
В течение недели, как и предписано еврейской традицией, Ариэль Шарон справлял траур по жене, и все эти семь дней двери его дома были открыты для любого, кто хотел выразить ему соболезнование.
А затем он снова активно занялся политической деятельностью, изо всех сил стараясь делать вид, что ничего не изменилось и он, несмотря на свою личную трагедию, остается тем же Ариком Шароном, что и прежде.
Быт Ариэля Шарона и в самом деле мало изменился после смерти Лили. За десять лет жизни в семье Шаронов его невестка Инбаль необычайно сблизилась с Лили — они вместе ездили за покупками, вместе готовили обед, вместе коротали время, поджидая своих мужчин с работы, а потому Инбаль хорошо знала, какую одежду нужно покупать для свекра, рецепты приготовления его любимых блюд, его привычки и слабости. И если она покупала Шарону новый костюм, то можно было быть уверенным, что он ему понравится и придется впору; если нужно было подготовиться к приезду гостей, то Шарон мог быть совершенно спокоен — на столе будет стоять тот же набор блюд, который подавала гостям Лили, и они будут столь же вкусны.
Но Лили, его Лили рядом с ним больше не было. И заполнить эту зияющую пустоту, образовавшуюся в его жизни, уже не мог ни один человек в мире…
Тем временем популярность премьер-министра Эхуда Барака продолжала стремительно падать. Не сумев совершить никаких преобразований в социальной и экономической сферах, запутавшись в отношениях с палестинцами, потерпев фиаско на переговорах с Сирией, Эхуд Барак заявил, что намерен в одностороннем порядке вывести израильскую армию из зоны безопасности в Южном Ливане. Речь шла об относительно узкой полосе земли на юге Ливана, в которой с 1982 года находилось несколько подразделений израильской армии, призванных не давать террористам проникать на территорию Израиля и обстреливать ракетами его внутренние районы. За 18 лет пребывания в Южном Ливане от рук террористов погибли сотни израильских солдат. И вдруг бывший боевой генерал, а ныне премьер-министр Эхуд Барак заявил, что все эти жертвы были напрасными, что израильской армии вообще нечего делать в Ливане, так как она вполне сможет защитить территорию своей страны, располагаясь на признанной ООН границе. Поначалу это решение Барака было воспринято с одобрением, но затем оно было подвергнуто резкой критике, причем не только политическими противниками, но и союзниками Барака. Выходить из Ливана в одностороннем порядке, не заключив никакого соглашения с правительством этой страны (а оно ни на какие соглашения идти, естественно, не желало), не получив никаких гарантий безопасности, значило развязать руки террористам «Хизбаллы» — не будучи связанными никакими обязательствами,