Вот и в этот день вновь поднимались на обдуваемое холодными ветрами плато; щурясь от солнца, разглядывали громоздящиеся в беспорядке обрывистые скалы, изрезанные ветром и водой, чахлые кусты, вцеплявшиеся корнями в их трещины, вдали сверкали острыми гранями снежные вершины. Внизу, на дне ущелья неумолчно грохотал бурный поток, взлетал каскадами брызг, оставляя густые клочья пены на блестящие влагой лысины валунов.
Из под ног в небо резко рванули, суматошно размахивая крыльями, вспугнутые охотниками сизые горные голуби.
Арпад зачерпнул ладонью кристально чистой воды из ложбинки выбитой сочащимся из трещины в скале ручейком, омыл широкое, раскрасневшееся лицо. Выпрямился, равнодушно озирая местные красоты. Лужайку с частыми выступами выпирающих горбами валунов, поросшую горной осокой, окружали тёмно-серые в черных провалах утесы. На ближнем торчало заброшенное гнездо грифа — неряшливое нагромождение веток, костей горных козлов, плетей травы и черепов песчанок, ветер шевелил рыжую шерсть оставшейся подстилки.
Выкроив время для забавы до сбора ополчения, вот уже вторые сутки мужчины ползали то по охристым, то по серым изломам скал. Много раз, правда, издали, видели мелькающих белыми охвостьями, более светлых самок с мелкими, по-иному загнутыми рожками в сопровождении игривых, прыгучих ягнят. Те любят держаться вместе, большими, иногда даже тысячными стадами; опасаясь хищников, поднимаются повыше пастись на альпийских лугах. Убегая от преследователей, легко прыгают по камням, забираясь на неприступные, казалось бы скалы.
Могучие бараны — другое дело, мало кому по силам такая добыча, хищников они особо не боятся, вот и кормятся более богатыми и сочными травами ближе к предгорьям, пока отдельно от самок, гон у них в конце осени, тогда в горах далеко разносится эхо ударов рогов.
Уже к исходу дня охотники, хвала дэвам, ухватили за хвост птицу Удачу. На фоне голубого неба, четко обрисовался стоящий на ближнем утесе гордый силуэт барана с перекрученными ребристыми рогами. Они любят так долго стоять, красуясь перед наблюдающими самочками.
Внезапно тот резко повернул голову в сторону подкрадывающихся людей, дёрнулось чуткое ухо, широкие ноздри тревожно вздулись.
Натянув мощные луки, друзья почти одновременно отпустили тетиву, оперенье стрел, во избежание споров, у них было разного цвета, у Арпада пёстрое, Агния — белое.
Подобравшись к упавшему рогачу, осмотрели добычу, оба попали в цвета обожженной глины — коричнево-красный бок, повыше тёмной продольной полосы, но стрела светловолосого лучника угодила ближе к сердцу, кивнув лобастой, лысоватой головой Арпад признал поражение. Рога архара были знатной величины, правда, у левого обломан кончик.
Такие не подходят под кубки-ритоны, для тех обычно берут рога быка или козерога-тура. Отварив, размягченную кость очищают внутри скребком, отполировав снаружи, шлифуют войлоком, окантовывая для богачей срез серебром. На праздниках такие ритоны подают уважаемым гостям, а на пиру в честь Посвящения наполненный пивом или вином огромный сосуд служит дополнительным испытанием для юноши, не допив до дна, его нельзя поставить на стол. Но опустошить гигантский закрученный рог горного барана могут разве что боги.
Вспоров светлый живот, вывалили потроха, оголодавшие охотники, стараясь не пачкаться в свежей крови, поели печени. Передав лук побратиму и сняв куртку, Агний, хвалясь силой, кряхтя забросил на плечи и понес тяжелую тушу, весом чуть ли вдвое больше своего.
Сидя в кустах боярышника на склоне у дороги, ведущей в горы, Жеребху рассеяно покусывал стебелек лаванды, наблюдая, как по колючей ветке карабкается вереница рыжих муравьев, в сетке паутины нервно задрожали стряхнутые ими росные капли. Потом снова перевел взгляд на шлях. «Ракшас знает, сколько нам ещё кочумать в засаде».
Подкупленный даса в усадьбе Агния сообщил его людям о выезде господина на охоту. Воевода понимал, что за сутки те точно не управятся, да дальняя дорога, но с четвёртого дня они с Утаром находились в этом приглянувшемся для засады месте с отличным обзором и удобными путями отхода. Костер не разводили, довольствуясь вяленым мясом.
«Если хочешь чтобы что-то хорошо получилось — делай сам». Вот и Махим занимался тем, что не мог поручить никому. Жаль, но Дакши под рукой нет, у него своя задача, пришлось привлечь не столь доверенного человека, в колесничие взял Щуку, и подумав, молодого Рагина. Их с повозками оставили подальше, в соседней лощине.
Всё ещё зоркими глазами разглядел вдалеке медленно приближающиеся колесницы, кивнув Утару, стал снаряжать лук.
Агний умер мгновенно, как накануне красавец архар, гордо стоящий на утесе. Грубый кремневый наконечник, разорвав мощные мышцы груди, пробил сердце богатыря, вторая стрела, оторвав мочку уха, угодила в гнедого жеребца едущей сзади повозки. В наступившей сумятице столкнувшихся колесниц спокойно отошли, но Жеребху вскоре остановился дождаться погони. Нельзя допустить, чтобы преследователи добрались до места стоянки их боевых повозок. Покопавшись в колчане, нашел ещё одну стрелу с каменным наконечником, пусть думают на дарков.
Когда из кустов вырвался растрепанный, потерявший голову от ярости, Арпад с колесничими, пробил ему стрелой бедро.
Всё, теперь можно отходить. Добравшись до колесниц, стянул с предплечья и сунул Утару тяжелый серебряный браслет.
Тот же путь на колесницах оказался гораздо быстрее, специально подкормленные ячменем кони бодро катили повозки, разбрасывая весеннюю грязь.
Поначалу Мертвяк хотел ехать один, но мрачный Жеребху, отрицательно покачал головой.
— От этой встречи слишком много зависит, поедешь на двух колесницах и людей тех же возьмешь.
Мне лишь Утара оставь.
Разбойничьих шаек хорошо вооруженные бойцы не боялись, на своих землях все знали Дакшу, они ехали на запад под видом проверки сторожевых постов. А на территории Базорка для патрульных разъездов у Мертвяка была бронзовая пластина с его личной тамгой.
На подъезде к деревушке на колу всё ещё торчало заледеневшее зимой и ещё окончательно не оттаявшее, изодранное птицами тело старосты, скалясь редкими зубами и пялясь на путников черными провалами выклеванных глаз; недовольно каркнув, в небо поднялся ворон. Жаль не удалось посадить хитрована туда самому, люди Базорка постарались.
Тогда, в начале зимы, после передачи обоза, свиномордый воин в леопардовой шкуре по имени Гарджа расплатился за зерно серебром, Дакша удивился, Жеребху ничего не говорил ему про деньги. Пожав плечами, не развязывая, взял позвякивающий мешочек. Потерявшего сознание Анадуха оставили в селище степняков. Их же, снабдив припасами, перебросили до пограничья на колесницах; скорым воинским шагом пятеро бойцов добрались до одной из усадьб воеводы, где и зазимовали. Жеребху не хотел, чтобы побратим лишний раз мозолил глаза Параме.
Прошлым летом они договорились с Базорком. Махим принимал номинальное ему подчинение при условии помощи в захвате власти, был у воеводы и план незаметно доставить эту подмогу.
Подумав, степной вождь согласился с его замыслом — прислать отборный колесничный отряд, провести который мимо заслонов тайными путями сумеет Дакша — степь велика. Но сделать это не в привычное для вторжения время, а в начале весны, ещё до сбора ополчения. А для этого надо подкормить зимой лошадей этого отряда — вот почему обоз с зерном в конце осени в земли степняков тайно привел Мертвяк.
Не то, что в измученных засухой владениях Базорка не нашлось бы несколько телег с ячменем, но это было дополнительной гарантией серьезности намерений воеводы ишкузи, ну и сохранения тайны, конечно. Базорк не сомневался, что в его ставке найдутся лазутчики Парамы.
Тогда, на обратном пути, Жеребху ещё раз прояснил свои мотивы задумчивому побратиму.
— Даже для пасти Базорка земли ишкузи слишком большой кусок, как и власть над всей степью. Да хоть и удастся проглотить, они вскоре разорвут его утробу. Арии ещё не готовы к подчинению одному владыке, будь у него хоть сила и свирепость тигра или семь пядей во лбу. Слишком гордый и своенравный народ, и Базорк на этом шею сломит — ждет его если не стрела в спину, то яд в кубке или кинжал в постели. Герои долго не живут.
Мы начали опасную игру, ну так и выбор не велик, или мы Параму — или Парама нас.
Колесница Мертвяка подъехала к приземистой, крытой камышом, мазанке со стоящим неподалеку полупустым загоном для скота, неряшливо слепленным из глины, камней и кривых палок. Мохнатый пес глухо подал голос, туда-сюда испуганно метнулись овцы. Отодвинув полог, держа в руке топор, из жилища выбрался невысокий, коренастый мужик, заросший темно русой бородой скрывающей избороздившие лицо рваные шрамы.
Потом со двора торопливо подошли двое вооруженных парней — в одном из них Дакша узнал похудевшего, с тёмными кругами под глазами, Анадуха.
Захватив селище чауров, Гарджа оставил в нем двух наблюдателей — уже стареющего бывалого бойца и молодого парнишку — колесничего, а также выносливого вороного мерина, способного донести легкого посыльного по снегу до стоянки основного отряда. Они заняли дом старосты, несмотря на внешнюю неказистость, тот был просторным и добротно отделан изнутри.
В этом же доме, без особой охоты, по прямому приказу Гарджи, положили раненного ишкузи, приставив ухаживать местную бабку-травницу.
Тогда, в начале зимы, выпытав у старосты, степняки нашли схрон с награбленным, а в одной из лачуг добили молодого парня с замотанной окровавленной спиной — участника того налета на обоз.
Вожак дал бойцам развлечься с местными бабами, но оставшихся немногих мужиков, попинав для порядка, оставили живыми. Не стали и зимовать в селище стоящем на торговом шляхе — крупный отряд в двадцать колесниц не скроешь возле границы. Забрав большую часть припасов на зиму — «по делам ворам мука», перебрались с колесницами и обозом на выселки — в дне неспешного перехода на север.
Когда установились морозы, большую часть волов, чтобы не кормить, пустили на мясо.