ел и умел хорошо. Базорк отвадил обидчиков от Дола, и друзья часто проводили свободное время, ловя рыбу или охотясь в плавнях недалекого от селения большого озера. Туда они и сбежали, прихватив нужные припасы, вооруженные самодельными дротиками.
Вождь вздрогнул, свирепо оскалив зубы — в память ворвалась страшная морда тигра, внезапно набросившегося на его друга из зарослей, мгновенно сбив с ног и вгрызаясь клыками в трепещущую человечину между тонкой шеей и хрупким плечом ребенка. Тогда ещё Ежик отчаянно заорал, направив своё жалкое оружие на чудовище. Тот раскрыл окровавленную пасть, один из желтых клыков был наполовину обломан, неотрывно глядя на него мутными глазами. Старый, грязный, истощенный зверь с проплешинами на шкуре и от того ещё более страшный. И мертвящий ужас впервые охватил подростка, сковав движения.
Издав сердитый грохочущий рык, полосатый хищник поволок, хромая, свою добычу в тростники.
Отбросив дротик и упав на колени, будущий степной вождь ревел в отчаянии, молотя кулаками грязь и размазывая её по заплаканному лицу, вырывал с корнем стебли рогоза и бросал их в сторону ушедшего хищника, не боясь и даже желая возвращения людоеда. Он сгубил своего единственного, доверившегося друга, без сомнений сразу же пошедшего за ним в неизвестность, оставив семью и род. А теперь он не может даже отомстить за его кровь.
В тот же вечер он пришел в дом отца и встал перед ним на колени, покаянно опустив голову, чтобы тот не смог разглядеть в глазах отблеск лютой ненависти. Он предложил родителю послушание до конца жизни в обмен за месть тигру-людоеду.
Подробно расспросив его о хищнике, отец заставил ждать седмицу.
— Пока мальчишку не сожрет, на приманку не выйдет, а в зарослях полосатого старика нам не взять.
Но и после назначенного срока, лишь на второй день тигр выскочил из густого утреннего тумана к привязанному, жалобно блеющему козленку. Обострившимся чутьём Базорк первым узнал о его приближении, за людоедом тянулась волна смрада. Порывистым движением он разбудил задремавшего отца, сразу же прихватившего копьё, его спутник торопливо набросил тетиву на лук.
Оба не промахнулись, но отрок успел подскочить первым и добить блюющего своей кровью хищника ударом дротика в шею.
По следам и вони добрались до вытоптанной в тростниках прогалины, усыпанной клочьями шерсти и кучами чёрного дерьма с осколками непереваренных костей. Там же нашел останки друга — обглоданные кости и наполовину разгрызенный череп, смердящие, облепленные мухами.
Через год после этого их земли накрыло тяжелой, как могильный менгир, бедой, плющащей и дробящей многие судьбы. В огненный год Пепла трухой осыпалась трава, вместе с Засухой пришел Голод, песчаным смерчем носился он по полям, оставляя высохшие трупы людей и животных. Вслед за ними приковыляла их вечная спутница Война, и слабый стал пищей сильного. Нищета и страдание стали всеобщей долей, череда бесконечных стычек, война всех против всех погрузили степь в хаос.
На их, живущее у воды, племя напали чужаки — отчаянные, потому, что им нечего было терять. Базорк увел женщин и детей на укромный островок в плавнях. Отцу дэвы послали хорошую смерть — Человек Войны, он по настоящему жил только в её стихии. Немногие уцелевшие говорили, что он перебил чуть ли не половину нападавших, степные сказители ещё долго пели о его славной смерти. Врагов вырезали, но выживших своих осталась малость, всего лишь горстка покалеченных мужчин, молодые парни старше Базорка полегли все. В неполные четырнадцать лет ему пришлось брать ответственность за весь род…
Полог шатра, впустив мутный свет, отодвинула рука с широким серебряным браслетом. Вошел Киран Белый, ближник с тех давних времен.
Местность была не пригодна для колесничного боя, спешенные марья вновь выстраивались в плотный клин. Стремительно надвигалась буря, но Базорк всё равно собрал и повел людей вверх по мокрому склону под дождь и мелькание молний.
Ему ли, аватару Индры, бояться грозы! Усмехаясь, подумал: «Да, будущим сказителям будет, о чем петь — «ревела буря, гром гремел, во мраке молнии сверкали…» Индра гнал по небу стада-тучи черных небесных коров, подступившую тьму огнем рвали иззубренные копья его молний, тяжелые удары грома сотрясали землю. Сгрудившихся, как бараны, воинов нещадно хлестали бичи ливня, мокрые волосы облепили головы тех, у кого не было шлемов; только безоговорочный авторитет Базорка мог заставить их идти в этот день на битву.
Накануне он распорядился приготовить хаому сопровождавшим войско артаванам. И теперь бойцы подходили под колышущий сырой навес к котлу и по очереди принимали чашу священного напитка из рук жреца.
Отведав любимого питья бога грозы и сбросив с себя намокший плащ из скальпов, Базорк хохотал, наслаждаясь буйством стихии, потрясая окованным бронзой копьём; вода стекала по голому черепу на волосатую грудь.
Жеребху внимательно смотрел на вождя, производящего впечатление одержимого богом безумца, ожидая, когда он первым рванет вверх. Но, тот, взглянув на ишкузи неожиданно трезвыми глазами, махнув рукой, послал вперед его скару.
Симха был абсолютно спокоен, он уже давно потерял счет боевым стычкам, опыт не пропьешь, да и сила ещё есть. Он доказал это накануне — головы врагов торчали на кольях позади строя. Не страшился и смерти, коли забираешь чужие жизни — будь готов в любой миг отдать свою.
Правда, немного тревожился за младшего сына, для него это первый настоящий бой. С Раджем были связаны большие надежды, вождь досадливо поморщился: «Как Парама с его умом позволил себя убить?» Сын же приятно удивил мастерством владения копьем, славный мальчик — даже гривну ратэштара в одиночку умудрился добыть.
Лицо осыпала морось, вскоре по шлему застучали крупные капли дождя, в темных небесах трескуче бренчало и посверкивало. Сегодня они проснулись от громовых раскатов, да и вода начала просачиваться сквозь ненадежную кровлю. За несколько дней осады срубили балаганы, укрыв лапником, благо лес близок, да и людей нужно постоянно занимать делом.
Сверкнула молния, слепя даже сквозь прикрытые ладонью глаза, чуть запоздав, грянул близкий гром, но его грохот перекрыл гнусавый зов рога в лагере степняков. Там началось шевеление, хмурые воины принялись собираться в боевые порядки. Рог, созывая людей, хрипло ревел, громко и требовательно, Симха удивился, неужели эти безумцы пойдут в атаку в грозу? В час, когда всё живое старается скрыться в убежища, зарыться в норы или в ужасе мечется по степи, они, повинуясь воле своего вождя, собрались воевать? Похоже, для Базорка нет божьих законов, вот и на людей Ястреба напал ночью.
На встречу, бряцая и громыхая, пополз укрытый щитами строй врагов, раза в три больше его, люди временами оскальзывались, елозя ногами на пологом мокром склоне. Зычные голоса десятников отдавали команды. Гонимые волной адреналина новики в конце построения уже не обращали внимания на лупящие их тела струи ливня, нетерпеливо переминались и подпрыгивали, наверно ещё и повизгивают, как молодые псы. Усмехнулся, у нас-то в рядах отборные ратоборцы, привычные биться в переднем строю, только одних ратэштаров одиннадцать, поправил себя — двенадцать, считая Раджа. Неопытных рубак оставили с конями и колесницами в конце распадка у леса, чтобы прикрыть от неожиданного нападения тыл.
Вождь оживился, разглядев внизу залитого водой полуголого здоровяка, вздернувшего вверх окованное бронзой древко. «Неужто сам Базорк?» Увидел и выдвигающуюся вперед дружину Жеребху, встретив его холодный, такой же спокойный, как у себя взгляд.
«Вот и славно! Всё решиться здесь и сейчас».
Стоя под усиливавшимся дождем позади строя ворангов рядом с Мара Марутом, Радж снял тетиву с лука и сунул за отворот доспеха, толку от неё намокшей немного, затянул горловину колчана. Дротик воткнул перед ногами. Поправил на поясе метательный топорик и, перехватив поудобнее данду, перевел глаза на отца во главе строя.
У пати в позапрошлый день обрубили наконечник боевого копья, и он держал в деснице родовое оружие, сработанное ещё во времена прадеда — искусно вырезанный из нефрита и отшлифованный двухсторонний топор-молот на длинной рукояти, прикрываясь почти ростовым щитом с умбоном и окантовкой из блестящей бронзы.
Обычно таким оружием сражались двумя руками, но Симха легко управлялся одной.
Отец, Магх с лабрисом и Мушика со своим молотом немного выдвинулись вперед, составляя, как бы три головы плотного строя, готовые проломить своим страшным оружием и не менее смертоносной силой ряды врагов. Опытные копейщики прикрывали их сбоку и сзади.
Навстречу поднимавшимся рядам полетели дротики и копья, бросил свой снаряд и Радж, тот глубоко вонзился в поднятый щит. Несколько человек во вражьем строю попадали, но ряды быстро сомкнулись. Метательные снаряды полетели и в ответ, гремя об умбоны или глухо втыкаясь в обтянутое кожей дерево. Среди наших потерь не было, оно и понятно, люди опытнее и сверху кидать сподручней.
Заметил как отец, одним взмахом посбивал торчащие из щита древки, но их наконечники продолжали торчать, добавляя веса левой руке.
Два строя наконец столкнулись со страшным грохотом и рёвом, замелькали секиры и молоты, вперед-назад заходили копья. Радж впервые услышал музыку битвы, её ужасающие звуки мгновенно нашли отклик в сердце через память предков и пьянили крепче вина. Крики ярости и боли, звон ударов гулкой бронзы, грохот столкнувшихся и треск пробитых щитов, глухой стук каменных палиц устремились в небеса, услаждая слух Индры. Дождевая вода смешалась с кровью, розовые ручьи побежали вниз по склону.
Опьяненные хаомой, уже не обращающие внимание на грозу, ишкузи и степняки мощно ударили, их более глубокий строй создавал большее давление, но двигаться им предстояло вверх, по мокрой траве, да и встречали их опытные витязи-аршавиры, известные всей Ариана Ваджа герои.
Вцепившись побелевшими от напряжения кистями в шест, с трудом удерживая рвущуюся наружу прану, Радж не отрывал взгляда от отца, возвышавшегося почти на голову над соседями. Поэтому оторопел, когда одна из неуловимо быстро сверкнувших молний, взблеском яростного огня ослепив ратоборцев, угодила прямиком в его увенчанный красным плюмажем бронзовый шлем.