Навык ножевого боя в рукопашной схватке используй, руку правильно сложи — вот тебе и нож. Кулаком бьёшь, как и копьём — вкладывай в удар движения ног и спины.
Девдас неторопливо затачивал песчаником внешний диаметр принесенных из рудного поселка чакр — блестящих новой бронзой плоских колец. Мальчишки заинтересованно следили за его работой.
— Учитель, ты покажешь нам, как ими правильно воевать? — вкрадчиво спросил Радж.
Отшельник вздохнул.
— Сейчас ими мало кто пользуется. Охотнику боевые кольца бесполезны, да и простому воину от них толку мало. Ни доспехи, ни щит ими не пробьешь, а метать драгоценную бронзу в безоружных беглецов глупо. Чакры нужны в сражениях на колесницах, как дополнительное оружие против ратэштаров, промежуточное между луком и копьем. Летят на пятьдесят шагов, но работать надо на коротком расстоянии по шее и рукам, и лучше скрытно. Многие чакры на бортах крепят, я за спиной на ремнях носил, что грудь перепоясывают, нитью прихваченные; из-за плеча, или сбоку одним рывком нить рвешь и сразу кольцо бросаешь.
Девдас отложил наточенные чакры, задумчиво почесал затылок.
— Возьмите завтра топоры, да за липой сбегайте, бревно принесёте в тело толщиной, длиной в полтора роста, в землю вкопаем — мишень будет. Вроде и ни к чему вам эта наука, да лишних знаний не бывает.
Так у парней добавилось работы, метали кольца с разных рук в мягкое дерево, разными хватами, из-за плеча и от пояса, в движении, в прыжках и переворотах.
Как-то вечером Радж осторожно спросил у старика о потаённом.
— Говорят, воины в бою в безумие впадают?
Рыба испуганно уставился на него чёрными глазами.
Девдас пригляделся к огненной пляске пламени, подправил поленья и задумчиво ответил:
— Раньше на битву голыми ходили, только в племенной раскраске и в боевое безумие без хаомы впадали, да и по ныне такое случается. Бьются с отрубленными руками, ногами, с животом распоротым, дротики из своих тел вырывают и обратно бросают. Горло врагу зубами грызут. Индре такие герои любы.
— А тебе, Учитель?
— Что ж в том доброго, если они, в боевом безумии в зверя обращаются и своих от врагов не отличают? Мы люди, не звери, а человек со зверем всегда управится. Боевая ярость хороша, когда она осмысленна и в узде держится.
— Как же зверя обуздать?
— То дело долгое и не простое, пройдешь Посвящение, тогда о том поговорим.
Девдас в одиночестве уже протоптанной стежкой поднимался в горы, на своё излюбленное место, порой использую шест как посох. Шел по альпийским лугам, где оранжевым пожаром горели жарки. Бережно обходил, стараясь не затоптать доходящие почти до колена, крупные цветки этой таёжной розы. Осторожно трогал блестящие, словно лакированные лепестки. Гудели мохнатые шмели, над цветами кружились в любовном танце белые и желтые бабочки-крушиницы.
Постепенно луга переходили в горную тундру, кедровый стланик цеплялся за каменистую почву покрытую ягелем. Чем выше поднимался, тем прохладнее становилось, злой ветер принялся трепать длинные седые волосы. Отшельник достал из наспинной котомки и надел синий тёплый плащ — подарок Симхи. Застегнул серебряную фибулу. На плоской вершине сопки среди усеянных лишайником камней, громоздилась плита, похожая на трон, взятый предками во дворце одного южного владыки и виденный им в молодости на Западе. Подножие плиты утопало во мху, правый край был расколот, как будто ударом исполинского молота. Сел на ступеньку, высокая спинка прикрыла от порывов ветра. Прислонил к камню шест. Зашумели крылья, в надежде на подачку, рядом опустился ворон, часто сопровождавший ведуна в его прогулках. Не обманулся в ожиданиях и на этот раз — человек бросил ему кусок вяленого мяса.
Сверху открывался вид на цветущую долину, тёмную массу хвойной тайги и нежную молодую зелень лиственниц, ещё ниже узкой извилистой полоской блестела речка. Прошелестел короткий тёплый дождь, туча ушла, в синеве вновь, расплавленным золотом засиял солнечный лик, и над миром, на полнеба распахнула свои объятья разноцветная радуга.
Отшельник устало прикрыл глаза. Опадёт лепестками цвет жарков и за Раджем приедут, наверное сам Симха. Всё ли он сделал, чтобы приготовить мальчика к новой ступени жизни, всё-таки много в нём ещё воска. Ха, это ты сам постарел и расслабился. Может прав Магх, сравнивая тебя с бабой, мечтающей о мире? Вот в нём-то воска нет вовсе. Симха помнил тебя прежнего, поэтому привёз на воспитание сына, раньше ты убил бы Магха за обидные слова на месте, невзирая на родство, обычаи гостеприимства и сопровождающих людей. Благодарю тебя, Митра — победитель тьмы, что выжег её у меня в сердце вместе со злобой и ненавистью.
Пустое, что смог для Раджа, то сделал.
Больше тревожил Готама, второй сын Симхи и уговор по поводу его судьбы; вспомнил задумчивого и мечтательного мальчика, любящего слушать сказки и песни аэдов, ему скоро проходить Посвящение; и Рыба, какой из него Волк. Мальчишки привязались друг к другу за четыре года, и теперь он хочет сопровождать Раджа в Логово Стаи, хоть я не раз объяснял, что его там не примут.
Ворон, склевав мясо, подобрался поближе, крутнул головой, сверкнув внимательным глазом.
Поглядев на птицу, вспомнил жену, она была из рода Ворона. О свадьбе по обычаю сговаривались родственники, и мы впервые увиделись на обряде. Какой же она была красивой в пятнадцать зим, сердце ухнуло и забилось от счастья, когда с её лица сняли свадебное покрывало. Тебе и самому тогда было не намного больше, минула зима, как прошел Посвящение… Внезапно накатило другое воспоминание — обгорелое тело жены на руках, задохнувшиеся в дыму дети…
Девдас застонал, не сумев сдержаться, побелели костяшки пальцев, вцепившихся в камень.
Долго успокаивался, ходуном ходил живот, восстанавливая дыхание, пока сознание привычно не рвануло знакомой тропой вверх, к свар — лока (небу света), где в Сварга — Ирии ждут родные. Увидел прекрасную сероглазую женщину с распущенными чёрными волосами, стоящую с русоволосым мальчиком на руках, бегущую навстречу дочку … Подождите, милые, недолго осталось.
Очнулся, на окаменевшем лице засыхала мокрая дорожка, скатившаяся из левого глаза.
Мальчишки знали, что им скоро предстоит расстаться, Уолко признался, что не может оставить старика в одиночестве. Незадолго до назначенного времени, Радж спросил у друга, серьёзно глядя в глаза:
— Согласен ли ты стать моим кровным братом?
Уолко, обычно утвердительно кивающий головой, отчётливо ответил «Да!».
На следующий день непривычно торжественный Радж подошел к отшельнику, и с поклоном попросил разрешения провести обряд.
— Это очень серьёзное решение для того, кто только начинает жить. Братство крови сильнее даже братства рода. У мужчины не может быть больше двух побратимов. У меня был только один.
Но не стал отговаривать, отвел воспитанника в укромное место на склоне горы, где среди камней пробивались стебли злато цветной хаомы. Срезал несколько побегов.
— Вам хватит. Выдави сок и разбавь водой. Место выберите сами, и лучше днём, чтобы Варуна и Митра свидетелями были.
Потом передал старинную серебряную чашу.
В полдень друзья стояли у корней старого четырех ствольного дерева, рядом с жертвенной плитой горел костёр, каркали вороны.
Надрезав кинжалами запястья, смешали кровь с соком хаомы и чистой ключевой водой. По очереди отпили из чаши, остаток плеснули в огонь. Радж ощутил хвойный привкус и участившееся сердцебиение. Побратимы крепко обнялись и обменялись кинжалами.
Приехал Симха. Подъехал днём, так же как в прошлый раз на одной колеснице, без телохранителей. Обнявшись с отшельником, пристально рассматривал подросшего сына. Тот церемонно, вместе с Уолко, поклонился отцу. Вождь, улыбнувшись, ответил тем же. Сын изменился, уже не тот пухлогубый ребёнок, что четыре зимы назад — высокий для своих лет, выгоревшие волосы перехвачены пращой, голый по пояс, босой. На загорелой груди поверх амулета связка клыков и когтей — охотничьи трофеи, на поясе бронзовый кинжал, сбоку — метательный нож.
Осматривал отца и сын. Пати стал старше, лоб рассекли морщины, сильнее прорезались носогубные складки лица, морщинки затаились в уголках глаз и губ, в золотой гриве засеребрились седые пряди. Но по-прежнему не согнуты широкие плечи, бугрилось тугими мышцами тело.
Радж стоял с копьем на площадке для тренировок, неподалёку от мишеней, залатанных помногу раз. Бхерг пристально разглядывал Симху, но не подходил, вождь тоже не подозвал пса, только скользнул взглядом.
— Покажи, чему научился — серьёзно произнес отец.
Подросток взял связку дротиков. Принялся метать в мишени, из-за волнения один раз промазал.
С луком получилось лучше, стрелы густо легли в центр чучела.
Симха попросил посмотреть лук, с удивлением убедился, что он хоть и слабенький, но боевой.
Подошел Девдас.
— А ну-ка, покажите, как копьём владеете.
Подростки сошлись в учебном поединке.
Опытный воин заметил постановочность некоторых схваток, добродушно усмехнулся.
— Ну, хватит, молодцы.
Подошел к отшельнику и ещё раз обнял.
Вечером взрослые много разговаривали и пили у очага под навесом. Временами до Раджа доносился раскатистый смех.
Вождь рассматривал лицо сидящего напротив человека. Он помнил отшельника в разных ипостасях — великолепным воином — непобедимым ратоборцем, увешанным трофеями;
почерневшим от горя, когда сгубили его семью, молчаливым и как будто окаменевшим, оживавшим лишь в битве, тогда от него шарахались не только враги, но и свои.
Сейчас перед ним сидел длиннобородый седой риши (мудрец), но живостью сияли его глаза, в морщинах, сбегающих с их уголков, пряталась лукавая усмешка.
Симха привез вина из дальних краев в запечатанном кувшине.
— Давненько мы с тобой такого не пили.
Достал из сумы тяжёлую золотую чашу, с резьбой по ободу, наполнил до краёв красным, как кровь, ароматным напитком, отпил половину и передал отшельнику, когда тот опустошил сосуд, веско сказал: