Чандак и Девдас остались у костра вдвоем, в наступившей тишине слышен был даже шелест осыпающейся золы. Купец подбросил в огонь сучьев, огляделся по сторонам и негромко заговорил.
— Вижу, господин, что ты путешествуешь скрытно. Я не хочу лезть в твои тайны, но желаю помочь.
Красные отблески разгоревшегося костра играли на неподвижном лице его собеседника. Немного помедлив, тот ответил.
— Благодарю тебя, уважаемый Чандак, но не понимаю, о чём ты ведешь речь.
— Мы, купцы, заинтересованы в безопасности на торговых путях, и знаем, благодаря кому, кроме нашего повелителя и доблестного Симхи, прекратилась кровавая война на Востоке.
Если благоволение дэвов не оставит нас, через два дня будем в Дакшине. Понадобится кров или помощь, обращайся, господин, любой в городе покажет мой дом.
Отшельник благодарно склонил голову, приложив руку к сердцу. Девдас не собирался откровенничать с купцом, но ему было приятно услышать его слова. Дакшин торговый город и в нем найдется много сторонников мира, торговцам и ремесленникам война ни к чему.
Именно за миром и ехал он туда по просьбе и поручению Симхи. Когда колесница вождя внезапно появилась у его пещеры, после короткого разговора пришлось собираться в дальнюю дорогу и наскоро прощаться с Уолко. Передав ему мешочек с золотом и две оставшиеся чакры, строго сказал воспитаннику:
— Жди меня до листопада, если не вернусь, уходи в поселок рудознатцев, к Хвару. Уну с собой возьми.
Если Радж пройдет Посвящение, отдашь ему нашейную гривну и лук — это подарок его деда. Себе возьмешь пояс с кинжалом и боевой топорик, золотую чашу и плащ верни вождю.
Когда в горный посёлок пойдешь, вещи в рогожу укутай, а лук берестой замотай, кроме Хвара никому их не показывай. За десять раз меньшее богатство убивают.
— Возьми меня с собой Учитель.
Ничего не стал отвечать растерянному подростку, только ободряюще похлопал по плечу.
Симха тайком подбросил его на колеснице до торгового шляха, вручил тощий мешочек мелкого серебра на дорожные нужды, назвал имена двух человек, к которым можно обратиться в Дакшине, и крепко обнял на прощание.
Отшельник ещё долго сидел в одиночестве у догорающего костра, языки пламени постепенно опадали, почерневшая древесина рассыпалась тлеющими углями. Старик вспоминал недавние события, думал о смерти Готамы и о том, как выстраивать разговор с правителем ишкузи, если он вообще состоится.
Девдас ещё в первый свой приход в Дакшин понимал, что Парама оставил ему жизнь не из врожденного благородства и, не только соблюдая заветы предков. Он собирался использовать его в своих интересах, ну ещё, может быть, присутствовало легкое любопытство к личности знаменитого бойца, безоружным пришедшего в руки врагов. Не терял правитель и осторожность, сидя рядом с Парамой, Девдас на протяжении всего пира ощущал напряженный взгляд стоящего за спиной телохранителя.
В город ишкузи, тогда ещё Аджит пришел за своей смертью, отчаявшись найти её на поле боя. Душа выгорела и почернела, как степь после пожара, тоска по погибшим и чувство вины, неизбывной болью продолжали терзать её. Смерть и мучения врагов уже не приносили облегчения, пьяный загул и наркотический дурман даря краткое забытье, делали его опасным для окружающих, лишь чудом он не пролил кровь родовичей.
Он понимал, что смерть в руках кровных врагов будет мучительной, и надеялся ценой своих страданий увеличить вероятность соединения с семьей в Сварге. Но не пришел ещё его срок, а Сваргу нужно заслужить другим способом, так ему объяснили в горном храме, где он пробыл почти три зимы, осваивая духовные практики, постигая древние знания и мудрость артаванов. Дорогу туда указал ему правитель ишкузи, связав до конца жизни узами благодарности.
Именно путешествие на Запад принесло ему избавление от боли и подарило не эфемерную, а реальную надежду на посмертное воссоединение с семьёй.
До окраин Дакшина добрались ближе к полудню, Девдас еще раз поблагодарив купца и попрощавшись с попутчиками, направился на местный рынок, с любопытством осматривая разросшийся за последние годы город.
Расположенный, как и многие арийские поселения, на месте слияния двух рек, Дакшин с высоких круч террасами спускался от цитадели с торчавшими над ней сторожевыми башнями к речному порту на пологом берегу реки Джаласвати. Город, население которого насчитывало несколько тысяч человек, богател на торговле металлами, шерстью и кожей, кожевенные мастерские располагались и в самом городе, как раз неподалеку от порта. Между речными причалами и стенами цитадели раскинулась просторная площадь, день был торговый и на ней шумел красочный южный базар.
Он закрутил и завертел отвыкшего от такого множества людей и немного растерявшегося отшельника обилием красок, звуков и запахов. Привычное для воина обостренное восприятие сбивало мельтешение людей и животных. Помимо обычных запахов людских, часто немытых тел, конского пота, сырости и тины близкой реки, навоза домашних животных, обоняние тревожили полузабытые ароматы фруктов, южных цветов, специй и пряных женских притираний. Ужасно раздражала толкотня, отшельник с трудом сдерживал реакции тренированного тела на резкое сближение и бесцеремонные толчки спешащих по своим делам горожан. Большую часть покупателей и расхваливающих свой товар продавцов составляли мужчины, но встречались и закутанные в платки женщины в сопровождении служанок. Желтые воды медленно текущей южной реки были мало пригодны для питья, и крикливые водоносы назойливо предлагали прохладную и чистую воду из колодцев. Раздвигая толпу широкими плечами, спешили надзирающие за порядком охранники с палками в руках и кинжалами на поясе — в рядах торговцев снедью поймали воришку.
Шагая мимо загонов с блеющим и мычащим скотом, Девдас отметил, что по соседству с животными торговали и людьми. На обтесанном камне стоял в истрепанной набедренной повязке кучерявый худой мужчина со связанными спереди руками. Неподалеку топтались ещё несколько таких же понурых бедолаг, а также три немолодых женщины с двумя подростками. Коренастый воин в распахнутом кафтане что-то объяснял обступившим его покупателям. Странник покачал головой — во времена его молодости мужчин в плен не брали, обращенный в раба воин всегда мог сбежать, или того хуже, убить хозяина и его семью. Не связывались также с младенцами и старухами, другое дело молодые женщины и девушки, на них всегда есть спрос.
Прежде всего, Девдасу нужно было найти людей, названных Симхой. Одного из них — торговца кожей не было в городе, и отшельник отправился искать горшечника Апаха, выполнявшего большие заказы для их дворцового хозяйства. У ворангов изготовление посуды издревле считалось женским занятием, хотя обжиг теперь в основном брали на себя мужчины; а большинство их женщин были из местных племен и лепили горшки по старинке — спирально-ленточным способом.
Эти изделия не могли соперничать по качеству и красоте с радующей глаз посудой мастера, работающего на гончарном круге. По словам Симхи, гончар имел торговую лавку на базаре и большую мастерскую в пригороде. В ряду горшечников, Девдас разглядел похожего по описанию человека — высокого, сутулого мужчину средних лет. На прилавке и обмазанном глиной полу стояли его разнообразные по форме и размеру изделия — от мелких сосудов для притираний и женской косметики, до огромных толстостенных чанов для хранения зерна, неподъемных для обычного человека. Но прежде покрытых яркой глазурью кувшинов и чаш, в глаза почему-то бросились натруженные мускулистые, с вздувшимися венами, руки мастера, с неожиданно длинными и изящными пальцами с намертво въевшейся под ногти глиной.
Дождался, пока гончар закончит разговор с осанистым, богато одетым мужчиной в высоком колпаке. Поторговавшись, тот купил две большие, с затейливым орнаментом, вазы. Долговязый подросток, по виду сын мастера, бережно прижал их к груди и понес вслед за покупателем.
Гончар уже во время торга косился на странного старика стоящего возле его лавки. Девдас подошел поближе и начал разговор.
— Да ниспошлют дэвы тебе удачной торговли и благоденствия родне и близким. Скажи мне, не к славному ли мастеру Апаху я обращаю свою речь?
Мужчина кивнул.
— Да, это я, какое у тебя дело, уважаемый?
— Мне поручено передать тебе привет от знакомого.
И концом посоха быстро нарисовал на земле перед прилавком стилизованное изображение льва, сразу же стерев его ногой.
Гончар изменился в лице и испуганно заозирался по сторонам. Потом взял себя в руки и тихо проговорил, запинаясь.
— Я внимательно слушаю тебя, господин.
— Успокойся. Мне нужен всего лишь приют на ночь.
Апах суетливо переставил расписные чаши, затем вытер и так чистые руки.
— Скоро вернется мой сын, и я сразу же отведу тебя в мой дом.
Девдасу не понравилось странное поведение гончара: «Что с ним? Почему так перепуган?»
— В этом нет нужды. Не стоит привлекать лишнего внимания. Я подойду к тебе по окончании торгового дня.
Отшельник двинулся к овощным рядам, пройдя мимо залежей привычных репы и моркови, стал приглядываться к полузабытым фруктам — липким привозным финикам, мясистым плодам лиловой смоквы — сытной еде и без хлеба, оранжевым абрикосам и красным гранатам. Рядом с мелкими желто-красными полосатыми дынями лежали такие же некрупные арбузы с белой сладковатой мякотью, хорошо утолявшей жажду и пища бедняков — кислые дикорастущие яблоки и груши.
Пожалел, что уже отошла черешня, но на прилавках горками краснели кисловатые костянки кизила и терпко-сладкие мелкие плоды джиды — непременный атрибут восточного базара, из их полосатых косточек дети делают себе бусы.
Рядом с обычным торговали и бараньим горохом — нутом, ещё одной едой бедных, песочного цвета горошины, напоминающие по форме голову совы. Его ели в сыром и жареном виде, мололи в муку и добавляли в похлёбку и жаркое.
По соседству с золотистым луком белел чеснок — джангиду, защита от демонов — ракшасов и амулет от сглаза, но чаще головка чеснока и ячменная лепешка служила пайком наемному работнику.