А Шарон тем временем продолжал готовить мир к осуществлению своего плана по делегетимации Ясера Арафата в глазах общественного мнения, его полной изоляции, а затем и к его физическому уничтожению. В каждой своей речи он теперь говорил лишь о том, что Арафат является главным вдохновителем террора и главным же препятствием на пути достижения мира между Израилем и палестинцами, вбивая эту мысль в голову журналистам и политикам, с тем, чтобы последние донесли ее до всего остального мира.
Первым, кто разгадал тайные планы Ариэля Шарона, был, видимо, президент США Джордж Буш. Во время очередного визита Шарона в США в феврале 2002 года Буш поделился с Шароном своим намерением объявить войну Ираку и одновременно попросил его не причинять никакого физического вреда Ясеру Арафату.
— Хорошо, — сказал Шарон. — Я обещаю тебе, Джордж, что он будет жить. Но за все остальное я, извини, не ручаюсь…
По окончании встречи с Бушем Арик вылетел в Нью-Йорк, и оттуда уже собирался было возвращаться домой, но свалился в постель с высокой температурой. Врачи пришли к выводу, что у премьера — грипп, а тяжесть его протекания в значительной степени была обусловлена общим ослаблением организма и неимоверной физической усталостью. Последнее было неудивительно — рабочий день Шарона заканчивался около часа ночи, а в шесть утра он снова появлялся в своей канцелярии.
Но и отлежаться в постели две недели, как на этом настаивали врачи, Шарон не мог: террористы сдержали свою клятву отомстить за смерть Раада Карми, и один теракт снова следовал за другим. В феврале мартиролог жертв террора пополнился еще 28 именами…
Вечером 9 марта очередной террорист-смертник вошел в иерусалимское кафе «Момент», и в результате прогремевшего в нем взрыва 11 человек погибло и свыше 50 получили ранения. Дальше бездействовать было просто невозможно — 11 марта Шарон отдал указание армии взять в кольцо Туль-Карем и занять уже давно окруженные Рамаллу и Бейт-Лехем, а также войти в целый ряд лагерей палестинских беженцев, находящихся на территории Иудеи, Самарии и сектора Газа.
12 марта батальоны бригад «Голани» и «Нахаль» совместно с частями спецназа вошли в Рамаллу с четырех разных сторон, и в городе развернулись тяжелые уличные бои. Смяв пытавшихся оказать сопротивление палестинских боевиков, подразделения израильской армии встретились друг с другом на Манаре — центральной площади Рамаллы. Если бы им в этот момент приказали взять штурмом резиденцию Ясера Арафата «Муката», они бы с легкостью выполнили поставленную задачу. Но на проходившем в тот день заседании правительства министр обороны Биньямин Бен-Элиэзер неожиданно заявил, что Шарон своими действиями отрезает все пути к переговорам с палестинцами и все больше втягивает Израиль в крупномасштабную войну с автономией. В заключение своей речи Бен-Элиэзер потребовал немедленно свернуть военную операцию, выйти из палестинских населенных пунктов и пригрозил, что если Шарон этого не сделает, то он подаст в отставку и выведет «Аводу» из коалиции.
— Не смей мне угрожать! — оборвал его Шарон. — Если ты хочешь уйти из правительства — уходи сейчас! Я не боюсь выборов — их исход известен: после них ваша партия исчезнет с политической карты страны!
Бен-Элиэзер, прекрасно знавший и без Шарона, что его партия утратила прежние позиции в израильском обществе и ей и в самом деле грозит сокрушительное поражение на выборах, поспешил сменить тон.
Но и Шарон на самом деле слишком дорожил своим союзом с «Аводой», чтобы идти с ней на прямую конфронтацию. На следующий день ЦАХАЛ получил указание покинуть все занятые им палестинские города, за исключением Бейт-Лехема — нахождение в нем ЦАХАЛа позволило прекратить обстрелы Гило, и Шарону важно было закрепить хотя бы это свое достижение.
Возмущенный очередным «политическим зигзагом» Шарона 14 марта лидер партии «Наш Дом — Израиль» Авигдор Либерман подал в отставку и вывел свою партию из коалиции. Когда все попытки уговорить Либермана вернуться в правительство закончились безрезультатно, Шарон ввел в правительство национально-религиозную партию МАФДАЛ и таким образом сумел сохранить довольно широкую коалицию.
27 марта 2002 года Шарон вместе с детьми и внуками, как и миллионы других евреев во всем мире, уселся вместе с семьей в своем доме на ферме «Шикмим» за пасхальный стол. Арик с наслаждением слушал, как сыновья по очереди читают пасхальное сказание об исходе евреев из Египта, как его внук Ротем задает традиционный вопрос о том, чем эта ночь отличается от всех других ночей, когда в его кабинете неожиданно, совсем не вовремя зазвонил телефон.
— Арик, включи телевизор! — без всяких предисловий сказал на другом конце провода Ури Шани. — Теракт в гостинице «Парк»…
Глава 3. Крысоловка
…Взрыв в гостинице «Парк» в Нетании прогремел в тот момент, когда собравшиеся в зале ее ресторана сотни гостей дошли до строк Пасхального сказания, повествующих о гонениях, которым подвергались евреи в Египте. Мощный заряд взрывчатки, приведенный в действие террористом-смертником, потряс стены, и взрывная волна ударила по висящим на стенах зеркалам, обрушила вниз подвесной потолок, опрокинула столы с выстроившимися на них тарелками с праздничными блюдами.
Эффект взрыва, произведенного в самом центре закрытого помещения оказался поистине чудовищным — и взревели сирены «скорых», и желтые жилеты добровольцев из спасательных бригад смешались в холле гостиницы с синими куртками полицейских и белыми халатами медиков. Так была расстреляна пасхальная ночь 2002 года.
В тысячах домов, прервав пасхальный седер59, люди прильнули к экранам телевизоров, вглядываясь в искаженные лица жертв теракта и пытаясь уследить за бегущей строкой, сообщающей о числе этих жертв.
10… 15… 20 убитых…
25… 40… 80… 120 раненных, из них некоторые — смертельно.
Уже в тот момент стало ясно, что так дальше продолжаться не может, что Ясер Арафат на сей раз пересек некую черту, и сложившаяся после этого ситуация требовала от Израиля и новой стратегии, и новой тактики, если он действительно намерен себя защищать.
Сразу после окончания первого дня праздника было сообщено, что Ариэль Шарон назначил на одиннадцать часов вечера экстренное заседание правительства. Начальник канцелярии премьера Ури Шани сообщил журналистам, что на этот раз намерения Шарона однозначны: Арафат и его клика должны быть объявлены официальным врагом Израиля, с которым ведут войну.
Но еще до того, как были сделаны какие-либо заявления генштаб ЦАХАЛ издал тот самый «восьмой приказ» — «цав шмонэ», которым противники Шарона пугали обывателей накануне выборов. Возле школ и домов культуры страны начали собираться поднятые телефонными звонками с постели резервисты. Некоторые из них всего несколько месяцев назад демобилизовались из армии и, согласно закону, их не должны были призывать в течение ближайшего года. Но этот закон не распространяется на военное время, и толкавшимся возле резервистов любопытных мальчишек вскоре пришлось стать свидетелями сцен, которые сопровождают любую войну: последнее объятие отца перед тем, как сын, забросив сумку, сел в машину; утирающие слезы матери и жены; пожелания вернуться с миром…
Чуть позже главный офицер ЦАХАЛа по делам резервистов сообщит, что на данном этапе решено призвать в армию 20 тысяч наиболее опытных и проверенных в боях резервистов, но, видимо, в ближайшее время будет объявлен новый призыв. Случаев отказа явиться по «восьмому приказу» почти не было: в тот день израильтяне перестали делиться на «левых» и «правых» и, как прежде, еврейский народ выходил на войну, убежденный в ее справедливости и в том, что ему не оставили иного выхода, кроме как сражаться.
Но палестинцы, похоже, все еще надеялись на то, что им удастся заставить израильтян капитулировать с помощью террора. 28 марта в девять часов вечера вооруженный террорист проник в созданное некогда Ариэлем Шароном поселение Элон-Морэ и ворвался в дом семьи Габиш. Длинная очередь из автомата оборвала жизни хозяйки дома Рахели Габиш, ее мужа Давида, сына Авраама и свекра Ицхака Кенара.
Жена Авраама Габиша Наама вместе с маленькой дочкой в это время находилась на кухне. Услышав выстрелы, она забралась с ребенком под стол и зажала девочке рот.
«Молчи, дочка, молчи!» — шептала она ей, моля Бога, чтобы террорист, начавший кружить по дому, не сумел их обнаружить. Трудно сказать, сознавала ли Наама Габиш, насколько она в те мгновения походила на еврейских матерей, пытавшихся в подполе, за печкой или в чулане укрыться от шаривших по дому нацистов, и точно так же, с теми же словами зажимавших рот своим детям: «Молчи, дочка, молчи!» Затем, улучив мгновение, Наама рванулась с ребенком к примыкающему к кухне балкону и через него покинула дом.
В те самые минуты, когда террорист убивал членов семьи Габиш, Ясер Арафат, прекрасно сознавая, что времени до начала заседания израильского правительства у него остается немного, в экстренном порядке созвал пресс-конференцию, на которой заявил, что готов объявить о немедленном прекращении огня без всяких условий… при условии, что Израиль немедленно начнет выполнять рекомендации Митчелла-Тенета, так, как их понимают палестинцы — то есть с игнорированием требований о конфискации имеющегося у них на руках незаконного оружия, но с четким соблюдением тех пунктов, согласно которым ЦАХАЛ должен уйти с территории автономии, а израильское правительство — ликвидировать одиночные поселения.
Сама эта речь «о готовности без всяких условий, но при условии» звучала какой-то фантасмагорией на фоне событий, происходивших в Элон-Морэ и перечисления имен погибших в Нетании.
Однако суть речи Арафата сводилась не только к этому.
— Если Израиль снова попытается войти в наши города, если оккупанты предпримут военную акцию, то на сей раз это не сойдет им с рук, — вещал Арафат. — Мы готовы оказать самое жесткое сопротивление. Мы будем драться за каждый дом. Рамалла станет для Израиля тем же, чем оказался Сталинград для Гитлера. Я сам готов стать шахидом и пожертвовать жизнью ради свободы моей родины, моей Палестины…