Мушика заявил, что хочет повторить подвиг своего вождя.
«Дурная затея», — думал про себя Симха, спускаясь в окружении своих воинов и гостей — «какой только глупости по молодости не сделаешь». Зим шестнадцать назад ему действительно удалось завалить тура, но тот был поменьше, а до этого они долго гоняли быка по степи.
Впереди война, и он не хотел, чтобы Мышонок глупо рисковал жизнью, но и запретить забаву разгоряченным и жаждущим зрелища воинам было бы не верно. Вождь нашел взглядом Марута, коснулся лука и указал на быка, ратэштар понимающе кивнул.
Черный тур с обсидианово блестевшей шкурой, налитыми кровью глазами водил из стороны в сторону, угрожающе наставляя на псов острые рога в полтора локтя длиной; тяжелый подгрудник свешивался почти до земли, метелка длинного хвоста яростно хлестала по вздыбленным ребрам.
Внезапно решившись, бык, отшвырнув широкой грудью взвизгнувшую собаку, бросился на прорыв к приближающейся цепи загонщиков, прямо на колесницу. Стоящий на ней возница торопливо натягивал тетиву, но испуганные лошади понесли в сторону, выронив лук, он с трудом сумел удержаться за передок. Следом за быком побежало и коричнево-рыжее стадо. Воины из оцепления успели метнуть боло, одна из коров повалилась на землю, запутавшись ногами в прочной веревке. Собаки кинулись преследовать животных, но они быстро скрывались в облаке красной пыли.
Спустившиеся ратэштары разочарованно заулюлюкали в след. Мяса было добыто с избытком, но упущена возможность редкого зрелища.
Вдруг, почти из под самых ног загонщиков выскочила сайга, видимо до этого опрокинутая в беге сородичами. Бестолково заметалась туда-сюда.
«Ату её, Аста (Стрела)!» — скомандовал своей собаке Ястреб.
В несколько гигантских прыжков, как белая молния, гончая настигла жертву и повалила её, вцепившись в горло. К хозяину возвращалась уже неторопливой рысью, гордо вскинув загнутый хвост, измазанная в крови морда светилась незамутненным восторгом. Ратэштары одобрительно качали головами — обычная собака ни в жизнь не догонит быстроногого сайгака.
К ущелью подошли усталые загонщики, глядя на завалы мертвых тел, Радж спросил Пирву:
— Ну, и стоило полдня на себе косулю тащить?
Тот почесал затылок.
— За то своё, и мясо вкусное, с горьковатой сайгачатиной не сравнишь.
Взяв большую дань со степи, весь следующий день занимались разделкой туш и заготовкой солонины, на воловьих упряжках привезли бочки и соль. Её покупали по дешевке у соседей, а те добывали лежащую толстой коркой соль на берегах полу высохших озер.
Щедро посыпали её грязно серыми кристаллами, предохраняя от порчи, и снятые шкуры.
Глава двенадцатая
По пыльному торговому шляху, опираясь на посох из благородного дерева, бодро шагал бородатый старик в обтрепанном, когда то белом балахоне, придерживая второй рукой заплечную котомку с торчащими из неё рогами лиры.
Редкие прохожие или проезжавшие возницы равнодушно разглядывали бродячего певца.
Не боялся он и дорожных грабителей, что взять с бедняка, кроме дешевого инструмента, наскоро сварганенного из панциря черепахи, овечьих кишок и рогов сайгака.
Нещадно палило солнце, утомленный жарой путник остановился, поправив повязку на голове, откупорил баклагу из выдолбленной тыквы и сделал несколько скупых глотков. Затем, прищурившись, взглянул на раскаленное добела небо, где высоко-высоко, неподвижно висела в дрожащем мареве черная закорючка какого-то стервятника.
Опустил взгляд ниже, насколько хватало взора — до самого окоёма, тянулось выжженное зноем пространство каменистой степи, разрезанное колеёй древней дороги с торчащими на обочинах то тут, то там выбеленными на солнце костями. Порыв южного ветра вздыбил на ней облако легкой пыли, поперек большака заструился песок. Старец прикрыл лицо широким рукавом, переждав атаку суховея, упрятал баклажку в котомку, отряхнув одежду, размеренным шагом продолжил свою стезю.
Несмотря на вражду знати соседних племен, для купцов и странников проход по торговым путям был свободным. Вожди даже следили за порядком и безопасностью дорог. Богатые владельцы больших караванов щедро расплачивались с ними за покровительство, платили торговые и мостовые сборы, а кроме того делились важными новостями. Во время своего, как правило, многодневного пути, в редких селениях вдоль тракта торговцы меняли нужную людям мелочь на еду и выпивку.
В тех же селищах ночевал и старик, зажиточные хозяева охотно оказывали ему гостеприимство, исполнением гимнов он с лихвой расплачивался за миску похлебки с ячменной лепешкой и ночлег в сарае или на овине.
На пятый день его нагнал обоз из трех, запряженных волами, добротных кибиток с кожаным верхом. Странник сошел на обочину, разглядывая путешественников.
Первая телега, обогнав его, неожиданно остановилась. Спрыгнув с облучка, к старцу подошел невысокий мужчина с обмотанной белым полотном головою, в легком длиннополом халате. Приятное округлое лицо с прищуренными черными глазами, обрамляла аккуратная, уже начинающая седеть, бородка; яркой синевой блеснула висевшая на шее цилиндрическая печать, вырезанная из куска лазурита. Рядом сразу же очутился, поправляя длинный кинжал на поясе, здоровенный телохранитель, на голову выше хозяина, с каштановой бородой, заплетенной в две косицы. Несмотря на жару, он был в доспехе и в кожаном шлеме.
Купец почтительно обратился к старику.
— Благослови наш путь, риши (мудрец).
Певец положил посох на пыльную, пожухлую траву, сложив руки и обратив взор к безжалостному полуденному светилу, прочел короткий гимн, добавив в конце «Асту!» (Да будет!).
— Дальняя дорога опасна для одинокого путника, — продолжил купец. — Если ты направляешь свои стопы в Дакшин, раздели с нами путешествие.
Старец внимательно всмотрелся в его лицо, в глазах мелькнуло узнавание.
— Благодарю тебя баху-матах (уважаемый). Пусть дэвы пошлют тебе удачу во всех начинаниях. Могу ли я узнать твоё достославное имя?
— Меня зовут Чандак Хиранья, как мне обращаться к тебе?
— Девдас — отшельник коротко поклонился.
— Абду, подсади странника во вторую повозку — обратился купец к потному телохранителю.
И вот уже полдня Девдас трясся на мешках прикрытых рогожей, ему действительно нужно было в Дакшин, и с обозом он доберется туда быстрее. Возница и широкоплечий охранник, по виду кшатрий, не докучали разговорами. Воин лишь подвинул поближе колчан с луком и взял в руки копьё, прежде лежавшее поодаль.
Отшельник вспомнил, где и когда он видел этого остроглазого купца — шестнадцать зим назад во дворце правителя ишкузи Парама Праджна. Тот, без сомнения, также сумел разглядеть в длиннобородом старике прежнего ратэштара, иначе не посадил бы нищего бродягу в середину обоза с дорогим товаром, а иной нет смысла возить в такую даль. Старец лежал на мешках с солью, её добывали люди соседнего племени, но Чандак торговал ещё и металлами.
Девдас не беспокоился, и даже успел выспаться; вряд ли купец задумал дурное, если же у него есть к нему какое-то дело, то расскажет об этом на привале.
Вспоминал былое и купец, перед его мысленным взором вставали картины давнего прошлого.
В тот день их с покойным ныне отцом и другими уважаемыми людьми пригласили на пир ко двору правителя послушать знаменитого слепого певца Мадху. Великая честь! Уже на подходе к дворцу они наткнулись на взбудораженную толпу, окружившую двух человек — припертого к облупленной стене растерянного слепого старика, бережно прижимавшего дорогую кифару и заслонявшего его своим телом крепкого мужчину в белом балахоне, безоружного, держащего в руках лишь дорожный посох.
Незнакомец походил на матерого волка в окружении стаи собак. Сходство ещё больше усиливали наполовину седые, похожие на шерсть этого хищника, волосы и начинающая отрастать борода.
И ещё взгляд, Чандак рассмотрел его, подойдя ближе — спокойный и безжалостный волчий взор. Ни капли страха не было в нем, только презрение к толпящимся и галдящим вокруг зевакам, а ещё, на миг, промелькнула свирепая радость.
Слышались истеричные вопли: «Ракта Парс! Кровавый Барс!»
Вперед протиснулись воины с кинжалами в руках, но и они пока не решались нападать, только сыпали угрозами и оскорблениями.
Над толпой полетели камни, один из них ударил мужчину по лбу, потекла кровь, тот не стал уклоняться, по-прежнему прикрывая собой слепца. Лишь оскалился неожиданно белыми, крепкими зубами. Пролитая кровь возбудила толпу, словно многорукий, многоногий зверь она жадно заурчала и придвинулась вперед, нетерпеливые задние подталкивали нерешительных передних.
И тут это сборище, как сыр ножом, разрезала колесница правителя, телохранители умело и быстро освобождали проезд, раздвигая толпу широкими плечами и тупыми концами копий.
— Что здесь происходит? — послышался зычный голос глашатая.
— Это Кровавый Барс! Убийца наших детей! Покарай его, о, повелитель!
Кричал растрепанный старик в богатой одежде, с золотым ожерельем на груди и тяжелой серьгой в правом ухе.
Тут раздались слова самого правителя.
— Успокойтесь люди! Разве вы забыли заветы предков? Даже самому лютому врагу следует оказать гостеприимство, если он с миром пришел в твой дом. Самое страшное преступление для ария — это предательство доверившегося тебе. Этот махир (герой) пришел к нам безоружным, в пыльных одеждах странника. Он мой гость и я сам решу его судьбу.
На состоявшемся пиру гости не столько слушали песни знаменитого аэда Мадху Гатхака, как пялились на Кровавого Барса, сидевшего по левую руку от нового правителя ишкузи Парамы, сменившего со временем в устах людей прозвище Шрона (Хромой) на Праджна (Мудрый).
Вечером на привале, поужинав мясной похлебкой, странника попросили спеть. Тот не заставил себя долго уговаривать, подтянул струны своего немудреного инструмента, и с помощью костяного плектра исполнил несколько гимнов.
Люди стали устраиваться на ночлег, Абду распределил среди воинов очередность ночной вахты, вопросительно глянул на хозяина. Купец отрицательно покачал головой, и телохранитель отправился к кибитке.