Арийский простор — страница 13 из 94

Недалеко от очага стоял грубо сколоченный стол с лавками по обе стороны, отгороженные закутки второй половины терялись в потёмках, оттуда донесся плач ребёнка.

В след за хозяином гости уселись на лавки, кроме него застолье разделяли ещё трое мужчин.

— Пока мясо готовится, отведайте каши.

Проголодавшиеся гости достали ложки и принялись за еду — наваристую просяную кашу на мясном бульоне. Молоденькая девушка с чёрными косами и в простых бусах из рыбьих позвонков на шее, принесла кувшин с пивом.

«Голова не прикрыта, похоже, чья-то рабыня» — подумал отшельник. Заметивший его взгляд рыжий здоровяк, в местами прожжённой кожаной рубахе, хлопнул служанку по заду и спросил:

— Нравится? На медный топор у орочен выменял. За шкурку соболя дам тебе с ней поиграть. Или у тебя в штанах уже ничего не шевелится?

Верзила захохотал.

Девдас внимательно посмотрел ему в глаза, тот заперхался, прерывая смех.

Старшина соскочил со своего места, наотмашь ударил рыжего по голове, схватил за шиворот и выволок из землянки. На улице притянул растерявшегося крепыша за шею и прошипел глядя в глаза:

— Ты что, недоумок, язык распускаешь. Знаешь кто это?

— Старик приблудный.

— Про этого старика легенды слагают. Аджит это. Он в одиночку нас всех здесь положить может.

— Я думал, он мёртвый давно.

Вскоре в притихший зал вновь вошли двое. Хвар подтолкнул рыжего вперёд. Тот низко поклонился и протянул отливку большого бронзового топора.

— Прими, под, извинение за необдуманные слова.

Старик тяжело молчал, потом нехотя процедил.

— Мне оружия хватает.

Тут вступился старейшина:

— Себе не надо, людям своим возьми. Не держи обиды, господин.

Махнул рукой, лишние разошлись по каморкам. Хозяйка увела мальчишек ночевать на сеновал.

Мужчины приглушенно заговорили.

— Ладно, забыли. Парней баловать не надо, пускай отработают. Пришел я тебе их в наём до весны сдать за справу воинскую бронзовую — каждому по топору, кинжалу, наконечнику для копья. Ещё чакры мне отлей — пять штук, точить не надо. Цены я ведаю, бронза дорога, знаю, и что у тебя за одну еду отроки работают, но эти её сами добудут и тебя прокормят. Меха я тебе принес, коли не хватит, по весне расплатимся. Парни старательные, толковые, охотничье посвящение прошли, с собаками тебе их оставляю. Руду толочь и рубить могут, только в нижние штреки не загоняй. Уголь жечь, дичь добывать. К литью не мешай им присматриваться, коль не послушаются в чём, наказывай, только меру знай. Данью в крепость не отправлял?

— Ещё нет, на днях собирался. Охраны мало, год назад орочены к острогу в большом числе подходили. Как бы беды в дороге не случилось.

— Пати извещал?

— Да, Симха с дружиной малой приезжал. Те по урочищам дальним попрятались, две головы, правда, привез, на кольях висят.

— Углежогов видел твоих в лесу, не берегутся.

— Делянка та ближняя, внушение сделаю.

Девдас задумчиво погладил бороду.

— Ладно, помогу тебе обоз в пэле доставить, но и ты за парнями гляди, головой отвечаешь, и пати тебе в том заступником не будет.


Мальчишки устраивались на сеновале, они впервые видели столько сушеной травы, хотя Радж слышал, что на севере зимой скот загоняют в стойла. Уолко достал из-за пазухи флейту и принялся извлекать из неё протяжные, немного гнусавые переливы, подбирая новую мелодию. Внизу завозились, подтявкивая, молодые собаки.

Радж поморщился — Прекрати.

Продолжил про себя думать, что же за человек его Учитель, теперь он так называл воспитателя даже мысленно. Почему его до дрожи боится здоровенный староста?


Через два дня Девдас, сам пятый и в сопровождении Уны, уходил с обозом из двух тяжело груженых возов, запряженных волами, скрипели плохо смазанные дёгтем ступицы деревянных колес. Большинство грузов отправляли и получали по могучей реке на лодках. Но до пелэ с острога не было водной дороги. С Хваром решили все дела, по стоимости мехов долго не рядились, Учителю происхождение не позволяло торговаться, а старшине мешала грозная слава собеседника. С мехами Девдас передал для отливки оружия круг принесённого воска, вместе с ним в подарок и мешочек с бобровой струей. Она помогала при многих хворях, но прежде всего, способствовала мужской силе. Подарок передавал без усмешки, чтобы не обидеть пожилого мужа молодой жены.

— Авось сгодится кому.

Староста с благодарностью принял.

Перед уходом попрощался с воспитанниками.

— Слушайтесь старшину Хвара, то муж достойный. Коли пошлёт дичь добывать, на север не ходите — там земли ороченов. Лес их дом, встретите охотников — найдете свою смерть.

С обратным обозом пришлю зимнюю одежду с лыжами. Занятий не забывайте, может, местные чему толковому научат. Про то, что сын пати, молчи… хотя волосы и имя всё за тебя скажут. По весне ждите.


За пару дней мальчишки облазили весь посёлок, их интересовало всё. Население острога составляло около сотни человек, сколько точно, никто не знал. Кто-то уезжал по торговым делам, углежоги седмицами не вылезали из леса, приплывали на лодках купцы, приходили и гостили инородцы — родичи по женской линии. Мальчишка — илькэн, отданный при покупке в придачу к сестре, вообще по полгода пропадал в лесу, приглядывая за стадом полудиких свиней.

Люди жили в трех больших полуземлянках, хозяйственные пристройки — хлев, амбары и сеновалы лепились к крепостной стене. Рядом строили ещё один дом, уже выбрали грунт глубиной в два локтя, в выкопанные ямы устанавливали толстые опорные столбы из лиственницы, да ещё и обернутые берестой — чтоб дольше не гнили. Пол утрамбовывали шлаком, размечали место под очаги и хозяйственные ямы. Рядом лежали заготовки для двухскатной крыши.

Радж знал, что столбы затем соединят плетёными щитами, промежутки засыплют шлаком, стены с наружной стороны обложат камнем, а с внутренней замажут глиной. Крышу покроют берестой, а поверх навалят дёрна. Дома обычно делили на три части — в первой очаг, вторая — жилая, в крайнюю в холодные зимы загоняли скот.

Мальчик невольно вспомнил родной дом. Сам он вырос в пелэ — крепости на холме, в большом двухэтажном дворце правителя, стены первого этажа были сложены из огромных каменных блоков. Перед глазами возник большой пиршественный зал, с вымощенным булыжником полом, с оштукатуренными и расписанными стенами, с огромным очагом, на котором можно было испечь быка. В маленьких пристройках по бокам ютились рабы и слуги. Массивные деревянные колонны поддерживали перекрытия второго, жилого этажа, разделенного на мужскую и женскую половины. Его стены были рублены из дерева, крыша крыта толстыми тёсаными досками. А её скаты венчало бревно, загнутый комель которого вырезан в виде конской головы. Широкая дверь, как и в остроге, также вращалась на стержне, укрепленном в выдолбленный камень. Только тот был из твёрдой древесины лиственницы. Перед домом — крытые сени, где, как и в подвале, располагались кладовки.

Рудники находились недалеко от поселка, поначалу на разработках большими кусками попадалась самородная медь. Теперь приходилось с помощью огня, воды и деревянных клиньев раскалывать породу, каменными молотами и роговыми кирками дробили руду, поднимали в плетеных корзинах на верх.

Недалеко от шахт, в печах, сложенных из камней и обмазанных изнутри глиной плавили металл — смешивая медную руду с углем, нагнетая воздух кожаными поддувалами. Отдельная мастерская стояла в остроге, там священнодействовал мастер Чахлый. Сплавляя медь с оловом, он получал боевую бронзу для отливки кинжалов, топоров и наконечников копий.

Плавя медь с красными и жёлтыми кристаллами солей мышьяка, иногда встречающихся в медной породе, по одному ему известным рецептам и соотношениям, Чахлый получал бронзу золотистого или серебряного цвета, идущую на украшения и даже на зеркала. Ещё не старый по зимам, мастер был лыс, хром и часто заходился удушливым кашлем, ядовитые испарения мышьяка постепенно загоняли его в могилу.

Большинство металла увозили на продажу, но часть мастера обрабатывали на месте, кроме оружия и инструментов отливали и украшения для местных красавиц — жён и дочерей лесовиков-охотников.

С голода тут никто не умирал, за металлы щедро расплачивались зерном и скотом, да и не только ими. Иногда приводили редкий двуногий товар — жертв межплеменных стычек пленников — подростков, их охотно покупали, рабочих рук и женщин не хватало. Промысловики из замиренных родов в обмен на изделия из звенящей бронзы и красной меди приносили пушнину, шкуры, кожи, ровдугу — мягкую, хорошо выделанную лосинную или оленью замшу, искусные поделки и украшения из кости. В огромных туесах таскали орехи, бруснику и клюкву. Радж опять с удовольствием пил молоко, Уолко же с него прошиб понос. Бывший Рыба, по-прежнему предпочитал больше молчать, в посёлке его многие считали немым. Живший в окружении светловолосых людей, теперь он с интересом приглядывался к так похожим на него, черноволосым и узкоглазым обитательницам острога.

Но даром друзья хлеб не ели, поначалу дробили руду каменными пестами в ступах до размера гороха, лазали в шахты и даже пробовали добывать её в тесных щелях забоев, освещенных смолистыми факелами — ломали породу, тыкая тонкими концами каменных колотушек. Не понравилось, Радж с содроганием вспоминал похожие на склепы штреки. На счастье их быстро перевели на заготовку угля в лесную ватагу углежогов. Сначала вместе с остальными работниками готовили площадку в назначенном старшими месте — снимали дёрн, махая мотыгами из лосиного рога, выдирали корни и трамбовали землю. Потом плели щиты из веток, таскали чурки и обрезь, стараясь плотнее набить вертикальные кладки дров, укладывая самые сучковатые и смолистые поленья в середину. Под присмотром старшины углежогов Ашвата и его помощника суетливого Шишки покрывали кладки сплетенными щитами, обкладывали дерном, деревянными лопатами забрасывали землей.

— Эй, косорукие, много не наваливайте, продух оставляйте! — кричал Шишка.