Раны вскоре зажили на нем, как на собаке, открылся и, как он думал, потерянный глаз. Кормили их какими то отбросами, за которые ещё и приходилось драться. Вначале хотелось просто сдохнуть, но жажда жизни оказалась сильнее. Он воин, и должен продать свою шкуру подороже.
Окружающие же мужчины вели себя и выглядели как потерянные овцы и как овец их погнали по каменистой дороге на север, в столицу захватчиков, что располагалась в поросшей зеленью дельте, образованной распадающимся на множество рукавов Хапи, недалеко от побережья Зеленого Моря.
Мельком ему удалось увидеть его бесконечную ширь и сверкающие на солнце волны, только не зеленые, а похожие по цвету на вино, которое ему довелось пить во времена недолгой жизни при дворце. Проведя через огромный город, овеваемый приносящим прохладу северным ветром, их погнали дальше на восток, по слухам в медные копи или каменные карьеры, откуда нет возврата.
Разглядев встречную вереницу измученных, похожих на тени, заморенных людей, загнанных отупляющим трудом в скотское состояние, задумал побег.
Добыв обрывок веревки, он ночью задушил охранника и, прихватив его копье, бежал в пустыню, ни на что не надеясь, кроме как на возможность умереть не бесправным скотом, а свободным человеком. И он шагал по раскаленному песку навстречу восходящему солнцу день и ночь, и ещё день, шагал, пока хватало сил. А потом упал, ибо они закончились, и приготовился умереть, без сожаления принимая смерть как закономерную расплату.
Спасли его караванщики, случайно наткнувшиеся на обожженное безжалостным светилом тело, точнее седобородый тамкар, заинтересовавшийся беспомощным человеком. Наткнувшийся на него погонщик, хотел просто забрать копьё с бронзовым наконечником — кому нужен беспомощный бродяга, чтобы тратить на него драгоценную в пустыне воду, а тем более тащить много переходов на себе. Не товар же с ишаков сбрасывать?
Но рука полудохлого намертво вцепилась в древко, не беда, погонщик уже приноровился выбить копьё ногой, а если не выйдет то и отрезать большой палец, бронзовый наконечник ценная вещь. Но купец подошел поближе и запретил это делать; он напоил человека и два перехода, пока тот не оклемался, вез на своём муле, шагая рядом и придерживая бедолагу, чтобы не упал.
Дальнейшие события подтвердили прозорливую мудрость старца, когда на них напали пустынные бродяги, спасенный безоружным (копьё у него всё таки забрали) бросился на них, на бегу уворачиваясь от стрел, пущенных из слабых луков, голыми руками отобрал копьё и прикончил трех разбойников, пока остальные не разбежались. Так он пристал к охране каравана, а со временем и возглавил её.
Спасший его тамкар оказался из большого торгового города Ашшура, что на реке Идиглат (Тигр), чьи выселки разбросаны на многих караванных дорогах. Древний город носил грозное имя бога охоты, а затем и войны, и населяли его сильные люди, привыкшие столетиями отражать вторжения из степей и с гор. Как и их южные соседи из Баб-Илу («Ворота Бога» — Вавилон) — крупнейшего перекрестка торговых путей, они говорили на диалектах аккадского языка. Но в отличие от торгашей юга большинство ашшурцев не оставили кочевой, пастуший образ жизни своих предков. Со временем Такем освоил их сложный язык и сопровождал нового хозяина по его торговым делам. Звали того Алад — Уцур, большая часть жизни тамкара — агента крупных торговых домов проходила в дорогах, но в Ашшуре у него была своя крыша над головой. Двухэтажный дом хозяина располагался неподалеку от зубчатой городской стены, сложенной из желтого кирпича, но был обширным и Такему даже выделили в нем отдельную каморку без окон, сразу же за входной дверью, выкрашенной в красный цвет, чтобы отпугивать злых духов.
Земля за городской стеной дорога, но в доме был небольшой внутренний дворик со своим колодцем (большая редкость), с очагом для готовки и цилиндрическим тинуру (тандыром) для выпечки лепешек. Нашлось там место и розовым кустам, и трем, дающим тень, пальмам.
Обстановка в доме считалась богатой, конечно не Такему, видавшему роскошь царских дворцов, но и для него она не была убогой. Деревянная кровать стояла только у хозяина, правда на красивых ножках в виде львиных голов и с медными вставками. Имелось у него и кресло с подлокотниками и пара деревянных сундуков. Дерево в безлесном Междуречье было ещё большей редкостью, чем в Та-Кеми. Кровати и двери передавали по наследству, как величайшую ценность. Табуретки и встроенные скамейки делали из глины или тростника. Сам Такем спал на утолщении из утрамбованной глины, постелив на него циновку. Жарким летом, он, как и многие предпочитал ночевать на крыше. Жара стояла большую часть года, лишь поздней осенью и в начале местной зимы несколько недель лили дожди и громыхали страшные грозы. Спасали от зноя глухие стены дома, лишь под самой крышей оставляли узкие окна, перекрытые решеткой. Свет попадал через открытые внутренние двери, а ночью помещения освещались глиняными лампами с плавающим в кунжутном масле фитилем.
Самым прохладным местом в доме был подвал, рабыня поливала по утрам водой из колодца покрывавшие пол шлифованные керамические плиты; испаряясь, вода освежала воздух. Стены были побелены известью, а в комнате старика ещё и украшены коврами.
Кормили в доме обильно и сытно, с продуктами было хорошо, в стране снимали по два урожая в год.
Еда была простой — ячменная или пшенная каша с кунжутным маслом, вареные бобы или чечевица, лук, чеснок, пшеничные, ещё горячие лепешки из своей печи. В речном краю хватало свежей и вяленой рыбы, ну а по частым здесь религиозным праздникам на стол подавали тушеную баранину и вино.
Не многие имели свой колодец, а перегретая мутная вода в каналах и реке была для питья мало пригодна, поэтому жители города пили много пива — ячменного и приготовленного из фиников. Кстати их, да и других фруктов и овощей, также хватало на столе тамкара. Здесь Такем впервые попробовал незнакомые ему арбузы, дыни и гранаты.
Что удивило, так это то, что в доме была канализация. Нечистоты из двух отхожих мест (один только для хозяев) отводились через выложенную кирпичом траншею с деревянной решеткой на конце, чтобы в дом через неё не пробрались воры. Туда же стекала вода из обмазанной асфальтом керамической ванны. Через систему труб и водостоков нечистоты города и дождевая вода сливались в каналы и реку.
Освоившись, Такем стал чаще гулять по путаному лабиринту теснящихся стен домов, стиснутому городской стеной. С любопытством разглядывал квадратные храмы, сложенные из кирпича-сырца, похожие на зубчатые боевые башни, оседлавшие платформы из утрамбованной глины.
В центре любого крупного города Междуречья высилась гигантская много ступенчатая башня-зиккурат, достигавшая в высоту сотни локтей и напоминавшая гробницы-горы его родины. Её стены часто были окрашены разными цветами, украшены причудливыми барельефами и облицовкой из обожженных, покрытых цветной глазурью кирпичей. Роме не интересовался местными богами, поклоняясь теперь только Маат — богине мирового порядка и справедливости, что воплощает собой Истины ровный свет. Только на справедливость в посмертии ему оставалось уповать.
Но люди, обитавшие в этом месте, Скорпиону были любопытны. В торговом городе они толпились на улицах и площадях, в длинных, до пят, разнообразно окрашенных одеждах, на родине он не видел такого обилия в расцветках, кроме белого, голубого, коричневого и зеленого. Ткани же были в основном из шерсти и хлопка, лён, в отличие от Чёрной Земли, в климате Междуречья плохо рос и одежды из него считались роскошью.
Мужчины были черноволосы, с длинными, часто завитыми бородами, по большей части широкоплечие и плотно скроенные — сильный народ; своими горбоносыми лицами, грозными, слегка навыкате глазами и взглядами исподлобья они напоминали ему быков. Богатые важно расхаживали по улицам в высоких, расшитых головных уборах и опираясь на резные посохи. В отличие от одетых только в рубашки с коротким рукавом простолюдинов, они носили поверх них одеяния из роскошной ткани с разноцветной бахромой и множество украшений — в ушах, на груди и на пальцах. Для уроженца Та — Мери, мужчины которой носили лишь наручные браслеты, это казалось диковатым.
Но его больше интересовали женщины, они разжигали любопытство закрытостью лиц и фигур. На родине девушки отличались более свободными нравами и одеждами, даже не считая дворцовых певиц и танцовщиц, ходивших на пирах в прозрачных сорочках или же только в украшениях на голое тело.
Но и в городах Междуречья хватало доступных женщин — обычных и храмовых проституток «надиту», в отличие от свободных женщин они ходили с непокрытой головой.
Экзотический темнокожий красавец со светлыми глазами вызывал интерес и у замужних дам, они лукаво поглядывали на него раскрашенными очами, полу прикрыв лицо покрывалом.
Но общение с ними могло создать серьёзные проблемы.
Алад-Уцур со смехом рассказывал, как в молодости, когда он по делам был в Баб-Илу, его чуть не утопили в Бурануме (Евфрате), когда застали с чужой женой. По закону прелюбодеев должны были связанными бросить в воду, но, в последний момент ревнивец простил свою молодую красавицу-жену, и любовника тоже пришлось отпустить на волю. Алад-Уцур тогда по- быстрому сбежал из города.
Такем кивал головой, законы в Ашшуре царили жестокие — за многие преступления грозила смерть или увечья. Одну казнь на площади он видел своими глазами — молодую женщину посадили на кол за убийство мужа.
Основной доход хозяину приносила торговля, но не брезговал он и ростовщичеством, ссужая нуждающимся свинец, бывший у горожан средством оплаты, под двадцать процентов годовых.
К удивлению Такема договора заключали письменно, на глиняных таблицах, многие ашшурцы знали грамоту. Были в городах Междуречья и свои школы, причем уже тысячи лет, начиная с таинственных шумеров. Да, дикарями их не назовешь. На родине Скорпиона священные письмена (иероглифы) насчитывали несколько тысяч знаков, и изучение их было великим искусством, сродни магии.