Этот ответ означал, что лидер Палестинской автономии настроился на новую конфронтацию с Израилем и готов использовать любой повод для того, чтобы разжечь пламя новой интифады.
И Ариэль Шарон вскоре такой повод ему дал.
28 сентября он вместе с группой депутатов Кнессета от «Ликуда» решил подняться на Храмовую гору — место, где когда-то располагался Иерусалимский Храм, а ныне находятся мечеть Аль-Акса и мечеть Омара — третьи по значению мусульманские святыни.
И вот тут, наверное, пришло время сказать, что в борьбе Ариэля Шарона за Иерусалим как вечную и неделимую столицу Израиля им руководили не только идеологические соображения, но и холодный политический расчет.
Еще летом 2000 года Шарон решил прибегнуть к услугам Артура Финкельштейна — одного из крупнейших политтехнологов мира, руководившего, в числе прочих, и победной предвыборной кампанией Биньямина Нетаниягу в 1996 году. Приехав по приглашению Шарона в Израиль, Финкельштейн заказал несколько опросов, в ходе которых и выяснил, что в разделенном на различные этнические, идеологические, религиозные и прочие группы израильском обществе существует лишь один вопрос, находящийся в самом центре национального консенсуса — вопрос Иерусалима. После этого Финкельштейн и порекомендовал Шарону отставить в сторону все остальные вопросы и во время всех своих выступлений говорить об Иерусалиме и только об Иерусалиме.
Именно Финкельштейн и посоветовал Шарону совершить поход на Храмовую гору в качестве политического жеста, призванного символизировать готовность лидера «Ликуда» вести бескомпромиссную борьбу за сохранение целостности израильской столицы и его демонстративного отказа идти на какие-либо уступки и компромиссы в этом вопросе.
— Как еврей я имею право в любой момент, когда мне захочется, посетить самое святое для евреев место в мире. Как израильтянин я обладаю правом свободного передвижения по столице моей страны, и в ней не может быть места, вход в которое разрешен для одних граждан и запрещен для других. Когда мусульманское духовенство потребовало запретить евреям посещать Храмовую гору, оно де-факто попыталось взять под свой контроль эту часть Иерусалима. Когда Барак согласился выполнить это требование, он дал палестинцам понять, что они могут чувствовать себя хозяевами в Восточном Иерусалиме и он готов отдать в их руки главную еврейскую святыню. Я же иду на Храмовую гору для того, чтобы показать всем, что евреи остаются хозяевами в Иерусалиме и могут свободно ходить по нему там, где им вздумается! — так объяснил Шарон смысл своего будущего похода.
Что тут сказать?
Храмовая гора и в самом деле является самым святым местом для любого религиозного еврея. Но, во-первых, Шарон никогда не отличался особой религиозностью, а, во-вторых, с точки зрения раввинов религиозному еврею как раз категорически запрещено посещать Храмовую гору до прихода Мессии — по той причине, что иудаизм предписывает еврею, вступающему на территорию Храма находиться в состоянии ритуальной чистоты. В наши дни, согласно еврейской традиции, человек не может достичь необходимой степени ритуальной чистоты, и это станет возможным лишь в дни Мессии с помощью пепла рыжей коровы. В то же время в течение многих лет Храмовую гору мог посетить любой желающий, независимо от того, какого вероисповедания он придерживался и к какой нации принадлежал. Оберегая свои права на это место, мусульмане выдвигали лишь одно требование: евреи не должны появляться в нем в одежде, которая однозначно свидетельствует о том, что они исповедуют иудаизм (скажем, в ермолке на голове) и тем более совершать в этом месте какой-либо еврейский ритуал или молитву. То есть мусульмане вполне разрешали посещать это место тем, кого приводила на него простая любознательность и жажда новых впечатлений. Запрет на посещение евреями Храмовой горы был, в сущности, наложен не мусульманами, а правительством Израиля и наложен именно для того, чтобы избежать каких-либо неприятных инцидентов. Но одно дело, если на Храмовую гору поднялся обычный еврей и совсем другое, если речь шла о демонстративном походе Ариэля Шарона. Уже сама демонстративность этого шага не могла не вызвать раздражение у арабов. Кроме того, одно имя Шарона действовало на них, как красная тряпка на быка: арабы прекрасно помнили и про Кибию, и про зачистку Газы, и про Бейрут, и Ариэль Шарон был в их глазах «палачом арабского народа». А, следовательно, его визит на Храмовую гору был чреват самыми непредсказуемыми последствиями. Но в то же время с Шароном трудно было поспорить в главном: как еврей и как гражданин Израиля он действительно имел право ходить по Иерусалиму там, где ему вздумается, и ограничение этого права означало признание Израилем ограниченности своего суверенитета в собственной столице.
На семейном совете, который все больше превращался в совет политический, сыновья Шарона так и не пришли к единому мнению о том, стоит ли их отцу в данном случае прислушиваться к совету Финкельштейна. Омри выступал категорически против этой затеи, утверждая, что визит Шарона на Храмовую гору вызовет массовые волнения среди арабов, после чего отца объявят провокатором и разжигателем израильско-палестинского противостояния, и это приведет к падению его все увеличивающееся популярности. Гилад, напротив, был уверен, что популярность Шарона после такой акции только возрастет, и даже вызвался сопровождать его на Храмовую гору.
Как показала жизнь, оба сына оказались правы.
Необходимо отметить, что Шарон еще за несколько дней честно предупредил о своих намерениях и премьер-министра Эхуда Барака, и израильские спецслужбы. Барак, как и рассчитывал Арик, оказался в затруднительном положении. Запретить Шарону посетить Храмовую гору он не мог — это было бы подтверждением слов Шарона о том, что он готов передать это святое место в руки палестинцев. С другой стороны, он прекрасно понимал всю взрывоопасность этого шага Шарона. Пытаясь предотвратить негативные последствия подобной «экскурсии» Арика, Барак созвонился (а по некоторым данным и лично встретился) с Ясером Арафатом и сообщил ему о намерениях лидера «Ликуда», добавив при этом, что Шарон твердо обещал ему не предпринимать на Храмовой горе никаких провокационных действий и даже не заходить в мечеть Омара, а просто прогуляться вокруг. Барак хотел получить от Арафата заверения, что это событие ни в коем случае не осложнит и без того достаточно сложные взаимоотношения между Израилем и палестинцами и не приведет к вспышке насилия. И Арафат твердо пообещал израильскому премьеру, что сделает все для предотвращения каких-либо инцидентов во время посещения Шароном Храмовой горы.
Но, дав такое обещание, Арафат отнюдь не собирался его выполнять — напротив, сразу после звонка Эхуда Барака лидер палестинцев начал тщательно готовиться к приему «дорогого гостя».
Бойцы так называемого «17 отряда», составлявшего своего рода личную гвардию Арафата, немедленно тайно проникли в Иерусалим и вошли на территорию Храмовой горы, чтобы к моменту прихода на нее Шарона перекрыть все подходы к святыне. Оружие они предусмотрительно оставили дома, решив преградить дорогу незваному гостю собственными телами. В это же время, благодаря искусно запущенным Арафатом слухам, к Храмовой горе стали подтягиваться сотни самым решительным образом настроенных палестинских юнцов. Когда израильская полиция объявила, что вход на гору будет запрещен всем палестинцам младше 40 лет (по ее мнению, те, что старше этого возраста обычно не участвуют в беспорядках), было уже поздно — у мечети Омара Шарона ждала наэлектризованная толпа из тысячи молодых палестинцев. Туда же, чтобы публично выразить свое возмущение выходкой Шарона, направились депутаты Кнессета от арабских партий.
28 сентября в 7.55 утра Ариэль Шарон появился у входа на Храмовую гору. Шарона сопровождали его сын Гилад и самый близкий друг последнего Рони Схайк, служивший с Гиладом в армии и настолько сблизившийся с Ариком и Лили, что с полным правом считался их приемным сыном. Кроме Гилада и Рони, за Ариком шли пять депутатов Кнессета от партии «Ликуд» — Руби Ривлин, Наоми Блюменталь, Иехошуа Маца, Зеэв Бойм и Гидон Эзра. Вся эта «восьмерка отважных» была со всех сторон окружена израильскими полицейскими, призванными обеспечить ее безопасность и предотвратить весьма вероятную попытку палестинцев совершить покушение на Ариэля Шарона. Этого покушения опасались и Гилад с Рони Схайком, а потому Гилад шел чуть впереди отца, а Рони сзади — чтобы прикрыть его от пули палестинского снайпера. Кроме того, Шарон выполнил требование спецслужб и надел под рубашку легкий бронежилет, от чего ему было неимоверно жарко.
Увидев преградившую ему путь толпу арабов, Шарон громко — так, чтобы слышали журналисты — вновь повторил слова о своем праве посещать любую точку Иерусалима и двинулся вперед. Сопровождавшим его полицейским не оставалось ничего другого, как начать расчищать для него дорогу — ведь им было дано указание не допустить, чтобы Шарон стал жертвой со стороны насилия палестинцев.
Наконец, путь был расчищен и Шарон ступил на Храмовую гору, где его ждала разъяренная толпа. Сначала Ариэль Шарон попытался вступить в диалог с этой толпой и заявил, что он пришел на Храмовую гору так, как и должен приходить человек на любое святое место — с миром. Но эти слова лишь еще больше раззадорили толпу.
— Шарон — убийца! — начали выкрикивать собравшиеся. — Не забудем Газу, Сабру и Шатилу! Огнем и кровью защитим Эль-Аксу!
— Ты поджигатель и провокатор! Твои руки по локоть в крови! Как ты посмел ступить на эту святую землю?! У тебя нет на это никакого права ни с точки зрения ислама, ни с точки зрения твоей религии! — бросил ему в лицо один из арабских депутатов Кнессета.
— Нет, — спокойно ответил Шарон. — Это вы — подстрекатели и провокаторы! Это вы пригнали сюда всю эту ораву, желая, чтобы здесь пролилась кровь!
Эти слова привели собравшихся на Храмовой горе арабов в ярость. В полицейских, Шарона и его спутников полетели камни. Сотни палестинцев двинулись на израильтян, пытаясь прорваться через полицейское окружение и устроить над Шароном суд линча. Часть полицейских взяла Шарона и его свиту в еще более плотное кольцо и начала отходить назад. Другая часть поневоле вступила в схватку с бушующей толпой, при