та бросил противника через грудь. Парень грамотно, с кувырком упал, соскочил, сверкнув вызверившимся взглядом, с рёвом кинулся на Раджа, широко замахиваясь правой рукой.
Суслик рванулся на помощь, стоящие рядом люди испуганно шарахнулись в стороны. Перехватив кожаный повод ближе к ошейнику, Тор поднял хищника над головой, сильно встряхнув, барахтающиеся лапы покорно обвисли.
Воранг в это время резко присел, мгновенно клюнув в открывшуюся подмышку ишкузи собранными в острие жесткими пальцами левой руки.
Такем показывал ему с братьями особые ударные точки, чтобы без оружия сбить агрессию и успокоить пьяного гостя на пиру, не искалечив его при этом. Радж сомневался в полезности этих навыков для себя, а вот пригодились. Десница наглеца бессильно опала.
Внимательно посмотрев на Раджа, воины ушли, набросив парню куртку на плечи.
Вокруг радостно загомонила толпа.
Вечером встретился с Маллой. Архонт, то ли в шутку, то ли всерьез, заявил парню.
— Уж больно ты беспокойный, Радж. Не знаю, как за такого дочь отдавать. Ни дня без приключений!
Тот сухо произнес.
— Я их сам не ищу.
«Вот то-то и оно, что они сами тебя находят. Как бы невольно не притянул и к Карви злую судьбу» подумал мужчина про себя, вслух же спросил.
— Не поделишься, что тебя с дочкой ванаки связывает, не уговор ли?
Радж удивился, а потом рассмеялся.
— С Ледой? Да не дай дэвы такой жены, печень почище Ламасты выгрызет!
Потом жадно принялся расспрашивать Маллу про дочь, здорова ли, всё ли ладно.
Архонт потемнел лицом.
— Видать, приворожил ты девку. Смотреть больно, как чахнет. Все глаза проплакала.
Не стал рассказывать, как рвалась с ним в поездку, как пришлось силком запирать в покоях.
Да и горе горькое в дом пришло, из похода на степняков не вернулся старый друг — муж старшей дочери. Тяжело вздохнув, достал приготовленный сверток, развернул и протянул парню рубаху из тонкого, отбеленного холста, расшитого по вороту и подолу нарядными красными узорами.
Радж с поклоном принял подарок, обычно передаваемый девушкой жениху после сговора, склонившись, ощутил исчезающе слабый, пряный аромат увядших цветов. Сердце кольнуло нежданной болью.
Отдарился заботливо выделанными, тоже женскими руками, шкурами красных волков для Карви.
Малла встряхнул блестящий мех, провел культяпкой по мягкому ворсу. Помявшись, спросил.
— Есть что на словах дочери передать?
Парень твердо глянул в глаза архонта.
— Думы мои только о ней, что обещал, исполню. Слово моё крепко.
Малла с сомнением помотал головой.
— Лады, поглядим. К весне ждем.
Перед отъездом подвез на колеснице два мешка ячменя.
— Коней зимой подкормишь.
Глава четырнадцатая
На днях неожиданно вновь потеплело, прошел дождь, но ночной морозец заледенил не прикрытые снегом растения, хрустящей коркой схватилась и намокшая земля. Олун озабоченно мотал головой, глядя на покрытую льдом траву; у жеребых кобыл после поедания такого корма начнутся массовые выкидыши.
Пастухи сгрудили табун плотной массой и прогнали лошадей взад вперед по пастбищу, сбивая копытами лед.
Пришедшие следом снегопады укрыли растительность неглубоким мягким слоем, лошади и мелкий рогатый скот перешли к обычной тебентовке — они паслись, разгребая снег копытами.
Приучая жеребцов к упряжи, Радж с дозором объезжал окрестности. Сквозь белую пелену падающего снега навстречу колеснице прорвался облепленный им Суслик.
Волки не досаждали, умные хищники держались подальше от всего непонятного — к нему относились следы и метки гепарда рядом с копытами лошадей и колеей, к тому же парень сильно убавил их поголовье в округе.
Сайгаки шли с северных степей на зимовку, опустив голову, брели на юг тысячными стадами.
Их топот и фырканье, сливаясь вместе, далеко разносились по округе, в след за ними, подбирая больных и отставших, тянулись волчьи стаи; чуя поживу, радостно перекликались слетевшиеся на пир вороны.
С началом зимы, обросшие почти белой шерстью, половозрелые самцы сайгаков сходят с ума от буйства гормонов. В безумии гона они утробно ревут и носятся взад и вперед по степи, трутся щеками об кусты, оставляя пахучие метки. И без того большой нос разбухает втрое, резонируя как боевая труба. Наткнувшись на соперника глухо урчат, с разбега бьются рогами, сшибаясь вновь и вновь, пока не определятся победители, густая грива спасает их от увечий в драках. У этих самые большие гаремы, собирая их, самец целыми днями скачет по округе, дерется и покрывает самочек. Не ест и не пьет, лишь иногда торопливо ухватит на бегу снега. Отдав все силы любви, становится легкой жертвой хищников, или просто падает и умирает в изнеможении. Из сотни рогачей после гона выживает не более пяти.
Укрытая снегом степь замерла в стылом покое, на белом поле торчали редкие метелки бурьяна. Мороз покрывал затейливыми узорами гладь озера, сковывая причудливым кружевом и ниспадающие каскады мелких горных водопадов. С неба сыпалась холодная сизая морось.
По мерзлой земле дробно звенели копыта, стоя на колеснице Радж поежился, всё как дома — сизо-свинцовое небо, скрип снега, да вой злого ветра. Скорее бы пришла долгожданная весна, он так соскучился по любимой, вновь и вновь воскрешая в памяти её прекрасный, невыразимый словами, облик; на душе теплело.
Рядом торжественно сидел гепард, сосредоточенно пялясь вдаль янтарно-желтым немигающим взглядом, Суслику очень нравилось ездить на колеснице. Нет в степи зверя его быстрее, вот только бегает он недалеко и недолго, полностью выкладываясь в стремительном разгоне, не может сразу даже есть добычу.
Сегодня собрались на охоту, еды хватало, но глазу и рукам лучника нужна постоянная тренировка, как и коням в упряжке. Да и Суслик ест только свежатину, воротит, привереда, морду от мороженого мяса.
Агил уговорил Раджа сменять шкуру Ламасты, необходимую для ритуалов на защитный доспех. Пастухам была недоступна бронза, но они умело обрабатывали кожу и кость. Вот и для юноши смастерили просторный — с запасом, панцирь из кожи с хребта дикого быка в большой палец толщиной с нашитыми на груди длинными пластинами через отверстия, просверленные в светлой шлифованной кости. На голове шлем из вываренной кожи, прикрывавшей и шею, на руках такие же наручи с костяными бляшками. Парень старался не снимать воинскую справу, привыкая к тяготе доспехов.
Колесница неспешно проехала мимо пасущихся гаремов сайгаков, Радж не обращал внимания на нетерпеливое стрекотание пассажира, ему не нравилось их мясо. Проводив взглядом повозку, успокоившиеся антилопы снова опустили горбоносые головы в заиндевевшую траву.
У Рыжего из под хвоста вывалилось дымящееся яблоко, резко пахнуло свежим навозом. Гепард возмущенно застрекотал, свою большую нужду он справлял, далеко отбегая и тщательно зарывая следы.
По соседству освобождали корм от снега острыми копытами джейраны — вот это другое дело, подобравшись поближе, закрепил поводья на поясном держателе и достал уже снаряженный лук, сбросив рукавицы. Прикинув направление и скорость ветра — до животных было далековато — шагов двести, но ближе они не подпустят; подняв повыше оружие, до упора оттянул тетиву — Ш-ш-ших — прошипела стрела, вдалеке дернулись и метнулись прочь антилопы, одна отстала.
Радостный Суслик уже сиганул через борт, разгоняясь по едва прикрытой снегом земле — только пятки сверкали. Бережно отложив лук, Радж снова взялся за вожжи.
Гепард в несколько гигантских прыжков догнал неуверенно мечущего подранка, сбил с ног длинным когтем и мгновенно вцепился в горло. Когда к жертве подбежал охотник, она уже прекратила трепыхаться. Парень легко шлепнул Суслика по лбу, зверь, урча, отпустил добычу, прерывисто дыша окровавленной пастью. Радж вскрыл джейрану горло ножом, подставив под струю горячей пенящейся крови бронзовую чашу, ту, что выиграл на соревнованиях по стрельбе, тогда он впервые поцеловал Карви.
Нацедив полную, сунул гепарду, юноша заметил, что тот очень любит лакать кровь. Сам же занялся разделкой туши, выпотрошив антилопу, вырезал печень, рванул белыми зубами дымящуюся на морозце, пока ещё полную жизни плоть; потом помыл губы и руки снегом. Подошел Суслик, боднув колено головой, дождался ласки, порылся во внутренностях, лениво что-то пожевал. Ел гепард на удивление мало. Перевернув тушку, Радж на правом боку разглядел след от стрелы, вскользь разодрав шкуру до ребер, наконечник ушел в землю.
Уже мало-мало привычные к повозке жеребцы дожидались его, перебирая копытами, большие головы окутанные парком закуржавели инеем. Обросшие более густой и темной зимней шерстью, кони уже не казались такими золотыми.
Забросил выпотрошенную добычу в повозку, на неё сразу же уселся гепард, чтобы лучше видеть дорогу.
— Ты бы хоть немного пробежался, ленивец.
Суслик в ответ на это лишь сыто зевнул, лошади, в надежде на скорую кормежку, ходко порысили к дому. Добравшись до хижины, парень распряг и протер их, отдав джейрана женщинам; не снимая доспехов, принялся работать шестом. В небе уже догорала, по-зимнему скорая, вечерняя заря.
Жеребцы захрустели ячменем, после тренировки в упряжке Радж обязательно их подкармливал, подвешивая на головы торбы с зерном.
Колесница стояла под навесом, упершись дышлом в снег; в её коробе уже укладывался Суслик, он реально считал повозку своей собственностью, охраняя ночами, спал в кузове или под колесами, в зависимости от погоды.
После зимнего солнцеворота опять обильно повалил снег, добавив заботы пастухам, животным сложнее стало добывать корм. Уставшие овцы вязли в сугробах, не желая идти вперед, под хлесткими порывами ветра сбивались в плотные гурты головами внутрь. Змеящаяся поземка швыряла в лица усталых людей ледяное крошево.
Под круговерть метели, братья подогнали табун к большому стаду Агила, лошади первыми принялись разгребать снег, хватая зубами сухую траву, вслед за ними остатки корма подбирали козы и овцы. В морозные дни, места, где накануне тебеновали животные становились непригодными для пастьбы, снег смерзался и даже лошади не могли разбить его копытами, поэтому табун постоянно двигался вперед, описывая гигантский круг, чтобы к весне вернуться на лучшие пастбища.