Поистине грандиозные масштабы этому направлению мысли придал писатель Ю. Д. Петухов, следовавший логике уже известного нам В. Скурлатова (Скурлатова 1979). По утверждению Петухова, сам он прочно стоял на православных позициях331. На примере его произведений особенно отчетливо видно, каким образом считающий себя православным писатель объединяет миф о «славянах-ариях» с концепцией «жидомасонского заговора». Уже в ранних построениях Петухова слабым намеком проводилась мысль о древнем столкновении двух крупных языковых семей – индоевропейской и семитской. Если Демин нашел свидетельство этой конфронтации в сказке о Курочке Рябе, то Петухов вначале увидел его в борьбе бога-громовика со змеем (Петухов 1990а: 133, 142–143)332.
Впрочем, в 1990 г. Петухов не рискнул развивать эту тему, а во второй половине 1990-х гг. и вовсе отказался от нее, ибо гораздо более заманчивым ему показалось представить древнесемитского бога Бела/Ваала заимствованием из «славянского» пантеона (Петухов 1998б: 118, 252; 2001: 97 – 134). Мало того, по-своему перетолковывая этот образ, Петухов связал его с Богом иудеев и заявил, что открыл «тайну Иеговы» – ведь иудеи поклонялись Дьяволу (Петухов 2009а: 244). Тем самым, сюжет змееборчества не остался втуне, ибо змей как «злая сила» ассоциировался все с тем же Ваалом, или Велесом, оказывавшимся «Богом иудеев». Так, проделав поистине титанический труд по переписыванию древней истории, Петухов вернулся к плоскому антисемитизму отцов Церкви, называвших евреев «детьми Сатаны».
Вместе с тем в его работах идея конфронтации принимала и иную форму, выражаясь в едва ли не вечной «расовой борьбе» между «русами» и «дикими чужаками», среди которых заметную роль играли кочевники-семиты. В частности, он подхватывал и развивал миф, изложенный еще Емельяновым в «Десионизации», о том, что древнейшие хананеи, населявшие когда-то Палестину, были «русами», основавшими как Яффу, так и Ярихо (Иерихон). И он сетовал по поводу того, что предки иудеев, племена кочевых скотоводов, разрушили «наш древний Иерихон». «Мы – те, – утверждал он, – кого народы молодые и окрестные, зачастую вторгающиеся на наши земли и изгоняющие нас, называли филистимлянами, хананеями» (Петухов 1998б: 251–252; 1998в: 15, 19).
Теперь он уже забывал о своей исторической карте (Петухов 1998б: 232–233), где было правильно показано, что именно индоевропейцы были пришельцами в Леванте; не упоминал он и о том, что филистимляне появились там фактически одновременно с древними израильтянами. Ведь теперь ему требовалось продемонстрировать, что последние, во-первых, якобы вытеснили предков «русов» с принадлежавших тем земель, а во-вторых, заимствовали их древнюю культуру, включая мифы, легенды и самого бога. Якобы все это было беззаконно присвоено евреями и включено в Ветхий Завет (Петухов 1998в: 19). И Петухов не без злорадства уличал Давида в том, что тот воровским способом убил «нашего витязя-богатыря… князя Голиафа» (Петухов 1998б: 252; 2008: 291). При этом, обвиняя «семитов» в узурпации культурного наследия «русов», автор сплошь и рядом приписывал древним славянам чужих богов, щедро раздавал им чужие территории и без тени смущения включал в их состав неславянские группы населения. В частности, иранских богов Хорса и Семаргла он делал исконными славянскими богами, Рюрика и его сподвижников смело записывал в славяне, объявлял древнееврейское понятие «ангел» славянским, не говоря уже о том, что превращал в «русов» шумеров, хеттов, этрусков, германцев и многие другие древние народы (Петухов 1990б: 26; 1998б: 174, 184–191, 200, 253; 2009б: 88–89, 94–99).
Впрочем, Петухов предпочитал более детально обсуждать свою излюбленную тему борьбы с «чудовищем» иным способом. В 1990-х гг., проявив недюжинную усидчивость, Петухов издавал свои подготовленные еще в 1980-х гг. книги в стиле фэнтези, где основным стержнем служила вечная борьба между силами Добра и Зла. И хотя действие этих книг происходило якобы в далеком будущем, это будущее постоянно смыкалось и самым причудливым образом переплеталось с глубочайшим прошлым, где действовали славянские волхвы и непобедимые богатыри.
Одна из этих книг под названием «Меч Вседержителя» завершала серию «Звездная месть». Ее действие разворачивается в XXV в., когда Землю оккупируют космические пришельцы, пытающиеся использовать землян в виде биомассы для своих чудовищных опытов. Одним из руководителей этих непрошеных гостей рисуется некий Авварон, властелин преисподней. Ему противостоит русский воин Иван, не расстающийся с нательным крестом. К изумлению христианина, но вовсе не приверженца «Русской Религии», христианину Ивану покровительствует языческий волхв, вдохновляющий его на подвиги своими рассказами о славе древних языческих предков.
Авварон рисуется в самых черных тонах – «черный трон, черная сгорбленная под непостижимым гнетом туша в черном балахоне, в черном капюшоне, надвинутом на глаза… Неземное зрение. Потусторонняя явь!» (Петухов 1998а: 108–109). Перед нами не что иное, как типичное средневековое изображение еврея в облике Сатаны. Волхв изображается прямым антиподом Авварону. Это – «высокая и сухощавая фигура в светлых льняных одеждах», появляющаяся из «пропитанных солнечными лучами воздуха… Лицо смуглое и доброе… светло-голубые глаза» (Петухов 1998а: 296). Оппозиция до боли знакомая – именно так в глубоком Средневековье персонифицировалась борьба Тьмы и Света, Зла и Добра. Петухов значительно обогатил эту средневековую символику, введя в нее уже известные нам расовые и языческие мотивы. Ведь по пути к победе и Истине православного Ивана ведет отнюдь не Христос, а Индра, Кришна и Один, над которыми реет Белый бог (Петухов 1998а: 297, 373).
А укрепляют Ивана в этой борьбе нерасторжимые связи с предками – «ты должен быть силен не только своей силой, но силой всех твоих дедов, прадедов, пращуров, всего Рода твоего, из коего ты вышел». Воскрешая «арийско-славянский миф», автор перечислял этих предков, «воинство Святорусское», и нас уже не удивит тот факт, что среди них мы обнаружим «расенов-этрусков», тавроскифов и просто скифов, фракийцев и неких «яриев с долин Инда», кельтов и вандалов, и даже «аркаимские дружины» (Петухов 1998а: 299, 312–313).
Отбросив былую осторожность, связанную не столько с убеждениями автора, сколько с тактическим маневром, Петухов без сожаления забывал о своих высказываниях, направленных против расизма, культуртрегерства и идеи избранного народа. Теперь зарождение и эволюция человечества виделись ему совсем в другом свете. Вооружившись идеями «Русского Космизма», он заявлял, что «предки-россы» произошли от полубогов и героев, которые пришли на Землю «в виде космических излучений» и «поразили хищную, алчную, тупую плоть избранных двуногих на генном уровне», наделив их своим духом. «Десять тысячелетий Божественного Дыхания! Сотни, тысячи первоначально избранных среди миллионов злобных и трусливых зверей! Род созданных по Образу и Подобию». Эти мудрецы и герои, подобно Прометею, несли «дикарям» свет знаний, и те обожествляли их, слагали о них мифы и легенды (Петухов 1998а: 300, 309–310).
Теперь Петухов окончательно отрывался от научной почвы, которой он все же пытался придерживаться в своей первой псевдонаучной книге по истории индоевропейцев. Он смело подхватывал миф об Арктической прародине и широком расселении «предков» по Сибири и далее – до Гималаев, Переднего Востока и Европы. Он рисовал грандиозные волны пастухов-воинов, «избранного народа», светлоглазого и русоволосого, заселившего изрядную часть Земли от Тихого до Атлантического океана и от Приполярья до Индостана, Аравии и Нубии более 40–30 тыс. лет назад. Будто бы уже тогда они несли над собой «огненный крест Сурьи» (то есть свастику! – В. Ш.), «священный крест» (Петухов 1998а: 330–334).
В то же время, повествовал автор, мир рано разделился на «две цивилизации»: одну светлую, умную и честную, другую животную, пронизанную интригами и ложью. В первой господствуют здоровье, крепкие семейные узы, почитание родителей, труд и порядок; вторая является царством золотого тельца – в ней побудительным мотивом служит жажда наживы, это цивилизация растлителей и разрушителей (Петухов 1998а: 328–329). Мало того, что образ этих цивилизаций создается по принципу непримиримой оппозиции; в нем слышится отзвук антииудейских проповедей таких отцов Церкви, как апостол Павел, святой Августин, святой Иероним и др., практически в тех же словах изображавших христиан и иудеев.
От отцов Церкви Петухова отличал лишь крайний пессимизм в отношении разрешения этого конфликта – ведь выходит, что из века в век «злая цивилизация» постоянно побеждает «добрую» и никакие высокие нравственные качества не спасают последнюю от разлагающего влияния первой. В соответствии с «арийско-славянским мифом» автор рисовал апокалиптическую картину наступления «злой цивилизации», начавшегося приходом «неведомых миру колен» из Сирийской и Аравийской пустынь. Они захватывали и разоряли города, убивали царей и жрецов, заставляли писцов переписывать историю. При этом захватчики не обладали никаким творческим началом и были способны лишь «красть и уничтожать» (Петухов 1998а: 334)333. Со временем Петухов настолько осмелел, что отваживался и прямо называть этих «неведомых захватчиков» по имени. Он писал о «полных немыслимой злобы, зависти, ненависти евреях-захватчиках, вторгшихся на Святую Землю из Аравийских пустынь… и разгромивших блистательную российскую цивилизацию» (Петухов 1998в: 19–21).
В этом свете автор в совершенно неожиданном ракурсе представлял Иисуса Христа и христианство. Оказывается, христианство является древнейшим русским наследием, причем «славяноросы» были «носителями креста» (автор поясняет: «коловорота», «свастики») и поклонялись «единому Богу Роду» не менее 10 тыс. лет. Якобы даже после прихода евреев в Палестину там еще сохранялись «славяноросские общины», и именно из их среды вышли Спаситель и его апостолы (Петухов 1998в: 19–21).