— Здрав будь Девдас — пробасил вождь — встречай гостей.
— Гости в дом, боги в дом. Давно тебя не видел.
Мужчины обнялись, хлопая друг друга по спине, Симха возвышался над отшельником почти на голову.
— Ты всё ещё крепок, старый друг.
— А ты закабанел, куда подевался стройный, вечно голодный Симха, легкий как ветер.
Вождь широко улыбнулся.
— Привез младшего сына, хочу, чтобы ты поделился с ним знаниями и мудростью.
Симха вынул из мешка дорогой подарок — шерстяной плащ, окрашенный вайдой в синий цвет, с массивной серебряной застежкой. Старик, пощупав плотную ткань, было протянул его обратно.
— Такой подарок достоин вождя — пати, но не старого отшельника.
— Не оскорбляй меня отказом, пусть он согревает тебя холодными вечерами.
Поели сытной мясной похлебки, каждый своей ложкой, вождь серебряной, остальные деревянными. Когда Лучика, с уже слипавшимися глазами отвели спать в закуток пещеры, Симха достал из повозки бурдюк с пивом и друзья уселись у очага. Огни костра отражались в глазах лежащих рядом собак, в отдалении послышался волчий вой, Бхерг бесшумно шагнул в темноту, к загону с всполошившимися животными.
— Как он похож на свою мать. Когда я впервые увидел Ситу, мне показалось, что сама Анахита — богиня тысячи ручьёв спустилась на землю.
Девдас, для начала плеснув пива в костер богам, отпил из бурдюка и передал его вождю. Тот сделал глубокий глоток и задумчиво промолвил:
— Я не встречал женщины красивее её, но Лучик не девочка, мужчине красота не важна, а мальчику опасна. Бабы в пэле избаловали его своей любовью, ему не выжить в Стае. Ты был лучшим воином, и если бы захотел, то стал вождем, и я прошу тебя, родич и друг, помоги ему выжить и пройти Посвящение.
На вершине каменистого склона возвышалось на тридцать локтей необычное дерево. Перекрученный ствол, состоящий из четырех разветвлений толщиной в два локтя каждое, цепляющихся за грунт корявыми корнями. Словно свитый из сыромятных ремней, весь в наплывах, серовато коричневая кора ребристая и в трещинах, но крона была густой и зеленела. Как будто четыре воина в панцирях встали спина к спине и протянули мускулистые руки к небу.
У подножия дерева в беспорядке были разбросаны черепа и кости животных, уже очищенных от плоти, но ещё издававших запах разложения. На ветвях сидело несколько воронов, один скрипуче каркнул.
— Мы называем его «крата дару» — крепкое дерево, растёт медленно, но очень твёрдое, тонет в воде. Оно было таким же сто зим назад, когда четыре наших племени пришли в эту гигантскую котловину, загнав поклонявшихся медведю на север, ближе к верховьям великой реки, которые местные называют Ионесий — большая вода. Мой посох из него.
Девдас дал потрогать красновато-желтую тяжелую древесину, отполированную долгими прикосновениями. Лучик раньше видел только кустарник этого дерева — темно красные молодые побеги, образующие колючие изгороди непроходимые для скота. Украшенную венком из трав телку подвели к плоскому камню у подножия священного дерева. Отшельник поднял руки к сияющему в зените светилу и протяжно заговорил — запел:
«Мы молимся Солнцу, бессмертному свету, чьи кони быстры.
Мы почитаем Митру, чьи пастбища просторны.
Дарящего блаженство, покой арийским странам.
Пусть нам придет на помощь, придет на исцеленье,
Придет нам на победу, пусть нам придет на счастье.
Победоносный, мощный, обману не подвластный.
Достойный восхваленья всего мирского Митра,
Чьи пастбища просторны». («Ригведа», здесь и далее перевод Елизаренковой Т. Я.) Звуки зычного голоса волной растекались по долине, порождая невнятное эхо, Лучика охватила невольная дрожь. Отец, тем временем, взял одолженный у отшельника каменный молот, привычным движением оглушил животное и перерезал ему горло кривым ножом, подставив под шипящую струю каменную чашу, затем аккуратно вылил кровь под узловатые корни. Вдвоем быстро освежевали тушу, шкуру с головой и нижней частью ног забросили на дерево, там сразу же началась птичья возня. Требуху отдали сопровождающим собакам. Сердце с частью подкожного жира, ведун бросил в горевший рядом костер, пламя радостно взметнулось вверх. Туда же полетели мягкие детские волосы, сбритые острой обсидиановой пластиной. Отшельник начал другой гимн.
«Дающий срок жизни, о Агни,
Испив сладкого, приятного коровьего жиру,
Защити его, как отец сына!
Оберните, одарите его блеском для нас!
Дайте ему долголетие, смерть от старости!
Сто долгих зим проживи ты,
И окружи себя процветанием богатства!
Приди, встань на камень! — Девдас жестом указал мальчику встать на жертвенную плиту.
Пусть твоё тело станет камнем,
Пусть создадут тебе Все-Боги
Срок жизни в сто зим!»
Симха разрезал дымящуюся печень на три части. Меньшую протянул Лучику: «Ешь, привыкай к пище воинов». Вкус сырого мяса был непривычен, мальчишка быстро измазался в свежей крови. Потом его положили на камень, и Девдас нанес острой палочкой из священного дерева родовую татуировку на левую половину груди — стилизованное изображение льва. Отец вылил на плиту со следами крови чашу хаомы и сказал:
— Ты больше не носишь детское прозвище, теперь твоё имя Радж, как у деда, будь достоин его славы.
Девдас протянул мальчику тёмную от времени серебряную чашу, отвар был нестерпимо горек на вкус. Вскоре его веки сомкнулись, от живота к груди пошла волна сильного жара, и Лучик почувствовал, что теряет сознание. Накатила темнота … Рассудок, с трудом возвращался в застывшее тело, но это уже не было телом человека. Он перебирал четырьмя маленькими лапами по каменистой сумрачной тропинке, через клочья зловещего тумана. Было холодно и повсюду воняло разлитой кровью. Подступающая тьма таила явную угрозу и порождала панику, заставляя быстрее шевелить лапками. Это длилось целую вечность. Вдруг раздался женский крик: «Лучик, берегись!». Кто такой этот Лучик? Потом осенило — Мама! Невдалеке послышались раскаты утробного рычания, в тумане сначала проступили угольки красных глаз, а затем на тропу, прижав острые уши, выпрыгнул чудовищный черный зверь, в раскрытой пасти сверкнули клыки, по ноздрям ударило смрадом. Неожиданно паника сменилась волной ярости, и малыш зарычал в ответ, бросая вызов великану. Что-то огромное перелетело через тело, и впереди оказался мощный лев с густой золотистой гривой, грозно проревевший: «Р-Радж». Сразу же наступило спокойствие, а затем тьма забвения укутала истерзанный мозг.
Глава вторая
Радж проснулся от прикосновения, его тормошил за плечо вчерашний узкоглазый мальчишка. Раскалывалась голова, нестерпимо ныла распухшая левая половина груди. Мучила жажда.
— Ты кто? Чего тебе?
Но тот ничего не отвечал, жестами зовя за собой. С трудом поднялся с вонючих, плохо выделанных шкур, в одних штанах, рядом не было ни нарядных красных сапожек, ни расшитой рубахи. Лучик очень гордился новой одеждой, всего зиму назад он, как и все малыши, без разницы пола, бегал в одной длинной сорочке.
Пошел к входу, вошедшее светило ударило по глазам. Сколько же я спал? Внизу отец с Девдасом беседовали у запряженной колесницы, телятину уже стаскали в ледник, подготовленный ещё зимой, в отнорок уходящий вглубь пещеры. Отец передал отшельнику небольшой мешок с пшеном — остатками прошлогоднего урожая и завёрнутую в войлок початую головку сыра. Перед отъездом Симха подозвал волкодава, внимательно посмотрел в глаза, и, показав рукой на сына, сказал лишь одно слово «Охраняй!». Бхерг заскулил в след отъезжающей колеснице.
Подошел Девдас, на вопрос мальчика: «Где моя одежда и обувь?» старик покачал головой.
— Обращайся ко мне Учитель и говори, только получив разрешение. Бери пример с Рыбы, когда я его впервые встретил, он орал, как резанный, зато сейчас молчит, как и положено рыбе. Одежду будешь носить, какую изготовишь себе сам, а обувь до зимы не понадобится. Пойдем, покажу тебе расщелину, куда нужду будешь справлять.
И пошла у Раджа новая жизнь. Утро начиналось с пробежки вниз по склону к протекавшей неподалеку горной речке, с ледяной, ломящей зубы водой, в которой приходилось купаться в любую погоду. Затем, подобрав камень, выбранный Учителем, бежать уже по склону вверх. От непривычных усилий ходуном ходила грудь, глаза разъедал пот. Всё это он проделывал вместе с Рыбой, мальчишкой на год старше, хотя и меньше ростом. Несмотря на старания и гордость ему никогда не удавалось его перегнать. Неподалеку от пещеры стояла лиственница с хитро обрубленными ветками. Рыба на одних руках прыгал по ним снизу до верхушки и обратно как белка. Надо же, рыба-белка. Радж же висел, как сопля, по выражению деда, и мог подниматься к вершине, лишь используя ноги, тот заставлял повторять упражнение по нескольку раз каждый день. Поначалу болело всё, особенно страдали без привычной обуви ноги, хотя старик вечерами обрабатывал их дурно пахнущей мазью. Но вскоре кожа огрубела.
Разумеется, никто не отменял и занятий по хозяйству, мальчишки таскали воду в кожаном ведре, наполняя огромную кадку, деду нравилось сидеть в горячей воде с пихтовыми ветками, бросая в неё раскаленные камни. Любящий чистоту отшельник и их заставлял следить за собой; помимо ежедневных купаний, каждую седмицу они мылили головы приготовленным из золы щёлоком, промывая затем волосы отваром ромашки или крапивы. По настоянию Девдаса отец увёз красивую одежду, но оставил дорогой гребень, выточенный из золотистого самшита, и теперь мальчик расчесывал им свои отрастающие локоны.
Воспитанники собирали ягоду в лубяные туеса, хворост и черемшу на пологих лесных склонах, отмахиваясь от слепней; пробирались через буреломы, отдирая прилипшую к лицам паутину. Особенно пугал непривычный для Раджа своим безмолвием и мраком ельник. Густые кроны тесно смыкались наверху колючими ветвями, почти не пропуская света, а нижние, полу отмершие, покрытые свисающими космами лишайников, тянули к мальчику свои кривые облезлые лапы.