они могли делать с Израилем все, что угодно. Заявления Барака о том, что в случае терактов или обстрелов Израиля с территории Ливана Израиль получит полное право нанести ответный удар по Ливану, никого не убеждали — все израильтяне прекрасно знали, как международное сообщество умеет выкручивать руки Израилю, когда он пытается вести активные действия против террористов. В итоге вывод ЦАХАЛа из Южного Ливана не только не укрепил позиции Барака в израильском обществе, но и напротив, нанес по ним сокрушительный удар.
«Выглядело это, однако, как жест отчаяния и было со стороны похоже на бегство, — пишет все тот же Штереншис. — Ночью 24 мая 2000 года все армейские подразделения спешно покинули Южный Ливан. Во тьме полуночи унылой танки и бронетранспортеры выходили к границе. За ними бежали отряды Армии Южного Ливана, местные союзники ЦАХАЛа, со своими чадами и домочадцами, всего до шести тысяч. Они боялись, что „Хизбалла“ их теперь всех перережет. Тысячи ливанцев-христиан перешли границу Израиля и были размещены по хостелям и кибуцным гостиницам на севере страны. Много техники и укреплений было оставлено и досталось врагу. Армия отошла к границам, которые ООН считала официальными границами двух государств. О стыд, о ужас наших дней! — воскликнули противники Барака. Один у нас был союзник на всем Ближнем Востоке — Армия Южного Ливана, да и ее мы предали и бросили на произвол судьбы. Барак попытался оправдаться тем, что вывел армию без потерь и удовлетворил требования резолюции ООН номер 435, но имидж его как лидера страны окончательно померк. Когда в Израиле считались с резолюциями ООН?»
Одним из тех, кто подверг Барака критике за выход из Ливана, был лидер «Ликуда» Ариэль Шарон. Причем, что любопытно, Шарон критиковал Барака отнюдь не за выход из Ливана как таковой — по его словам, он и сам давно уже считал, что Израилю нечего делать в этой стране и ЦАХАЛ из нее должен уйти. Но вопрос заключался в том, как уйти! И в этом смысле, с точки зрения Шарона, Барак все сделал не так, как следовало — покидать Ливан, по мнению Шарона, нужно было поэтапно и на основе хоть каких-то соглашений. Кроме того, добавил Шарон, столь поспешное бегство израильской армии немедленно было истолковано террористами «Хизбаллы» как победа над сионистским врагом и спомособно вдохновить палестинцев на новую волну террора — с тем, чтобы заставить евреев в одностороннем порядке, без всяких соглашений покинуть Иудею, Самарию и Газу.
Критикуя Эхуда Барака за недальновидную внешнюю политику, Шарон не забывал раскачивать его коалицию, сосредоточившись в основном на религиозной партии ШАС, обладавшей 17 мандатами и являвшейся главным союзником «Аводы» в правительстве. Шарон понимал, что если ему удастся вывести ШАС из коалиции, правительство Барака падет в течение нескольких дней, и потому еще с лета 1999 года стал регулярно встречаться с духовным лидером партии ШАС раввином Овадьей Йосефом, стремясь завоевать его доверие и дружбу. И, наконец, в июне 2000 года вспыхнул очередной скандал между входящими в правительство партией ШАС и леворадикальной партией «Мерец» («Энергия»), совершенно по-разному смотревшие на вопрос о том, какими должны быть взаимоотношения между религией и государством. Шарон немедленно встретился с Овадьей Йосефом и стал уговаривать его выйти из коалиции. Однако Эхуд Барак, который решил в эти дни пойти ва-банк и в течение месяца достичь мира с палестинцами, тоже прекрасно понимал роль партии ШАС в своем правительстве и потому решил сохранить союз с ней, отправив в отставку министров от «Мереца».
Тем не менее, усилиями Арика позиции Барака пошатнулись, и насколько сильно они пошатнулись, стало ясно в августе 2000 года, когда состоялись выборы нового президента страны.
Нужно заметить, что президент в Израиле — фигура чисто представительская и выбирается он не народом, а депутатами Кнессета. Соответственно, как правило, президентом становится человек, рекомендуемый премьер-министром, за спиной которого стоит правящая коалиция.
Барак в качестве своего кандидата на пост президента назвал Шимона Переса. Казалось, более подходящую кандидатуру на этот пост найти было трудно: можно было по-разному относиться к Пересу, но нельзя было не признавать, что у него есть огромные заслуги перед страной, что он пользуется большим авторитетом на международной арене и сможет достойно представлять Израиль. Лидер оппозиции Ариль Шарон от имени «Ликуда» выдвинул на пост президента депутата Кнессета от своей партии Моше Кацава — фигуру куда менее яркую и популярную. Исход выборов казался предрешенным: мало кто сомневался, что новым президентом станет именно Шимон Перес. Не верил в свою победу и сам Моше Кацав, как, впрочем, и все его близкие — жена Кацава Гила (кстати, родившася в России и неплохо помнящая русский язык) даже не приехала в Кнессет, чтобы присутствовать на выборах.
Но, заявляя Кацава в качестве кандидата на пост президента, Шарон как раз и хотел показать всему Израилю, что положение Эхуда Барака в Кнессете настолько шатко, что он не в состоянии одержать победу, даже выставив более сильную и популярную фигуру, чем та, которую выставит Арик. Проведя закулисные переговоры с официально входящими в коалицию «Гешером», ШАСом, «Яхадут ха-Тора» и «Исраэль ба-алия», Арик уговорил «Гешер» и ШАС голосовать за Моше Кацава как за представителя евреев-выходцев из восточных стран (сам Моше Кацав был привезен в Израиль ребенком из Ирана). «Исраэль ба-алия» он убедил, что фигура правого Кацава куда предпочтительнее левого Переса, а религиозной партии «Яхадут ха-Тора» представил Кацава как человека куда более близкого к еврейской традиции, чем Шимон Перес. В результате этих манипуляций выборы президента поначалу завершились вничью — и Кацав, и Перес набрали по 57 голосов. Тут же был назначен второй тур выборов, в ходе которого до того воздержавшиеся депутаты от «Исраэль ба-алия» и «Яхадут ха-Тора» отдали свои голоса Кацаву, и он победил Переса со счетом 63:57. Более сильной политической пощечины Эхуду Бараку и заодно Шимону Пересу, чем та, которую нанес им в тот день Шарон, поистине трудно было придумать.
Бледный, как полотно, Шимон Перес старался в этот момент увернуться от нацеленных на него телекамер — он в очередной раз проиграл выборы, несмотря на то, что все вроде бы свидетельствовало в его пользу. Сразу после выборов пришлось устраивать перерыв — чтобы привезти в Кнессет Гилу Кацав. А Шарон торжествовал победу — он доказал, что, обладая всего 19 мандатами, может диктовать свои правила игры.
Но еще до этих событий, в июле 2000 года Эхуд Барак заявил, что намерен начать с Ясером Арафатом переговоры об окончательном урегулировании израильско-палестинского конфликта по той же системе, по которой когда-то велись переговоры о мире между Менахемом Бегиным и Анваром Садатом. И вести переговоры там же, где когда-то вели их Бегин и Садат — в Кемп-Дэвиде. При этом Барак заявил, что готов ради мира на максимальные уступки — на отступление с 95 % территории Иудеи, Самарии и Газы с компенсацией палестинцам оставшихся процентов за счет передачи им части находящееся в границах Израиля территории Негева, а также на передачу им части Восточного Иерусалима.
Последнее заявление и было роковой ошибкой Барака — Иерусалим находился в центре консенсуса израильского общества и даже умеренные левые, выступавшие за отступление из Иудеи и Самарии, считали, что он должен остаться вечной и неделимой столицей Израиля. И Ариэль Шарон не преминул этой ошибкой воспользоваться.
Теперь в каждой своей речи он говорил только об Иерусалиме — о том, как много значит этот город для еврейского народа, как важно сохранить его под полным суверенитетом Израиля, как опасна затеянная Бараком авантюра… И эти его речи находили отклик в сердцах сотен тысяч израильтян и миллионов евреев во всем мире. Шарон на глазах превращался в подлинного общенационального лидера, чья позиция по узловым вопросам была в равной степени близка как правым, так и умеренным левым.
— Ни у одного премьер-министра страны нет ни юридического, ни морального права разделить Иерусалим, отказаться от полного суверенитета Израиля над вечной столицей еврейского народа — городом, за который умирали и на который на протяжении веков молились наши предки. И если Барак решил растоптать этот суверенитет, то лучше ему уже сейчас распустить Кнессет и объявить досрочные выборы! — сказал Шарон выступая 6 июля 2000 года на состоявшемся в Тель-Авиве многотысячном митинге против планируемых Эхудом Бараком уступок. Главной сенсацией этого митинга стало, безусловно, прозвучавшее на нем заявление лидера «Исраэль ба-алия» Натана Щаранского о своей отставке с поста министра внутренних дел, но и речь Ариэля Шарона запомнилась многим.
11 июля 2000 года в Кемп-Дэвиде начался переговорный марафон между Эхудом Бараком и Ясером Арафатом. И очень скоро Эхуд Барак понял, что хотя он готов предложить лидеру палестинцев больше, чем ему мог предложить любой другой премьер-министр Израиля за всю историю страны, Арафат хочет ЕЩЕ большего, и практически не готов идти ни на какие уступки. Возможно, одна из самых болших ошибок Эхуда Барака в кемп-Дэвиде заключалась в том, что он не учел всех особенностей восточной психологии своих партнеров по переговорам. Обладавший замашками Наполеона, человек западного воспитания и культуры, Эхуд Барак просто положил перед палестинцами свой план и заявил, что он — окончательный и никакому пересмотру не подлежит — обсуждать больше нечего! И палестинцы, разумеется, восприняли это как выкручивание рук, хотя, повторю, ни один премьер-министр Израиля не готов и врдяли когда нибудь в будущем окажется готов на те уступки, к которым проявил готовность Барак…
Как бы там ни было, 24 июля переговоры в Кемп-Дэвиде завершились без всякого результата.
Когда по их окончании журналисты спросили Ясера Арафата, что он думает об Эхуде Бараке, Арафат ответил коротко: «Да пошел он к черту!».