Впечатление от красоты окружающей природы портил висевший над ними гудящий рой кровососов, пришлось подбросить в костер сильно дымящих гнилушек. Когда его накрыло удушливой завесой, соловей-варакуша обиженно пискнул и упорхнул.
Поутру дым от прогоревшего костра тихо сползал к реке, сливаясь с туманом. В молочной пелене раздался утробный голос выпи, разбудив Раджа. От реки тянуло сыростью, юноша зябко поежился. Телохранитель задумчиво сидел вблизи тлеющих головешек, неподалеку от уткнувшейся дышлом в землю колесницы понуро дремали стреноженные лошади.
Повернув на юг, колеса повозки затряслись по обкатанным камням высохшего русла, объезжая кустарники, успевшие прорасти в промоинах. Местность неуловимо менялась, на смену яркой зелени пришли охристые пейзажи полупустыни с редкой растительностью, ещё не выжженной солнцем.
На кусте тамариска Радж разглядел на верхней ветке караулившую пташек и похожую на маленького дракона ящерицу-агаву, покрытую крупными острыми чешуйками.
Из песка выскочила узорчатая ящерка, заметив проезжавшую колесницу, зарылась обратно, извернувшись гибким телом. Проскакали на длинных задних лапках тушканчики, махнув на прощанье хвостами с ярко-белой кисточкой, Радж вспомнил, как эти забавные зверушки поразили его в первый год жизни в Дакшине.
Завидев суетившихся, похожих на хомяков, песчанок, Такем повернул повозку в сторону. Под мелодичный свист зверьков, далеко объехал маленькие светлые холмики их колонии, сбавив ход, чтобы кони не поломали ноги, случайно угодив в норку. Благо трава в округе была выедена этими грызунами. Поднимая облачка пыли из под копыт выпархивали куропатки.
К исходу дня добрались до гряды причудливых холмов, над обликом которых тысячелетиями потрудились вода и ветер. Поодаль, между бугристых песчаных выносов, располагалась необычная роща. Перекрученные и переломанные, будто свитые из сыромятных ремней, стволы жадно впивались наполовину обнаженными ветром корнями в охристый песок, напоминая то гигантских змей, то узловатые руки и ноги великанов, чудовищных пауков, то сидящего на коленях человека с запрокинутой головой и растущей вверх запущенной бородой (саксаул). А вот стоящая раком женщина с устремленной в небо пышной гривой и непристойно раздвинутыми ногами. Радж вспомнил Дайю и невольно покраснел, испытав нешуточное возбуждение.
Добравшись до гряды, устроились на ночлег у этой природной стены из твердого песчаника. Свет костра выхватывал из мрака контуры колдовской рощи и изрезанную красноватую поверхность холма. Радж вдруг разглядел в его складках очертание тупой морды великана-людоеда с полуоткрытым ртом и маленькими глазами-щелками. Невольно поежился и бросил в костер обломок ветки странного дерева. Деревяшка разгорелась ровным пламенем, без дыма и копоти, парень почувствовал необычный, но приятный аромат. Таким же непривычным был и вкус приготовленного на этой древесине мяса антилопы подстреленной из лука сегодняшним днем.
Во время своей вахты Радж разглядывал усыпанное яркими звездами небо, прислушиваясь к незнакомым звукам погруженной во тьму полупустыни. Скромница-луна, являя миру свою красу, прикрылась тонкой вуалью дымки, над головой неслышно скользили летучие мыши. Нежно пели цикады, легко попискивали другие насекомые, издали диссонансно грубо донесся сиплый вой гиены.
Ночные мотыльки летели на свет, и костер равнодушно слизывал их огненными языками. «Так и люди находят раннюю смерть, стремясь к яркой славе» — юноша вспомнил слова Учителя.
Вскоре во мраке загорелись и осторожно приблизились две пары светящихся глаз, лошади тревожно всхрапнули, неуклюже переставляя стреноженные передние ноги. Привлеченные запахом жареного мяса на стоянку пожаловали шакалы. Достав пращу, Радж поднял с земли осколок камня и запулил им в сторону незваных гостей. С визгом и подвыванием те скрылись в кустах тамариска, похоже, в кого-то попал. Проснувшийся Скорпион недовольно повернулся на другой бок.
К середине восьмого дня выехали на дорогу, с обочинами, поросшими серебристой лебедой и колючим чертополохом. Ночевали в небольшом селении, окруженного полями с уже начинавшими колоситься злаками, в доме знакомого Такему местного старосты. С удовольствием поели горячей похлебки, в дороге они обходились без котелка. Исхудавшим лошадям засыпали в ясли ячмень. Староста расспрашивал телохранителя о новостях, но тот лишь улыбался, ссылаясь на плохое знание языка. Молчал и Радж. В обмен на гостеприимство Скорпион оставил обрезок потемневшего серебра. За годы жизни в городе заложник поневоле ознакомился с местными формами оплаты. В отличии от предпочитавших натуральный обмен и исчислявших стоимость в головах крупного и мелкого рогатого скота ворангов, ишкузи переняли единицы веса и стоимости у древних торговых цивилизаций. Основой служил серебряный сикль — вес ста восьмидесяти зерен зрелого ячменя (8,5 гр.). Медь менялась на серебро в соотношении 80-100 к одному, серебро к золоту как 10–12 к одному.
За серебряный сикль того же ячменя можно было купить десять мешков, за двенадцать — четырнадцать сиклей — крепкого быка. Лошадь стоила в полтора раза дороже.
Вырезанные из диорита образцы мер веса хранились в храмах, 60 сиклей составляли мину, 60 мин — один талант.
На двенадцатый день путешествия подъехали к местной твердыне — стоящей на обрыве поросшей камышами речушки и огороженной частоколом крепостце. У ишкузи она называлась не пелэ, а пури. Оградой был обнесен и обширный плоский холм, куда во время вражеских набегов собирались люди, и сгонялся скот из окрестных селений. Проехав охраняемые первые ворота, остановились у тропы, полого взбирающейся по склону ко второй ограде. Стреножив лошадей и оставив лишнее оружие вместе с луками в повозке, дальше шли пешком.
Одинокую колесницу заметили издали. Из вторых ворот навстречу вышел высокий черноволосый мужчина, одетый в красный распахнутый кафтан, и штаны из хорошо выделанной коричневой замши. Его левая кисть была обрублена, а правая лежала на рукояти бронзового меча-копеша, оттягивающего богато украшенный пояс. На широкой груди, кроме гривны, висел золотой оберег — вписанный в круг крест, солярный знак божественного колеса — символа вечной жизни.
Сзади толпилось несколько вооруженных копьями подручных, пара лучников наблюдала за приезжими со стены, но спокойно, без суеты. Телохранителя Парамы здесь многие знали.
Накануне приезда путники вымылись и принарядились, Такем сменил кожаную обмотку левой руки на серебряный браслет, Радж переоделся в одежду, переданную ему Парамой, ту, что была надета на его первом в жизни пиру. Расчесав длинные волосы самшитовым гребнем, он перевязал их узорчатой лентой. Окрашенная вайдой рубашка с вышитыми оберегами по вороту и подолу обтягивала широкие, не по возрасту, плечи, черный пояс с костяными и серебряными бляхами, подчеркивал тонкую талию. На нем в простых черных ножнах висел бронзовый кинжал хорошей работы и метательный нож, дар Ювана. Такем запретил ему прятать оружие в сапог.
— Хозяев можешь обидеть. А местный старшина муж своенравный, имя у него Малла (Силач, Единоборец), кому попало, такое прозвище не дают. Я то, его недолго знаю, а с ванакой они с детства друзья.
Мужчины склонили голову в приветствии равных. Радж повторил жест старшего спутника.
— Здрав будь, Скорпион. Что это за маноджа манава с тобой?
С легкой усмешкой произнес Малла. (Можно перевести и как «прекрасный юноша» так и «прелестный мальчик»).
Темнокожий телохранитель улыбнулся и отделался присказкой, которую выучился связно выговаривать у местных. Он не собирался объясняться перед толпой.
— Ты сперва нас напои, накорми, а потом расспрос веди.
Малла раскатисто захохотал, хлопнув крепкой рукой Такема по плечу.
— Вот это по-нашему! И крикнул красивой женщине в высоком уборе.
— Майя, накрывай на стол!
Подходя к усадьбе окруженной многочисленными хозяйственными пристройками, заметили девичью стайку в светлых холщовых платьях и с венками на головах, те возвращались через другие ворота с какого-то обряда, посвященного местной богине. Впереди, держа за руку ребенка, по виду младшую сестру, шагала высокая девушка с васильковым венком на пышных черных волосах. Такем удивился, в Дакшине васильки цвели на смену луны позже. А ещё подумал, что у него на родине этот цветок был символом плодородия и считался царским, достойным лишь пер-она.
Тонкий ценитель сразу приметил прелесть ещё окончательно не расцветшей юной красы.
Стройная, как тополек, немного угловатая, девушка была чудо как хороша. Особенно поражали глаза — большие, миндалевидной формы, со зрачками редкого цвета, своим сиянием они напомнили бывалому воину драгоценный аметист. Увидел, как застыл Радж, как внезапно вспыхнула ярким румянцем и опустила глаза девушка. Понимающе усмехнулся — красивая пара. И по хорошему позавидовал ученику, даже его наивности и неискушенности. Его самого уже не проведешь и не одурманишь их чарами, Такем хорошо знал цену и женским словам, и женской верности.
Девушки смущенно замерли, увидев незнакомцев, только малышка в ромашковом венчике вырвалась из руки красавицы и, скользнув глазами по темнокожему телохранителю, подбежала к Раджу, с опаской потрогала за руку и спросила.
— Ты сын Сурьи?
— С чего ты взяла, милая?
— Только у сына бога солнца могут быть такие волосы.
И застенчиво потянулась рукою к его локонам.
— Можно потрогать? Они не обожгут меня огнем?
Вокруг засмеялись люди, выходка ребенка разрушила взаимную настороженность.
Чем дальше на юг и восток, тем реже встречались светловолосые.
Такем впервые взглянул на воспитанника другими глазами — парень действительно походил на юного бога. И на его родине Радж бы произвел впечатление, обыденность и там и здесь соседствовала с чудесами. Все знали, что дэвы посещают землю и любят местных красавиц, у них рождаются дети. А красота — это явный дар богов.
Радж присел на корточки. Малышка, напомнившая Шашику, потянула его за прядь волос.