Расширив рану, Радж достал из тела удачливую стрелу, благо наконечник из бронзы.
Наломав веток саксаула, развели костер, устроив короткую дневку.
Неподалеку, оставляя за собой пыльный хвост, проскакал табунок большеголовых куланов. Один из упряжных коней, подняв голову, заржал, приветствуя диких родичей.
К вечеру северный край неба потемнел, на горизонте появилось огромное пыльное облако, рыжее, словно лисий хвост. Легкий свист ветра перерастал в басовитое завывание, заструилась у ног песчаная поземка. Вихри всё усиливали свой напор, по растрескавшейся от жары земле запрыгали растрепанные шары кустов перекати-поля.
Встревоженный Тор огляделся по сторонам и погнал лошадей к видневшимся в стороне чёрным скалам. Сумрачная пелена, затянувшая небо настигла их, скрыв лик солнца. По ушам ударил нарастающий грохот и рёв несущегося урагана, хрипящие лошади мчали сломя голову по растекавшемуся как вода песку. Они успели в последний миг, копыта зацокали по щебню, по спинам стеганул запоздалый заряд песка; проскочив в зазор между скалами, повернули налево, скрываясь от ярости бури. В багровом полумраке стреножили и распрягли дрожащих коней, замотали полотном лица. Закрепив камнями колеса повозки, сели прижавшись к стене, внимая ужасающей песни песка и ветра, к ней добавился карябающий душу стон скал. Радж со странным возбуждением прислушивался к буйству стихии, хотелось то ли бросить ему вызов, то ли слиться с этой мощью и полететь на крыльях бури, доверившись судьбе. Тор опустил повязку и крикнул ему в ухо, преодолевая рёв урагана.
— Этих мест… Обычное дело… Ещё не самый большой… Скоро стихнет.
Ветер и правда, вскоре затих, в наступившей тишине только скрипел песок, да щебень скрежетал под ногами. Оглядев коней, стали собирать нанесенный весенним паводком сушняк, споро добыли трением огонь. Раздувая тлеющие искры на труте, Тор пробурчал.
— В дурное место нас пыльная буря загнала. Здешние пиштры эти скалы даже днем стороной обходят. Говорят про обиталище демонов ночи.
Задумчиво огляделся по сторонам.
— Скоро стемнеет, да и лошади устали.
Махнул рукой — Заночуем!
Радж покачал головой — действительно мрачное место. Не видно живности, не слышно птиц, даже карканье ворона.
Неподалеку, среди высохшего бурьяна темнела дырками норок брошенная колония песчанок.
Только из узкой щели, спасаясь от огненного жара костра, выскочил скорпион, грозя ядовитой иглой на конце хвоста, суетливо побежал искать убежище, Радж мстительно раздавил его сапогом.
Запекли на углях и поели горьковатой сайгачатины, на зубах поскрипывал песок.
Тор подбросил в костер сушняка, живее запрыгали огненные блики, высветляя безотрадный пейзаж.
Говорить не хотелось, спутники молча разглядывали гранитные скалы, древние, как огонь и тьма.
На этой земле, прокаленной солнцем, даже камни имели загар, от тысячелетнего жара они покрылись черной патиной. Радж сначала не верил словам воина, но переворачивая щебень, видел его светлую изнанку. Такем как то рассказывал ему, что далеко на юге есть люди с такой же черной кожей.
В напряженной тишине щелкнуло, разбрасывая угли, полешко, парень невольно вздрогнул.
Когда мгла окончательно укутала землю, в лунном свете замерцала каменистая осыпь, сползающая вниз между черными скалами. Стреноженные лошади тревожно храпели и поводили ушами, успокаивающе потрепав их по холкам, Радж отыскал место поровнее и расстелил кошму готовясь ко сну.
Вымотавшись за день, заснул мгновенно, как только сомкнулись ресницы. Сознание покидало усталое тело, вдруг, будто в давнем кошмаре во время обряда получения взрослого имени ноздри наполнило запахом свежепролитой крови, юношу охватил озноб, вот только давешний туман развеялся и Радж явственно увидел сидевшего напротив абсолютно черного то ли тигра, то ли огромного леопарда, ярким огнем горели красные глаза.
С тихим шорохом выскользнул из ножен кинжал, рука облегченно ощутила привычную тяжесть оружия. Уняв дрожь в ноге, крепче сжал рукоять.
— Боиш-шься меня, маль-щик? — раздался вкрадчивый голос с рокочуще — шипящими нотками, пасть демона раскрылась, блеснули клыки, и тошнотворно пахнуло тяжелым смрадом мертвечины.
— Я не испугался тебя даже будучи ребенком. Чего тебе надо, ракшас?
Порождение Темира (Тьмы, Мрака) качнуло тяжелой башкой навстречу.
— Помоги обреш-шти плоть, я дам тебе жа это ш-шилу и влаш-шть.
Раджа резко тряхнули за плечи, парень перекатом ушел в сторону, вскочил, выставив вперед кинжал.
— Что?! Что случилось?
Сбрасывая с себя наваждение, хрипло спросил у Тора. Стреноженные лошади дико визжали, вскидывая в панике задние ноги.
— Меня кони подняли, рядом никого нет, а они бесятся. А ты, как мертвый лежал, дыхания не слышно, только веки вздрагивали.
Юноша потер отбитый в кувырке локоть.
— Кошмар приснился. — Взял в руки головешку от костра, отошел в сторону, заметив, как во тьме расщелины светились два красных огонька — ни у одного живого существа не могло быть таких глаз. Внезапно они исчезли, как бы прикрытые веками, сгусток ночи, чёрный как само сердце Темира, шевельнулся и пропал.
Остановившееся было сердце, вновь гулко забилось в груди. Лошади успокаивались, но продолжали нервно вздрагивать. Со снаряженным луком подошел Тор, положил крепкую ладонь на плечо.
До утра не спали, подбрасывали дрова, не давая погаснуть защитнику-огню. Воин нашептывал заклинания, зажав ладонью амулет.
Глава одиннадцатая
Когда взошел, окрашивая розовыми тонами утреннее небо, сияющий диск солнца, разгоняя нечисть и развеивая козни демонов и колдунов, тронулись в дорогу. Обычно разговорчивый Тор мрачно молчал, сильный мужчина и боец, он не боялся схваток с людьми, тем тяжелее было осознавать свою уязвимость перед темным миром магии.
Но они были воины, привычные принимать любой вызов и подавлять гибельный страх. Радж вспоминая оскаленную пасть чудовища, гадал, что это было — сон, морок или явь, потом встряхнулся. Будь что будет! Это жизнь. Мир полон враждебных людям сил — будь то свирепые хищники или коварные порождения ночи.
Ближе к концу пятого дня пути повстречали огромное растянутое стадо из белесых коз и разноцветных овец, с важно шагающим большерогим черно-белым козлом во главе.
Высокими столбами поднималась в небо пыль, взбитая тысячами острых копыт, забивала ноздри вместе с тяжелым духом овечьего навоза.
Овцы двигались колоннами, пряча головы в тень впереди идущей. Над отарами тучами висела мошкара. Пристав на задние конечности, отставшие козы объедали верхушки саксаула; крупные горбоносые, с сильными ногами овцы щипали редкую траву, или меланхолично пережевывали жвачку. Их свисающие курдюки уже наполнились жиром на сочной зелени весенних пастбищ, отрастала и шерсть после недавней стрижки. Безрогие барашки пробовали бодаться, нетерпеливо блеяли проголодавшиеся ягнята.
В лохматой шапке и длинном халате не смотря на летний зной, неподалеку стоял худой старик. Выжженное солнцем и изрезанное глубокими морщинами лицо пастуха сохраняло невозмутимость глядя на подъезжавшую колесницу, темные руки с корявыми, как корни, пальцами покоились на загнутом посохе. Прибежавшая овчарка, пару раз тявкнув, испуганно прижалась к его ногам. Видать научена горьким опытом общения с колесничными бойцами.
— Привет, старик, как дела? Плодится ли скот? Здоровы ли люди?
Тот молча кивал головой, не ломая шапки, что-то гаркнул на непонятном наречии. С дальнего конца стада прибежал молодой парень, похожий на дарков, виденных Раджем в ущелье. Этот низко склонился перед приезжими. Старик отдал распоряжения, подпасок скрылся в стаде и вскоре вернулся с жалобно блеющим барашком на плечах. Тор перевязал животному ноги и забросил в колесницу. Парень побежал вперед, показывая дорогу.
— Не хочет нас наедине с женщиной оставлять — смеясь, пояснил Тор. — Старик знахарь, очень хороший, и овец, и лошадей лечит. Да и людям поможет при случае. Малла давно на волю его отпустил, женщину предлагал, да тот отказался — стар мол. Три брата из дарков ему стадо пасти помогают, вот они эту бабу и пользуют, вернее двое пока, третий подрастет — тоже будет. У их племени в обычае не многоженство, а как бы сказать… Тор усмехнулся — Многомужество, что ли. Их в горы загнали, женщин мало — родами часто умирают. Да и земли не хватает, чтобы на много семей делить, а так семья одна, дети общие.
Старики рассказывают, и у нас такое раньше бывало, когда с Запада новые земли воевать уходили».
Парень подвел их к саманной лачуге, из неё вышла, низко поклонившись, замотанная в темные тряпки, с полуприкрытым лицом, худая женщина.
Барашка Тор прирезал, воткнув нож под затылок, бросил парню свежевать. Хозяйка склонившись, поднесла им горшок с разбавленным кислым молоком. Радж недовольно скривился, Тор же, утирая стекавшие по подбородку капли, пояснил.
— В жару цельное молоко пить нельзя, понос прошибет, или изжога замучает.
Пока путники занимались конями, поспело угощение — баранина, тушенная в курдючном жире — обычная пища пастухов.
К ночи стадо подогнали ближе к жилищу, вернее на водопой к расположенному неподалеку озерцу. Радж, когда поил там коней, хотел было искупаться, но поглядев на мутные воды и истоптанные копытами, заваленные катышками навоза берега, передумал. Блеющие овцы и бараны, толкаясь, заполнили своими телами неглубокий водоем, стараясь не столько утолить жажду, сколько остыть от перегрева.
Люди брали солоноватую на вкус воду в колодце рядом с лачугой пастухов, Тор с Раджем тоже наполнили свои опустевшие бурдюки и фляжки.
Наступившие сумерки пугали животных, перестав пастись, овцы сгрудились плотнее; когда Радж проходил мимо к месту ночевки, они испуганно ломанулись от него прочь. Остановившись в стороне, громко блеяли, то ли возмущаясь, то ли сбрасывая напряжение от пережитого страха. За парнем от отары увязалось облачко мошкары, она не кусалась, но, тонко пища, назойливо лезла в глаза, пытаясь добраться до слезных желез и в уши.